Пьесы - Зот Тоболкин

П о п о в. С норовом лось. Ты сработал, Павел Терентьич?

П а в е л. Балуюсь от безделья.

П о п о в. Все бы так баловались. Искусник!

П а в е л. Глянется, так бери. У меня их много.

Р ы ж и й. А я бы купил.

П а в е л. Я их для радости делал… Радость не продается. Бери!

П а в л а. Размахался, гляжу! Пробросаешься!

П а в е л. Не осуждай, мать. Дарю с намеком. Чтоб помнили про зверят моих, про людей, которые на земле живут.

П о п о в. Благодарствую. Про наказ не забуду.

Л е г е з а. Медку, что ль, попробовать? Подсластить после горького. (Хлебнул, поморщился.) Д-да! Хоть клизму ставь! Пойду, пока не отравился. (Уходит.)

К у з ь м а (забежав в дом, возвращается с туесом натурального меда.) Это вам, Михаил Дмитриевич! От мамы.

Л е г е з а. Мед у меня свой есть, Кузьма. И — без патоки. (Ушел.)

П о п о в (поглядев на развешанные шкурки). Чучела кругом… кто промышляет?

П а в е л. Мать. Она у меня на все руки мастер.

Р ы ж и й. Стало быть, шкурки есть на продажу?

П а в л а. Оставила для себя. Мы хоть и деревенские, а тоже в мехах форсить любим.

Р ы ж и й. Для себя-то всегда настреляешь: тайга рядом. А я бы жене на воротник подарил.

П а в л а. В добрые входишь? Настреляй и входи.

Р ы ж и й. Из меня стрелок как из немого оратор. Продай, Павла Андреевна! За деньгами не постою.

П а в л а. Песец по теперешним временам стоит не дешево. Сотни две набежит.

Р ы ж и й. Куплю, если еще пару белок добавишь.

П а в л а. Возьми на бедность… одну.

Р ы ж и й. Одну-то куда приспособишь?

П а в л а. Уж это твоя печаль.

Р ы ж и й. Хватка у тебя мертвая!

П а в л а. Трудом добыто. За свои труды ты разве меньше с государства берешь?

Г о л о с а. А мне, Павла Андреевна? Может, ондатра имеется?

— Да, хорошо бы на шапочку!

— Доставай, хозяйка! Доставай, есть ведь заначка-то!

П а в л а. Как без заначки? На то она и торговля. Правда, заначка та не моя, братова. А он втридорога берет.

Г о л о с а. Ну, показывай! Не обидим.

П а в л а. Тот не родился, кто меня обидит. А товар вот каков: две росомахи, пяток соболей, куница да дюжина ондатр.

Р ы ж и й. Тут целое состояние!

П а в л а. Не по карману — не бери. Все на добровольных началах.

Начинается распродажа.

П а в е л (отзывает жену в сторону). Поимей совесть, Павла! Три шкуры дерешь!

П а в л а. Не мешай! Сами напросились.

П о п о в (тихо). А я ведь ее за Несмеяну принял…

К у з ь м а. Ты в гостях тут, вот и гости. А то живо вытурю!

П о п о в. Характер-то все-таки мамкин. Точно: мамкин!

П а в е л. Ты бы не встревал, Кузьма, а? Поберегся бы маленько.

П о п о в. Не убережешь… с молоком впиталось.

П а в е л. Слышь-ка, Кузьмич, сына старшего не возьмешь к себе? Худо ему тут.

П о п о в. Раз худо — возьму. Худо — значит, не в мать удался.

П а в е л. Шибко-то ее не суди. Разберись сначала. Павлу, ежели потрясти, много хорошего вытрясешь. Меня вон после войны из обломков собрала. Сыновей одна воспитала. На Павлу обижаться грешно.

П о п о в. По дереву ты аккуратно режешь… зверюшек, рыб и все прочее. И понимаешь их лучше, чем людей. Вот и режь… и не углубляйся. А то однажды жену свою вдруг увидишь до донышка и напугаешься.

П а в л а (разглаживая деньги). А ты что же не покупаешь?

П о п о в. Дарить некому. (Встал.) За хлеб, за соль, хозяюшка. (Поклонился.) А еще за щедрость твою. Пошли отсюда, ребята!

Уходят. П а в л а  сжимает в кулаке деньги, скрывается в избе.

П а в е л. Кузя, тайничок мой на чердаке знаешь? Извлеки оттоль четвертинку.

К у з ь м а. Ты же не пил раньше… берегся.

П а в е л. Не пил, а теперь выпью.

Кузьма взбирается на чердак, но через минуту слышится его гневный возглас. Грохочет упавшее наземь ведро.

Из избы выбегает  П а в л а.

П а в л а. Упал? Убился? (Увидав сына со шкуркой бурундучка.) Живой…

К у з ь м а. Бурундучка-то ты присмотрела?

П а в л а. Он же лесной был, дикий…

К у з ь м а. Лесной, дикий! Он с рук моих ел, понятно? Он маленький был, понятно?

