Конкурс неприятностей - Илона Волынская

Мгновение испуганной тишины сменилось лихорадочной деятельностью. Всадники вскакивали на коней и напрямик, прыжками через ограду, гнали их прочь из школы, уводя от разверзающегося за спиной огненного безумия. Мимо моего носа дробно прогрохотали копыта. Я стряхнула прижимающую меня к дорожке Мишкину руку, оглянулась…

Петрович подскочил к старому, еще советских времен, ярко-красному ящику с песком, ударом лопаты сбил замок… В узких окошках сеновала металось пламя, и весь он был приземистый такой, основательный… огнедышащий, словно враз превратился в гигантскую печку. Петрович отбросил лопату.

– Тут уже не поможешь, главное, чтоб на другие здания не перекинулось! Тащите огнетушители!

Громко хлопнуло раз, другой, третий… Я услышала отчаянное пронзительное ржание! Меня подбросило как пружиной, и я кинулась к конюшне!

Я обогнула угол, вылетела ко входу… ворота конюшни были наглухо закрыты. Скобы засова пусты, я рванула, металлические створки загрохотали и… не открылись. Черные глазки замков насмешливо пялились на меня – ну-ну, дергай-дергай… Доносящееся из конюшни ржание стало еще отчаянней.

– Там девчонки внутри! – завопила я.

– Мы не внутри, мы тут.

Я крутанулась так, что съездила кого-то косой по носу. Виденные мной в конюшне девчонки все были здесь – одна даже со щеткой в руках!

– Мы выскочили награждение посмотреть, – виновато пробормотала одна.

Еще бы не виновато! Если б они остались там, внутри горящей конюшни… они могли бы спасти лошадей! Я снова рванула бегом.

– Стой, ненормальная, куда! – заорал сзади Мишка, но мне некогда было ему объяснять. Я пронеслась мимо здания – наверное, сам Мишка так не бегал на своем пятиборье! – и выскочила к задней стене. Наверху зияло коричневое от многолетней грязи окошко. Лежавшая у стены длиннющая деревянная лестница оказалась еще и жутко тяжелой, выскальзывала из рук как живая.

– Что ты делаешь? – подскочившая Полинка вопросы хоть и задавала, но, слава богу, ухватилась за лестницу не дожидаясь ответов.

– К окну давай! – Рывком мы вздернули край лестницы в воздух, она закачалась, противно шарпая по облезлой штукатурке, и наконец уперлась в окно. – Держи крепко! – я прижала Полинкины руки к ступеньке… и рванула по лестнице вверх. Лестница отчаянно скрипела и качалась, норовя при каждом шаге оттолкнуться от стены и завалиться назад, унося меня за собой. Мутное стекло, в котором моя физиономия даже не отражалась, возникло прямо передо мной, я сдернула свой скаковой редингот, швырнула его на стекло и изо всех сил саданула локтем. Руку пронзила острая боль, лестница закачалась, и я отчаянно вцепилась в край окна. Обернула кулак рединготом и ударила снова. И еще. Из рамы сыпались зазубренные грязно-коричневые осколки: боль в руке не имела значения, но мысль, что придется пройтись животом по острию стекла, вызывала ужас. Снизу вопила Полинка – наверное, осколки падали на нее. Лошади внутри не ржали, они истошно кричали, захлебываясь ужасом. Я извернулась и скользнула в окошко. Бриджи затрещали – где-то все-таки остались куски стекла, но…

– А-а! – я с воплем уже летела вниз. Попыталась приземлиться на четвереньки… бетонный пол встретил меня могучим ударом по всему телу. Мгновение я еще лежала… пол такой тепленький, приятный… Теплый? Меня аж подбросило. Дверь в кабинет Светланы Викторовны была охвачена огнем. В деннике бесновался Бахтат, молотя копытами по запертой решетчатой двери. Заходясь жалобным ржанием, метались в своих денниках кони, из соседнего крыла конюшни тоже тянуло дымом.

– Тихо, тихо… – я сорвала со стены огнетушитель и попыталась, как Мишка, дернуть кольцо наверху… ничего – только огнетушитель тянул руки как тяжелая металлическая чушка. Они что, специально сделаны, чтоб ими пользоваться нельзя было?!

– А-а-а! – новый вопль, и из окошка на бетонный пол вывалилась Полинка.

– Сдурела?! Ты на фига сюда полезла?! – заорала я.

– А сама?! – огрызнулась мелкая. – Брось его, ни один огнетушитель не работает, – и кинулась к дверям. С маху шарахнула ладонью по створке – та только качнулась. – Ключи где?!