П а в л а. Чего психуешь? Бурундучков в лесу немало.

П а в е л. Ох и напьюсь я сегодня! Ох и напьюсь!

П а в л а (протягивая руки к сыну, который брезгливо пятится от нее). Не свались оттуда… высоко.

К у з ь м а. Не подходи ко мне! Не подходи!

П а в л а. Кузя! Кузя! Экий ты кипяток! (Хочет снять сына, но он резко отпрыгнул, сорвался с лестницы.)

Все померкло.

В избе Брусов. К у з ь м а  и  П а в л а.

К у з ь м а. Ну вот, десять дней из жизни вычеркни.

П а в л а. Зачем вычеркивать-то? Ты их сам за себя прожил.

К у з ь м а. Хворый не живет — мается. Я почему-то летал каждую ночь.

П а в л а. Растешь, значит. Когда растут — летают во сне.

К у з ь м а. Я по всем правилам летал: за спиной вертолет в ранце, на лямке — кнопки для управления. Щелк одной — аппарат завелся. Щелк другой — взлетел. Здоровски! О-ой!

П а в л а. Худо тебе!

К у з ь м а. В глазах радуга… да вот уж проходит. Ты не тревожься, мам.

П а в л а. Как-никак под сердцем носила.

К у з ь м а. Ты добрая, мам. Все ночи около меня просидела… Добрая. А что денег на движок не дала, так это правильно. Вот поправлюсь — в бригаду к белорусам пойду. Возьмут, поди? Топор в руках держать умею.

П а в л а. Дам я тебе денег. Дам, лежи-полеживай!

К у з ь м а. Сам заработаю. Душно! На улицу, что ли, выйти?

П а в л а. Выйди, посиди на завалинке. Я меду свеженького из подполья достану.

Кузьма усмехнулся.

Свеженького! Вчера перегнала.

Поправив повязку на голове, К у з ь м а  выходит в ограду. Подошел к сеннику. Окликнул козленка.

К у з ь м а. Потерял меня, одноглазик? А я, брат, с чердака шмякнулся. Ф-фу, земля колышется! (Отошел, сел на завалинку.)

П а в л а (подав мед в берестяном туесе). Кушай, сынок! Кушай да поправляйся.

К у з ь м а. Теперь уж все… встал.

П а в л а. Для тебя — все. А мать за вас каждую минуту страшится. (Уходит.)

К у з ь м а. Нет, Петька, что бы там ни говорили, а мамка у нас добрая.

За воротами  И н н о к е н т и й, седой, длинный. Он с аккордеоном. Войти не решается.

Долго за воротами будешь топтаться?

И н н о к е н т и й. Не смотришь… как угадал?

К у з ь м а. Ты ноты на слух путаешь? Нет? Вот так и я людей различаю. И говорят они и ходят по-разному.

И н н о к е н т и й. Я тебе сыграю сейчас… первый услышишь. (Расстегнул аккордеон, заиграл.) Слушается?

К у з ь м а. Я бы тебя за одно это в композиторы произвел.

И н н о к е н т и й. А я сочинял когда-то… ансамблем руководил. После развода с женой попал в больницу… и не вернулся. Теперь вот плотничаю для поправки здоровья.

К у з ь м а. Тоже нужное дело.

И н н о к е н т и й. А как же! Уедем — тебе на память школа останется.

К у з ь м а. Вон какая лебедушка! Словно в молоке выкупалась.

И н н о к е н т и й. А мы расчет получили.

К у з ь м а. Жаль… ох как жаль!

И н н о к е н т и й. Хоть реденько пиши мне. Ладно?

К у з ь м а. Обязательно. И ты пиши. Прямо на остров. Кузьме Брусу.

И н н о к е н т и й. Хотелось бы встретиться… лет через пять. Вырастешь — забудешь?

К у з ь м а. Эко мелешь! Совсем тебя оглупили твои баптисты! Поди, веровать начал!

И н н о к е н т и й (рассмеявшись). Да что ты! Я только в одно верю, Кузьма: человек добр и к добру стремится. Все прочее — забота философов. Да ты знаешь ли, кто такие философы?

К у з ь м а. Ну те, которые жить учат.

И н н о к е н т и й. Точно! Тысячи лет учат. А научить никак не могут. И каждый человек начинает себя заново. Поиграть хочешь?

К у з ь м а (тронув регистр). После тебя-то?!

И н н о к е н т и й. Ты будто сердишься? Обидел чем? Я неловкий…

К у з ь м а (стукнув кулачишком). Да молчи ты! Вот говорун!

И н н о к е н т и й. Привязался я к тебе как к родному. Вот и на недолго, знаю, а привязался.

К у з ь м а. Оставайся у нас. Вон красота какая!

И н н о к е н т и й. На родину тянет. Она хоть и победней, а все ж таки — родина!

К у з ь м а. Тогда поезжай. А то затоскуешь.

И н н о к е н т и й. Куплю себе хату… пианино куплю… Эта штука уж не понадобится. Если тебе оставлю — примешь подарок?