– У Светланы. Запасные там! – я кивнула на кабинет. Прогоревшая дверь повисла на одной петле, пламя металось по кабинету так, словно там был спрятан какой-нибудь огневыплевыватель и, в отличие от огнетушителя, он работал.

– Никакого… толку… – молотя чушкой огнетушителя по замку, выдохнула я – дверь качалась но не поддавалась. Пламя выметнулось из кабинета, словно петлей аркана охватило стенд с фотографиями и побежало по стене. Фотографии чернели и корчились в огне, там была и моя: с Ольгой и Лидкой – я им тогда до плеча доставала, с Петровичем… с Банни.

– А-а-а! – с яростным воплем я шарахнула огнетушителем по дверям… и створки ударили меня в ответ. Металл прогнулся, вспучился и… и зарычал. Я шарахнулась, едва не влетев спиной в пламя…

– Свалите, дуры, там Мишка пробивается! – в окошке, пытаясь пропихнуть сквозь узкую раму накачанные плечи и бюст, отчаянно ворочалась Лида.

– Мишка? Ничего себе, он что, Годзилла? – захлебываясь дымом, проперхала Полинка.

За дверью раздалось рычание… и жуткий удар сотряс двери снова. Раздался скрежет сминаемого металла, что-то хлестко лопнуло, и в пролом сунулся измятый и ободранный бампер коневозки. Двигатель снова зарычал, фургон сдал назад… удар! Двери рухнули внутрь. Мы с Полинкой уже бежали вдоль денников, сбрасывая засовы.

– И-го-го! – Бахтат метнулся к выходу, заплясал в проеме – дым клубился, завивался прядями, сливаясь с вороной гривой, – и требовательно заржал, зовя табун за собой.

– Скачи уже! – я с оттяжкой шлепнула Даму по крупу, гоня в проход. Бахтат взвизгнул и куснул кобылу за холку – с обиженным ржанием та проскочила сквозь выбитую дверь и исчезла за завесой дыма. Смутными тенями мимо скользили лошади – Полинка гнала пони, вынырнула прихрамывающая Лидка (протиснулась-таки!), держащаяся за гриву Арсенала, а я все бежала, распахивая денники один за другим…

– Всех вывели, сматываемся! – Мишка, заляпанный сажей, черный и страшный, выскочил из дыма.

Тонкое жалобное ржание из дальнего конца конюшни мгновенно опровергло его слова. Мы рванули туда… Симка стояла перед распахнутой дверью денника и багровым, полным беспредельного ужаса глазом косилась на пляшущие в разбросанном по полу сене огоньки… Сено вдруг занялось разом, вспыхнуло, чадя дымом.

– Пошла! – вцепляясь ей в гриву, заорала я. Мишка подскочил с другой стороны. – Пошла, ну!

Испуганная лошадь вскинулась на дыбы.

– Мы ее не выведем! – заорал Мишка.

Дым впереди уже стоял сплошной стеной, я почувствовала, как кружится голова, а легкие судорожно пытаются втянуть воздух. Похоже, мы и сами отсюда не выберемся!

Издалека громовой трубой прогремело ржание Бахтата – и Симка не смогла ослушаться приказа своего жеребца! Она рванула вперед – мы с Мишкой вцепились в гриву. Плотная, словно монолитная, стена дыма обхватила нас, выедая глаза, лишая шанса вздохнуть… Только бы не выпустить гриву! Я словно в забытьи перебирала ногами. Сбоку дохнуло яростным жаром… и я поняла, что все, привет – Симка завела нас в пламя.

– Сашка! – заорали рядом, меня сгребли в охапку, в лицо ударил сладкий, потрясающий, офигительный… нормальный воздух, и плевать, что в нем хлопья сажи носятся! Меня на руках держал мой папа, а рядом захлебывалась слезами мама, и до фига народу вокруг…

– Сумасшедшая! – тряся меня как котенка, заорал отец. – Ты куда полезла – жить надоело?!

– Лошади… – я облизала обожженные губы.

– Черт с ними! – выкрикнул папа.

– Не черт! – упрямо сказала я и извернулась у него на руках. Где Мишка?

Из дыма медленно выбрались две фигуры… Ну да, носить на руках его не положено, поэтому Мишка героически и с полным соблюдения своего мужского… гм… достоинства, висел на Петровиче.

– А вот нате вам, мамаша, хахаля вашей дочки, а мне бежать надо! – Петрович словно куклу сунул Мишку в руки моей маме.

– Как… хахаля? Саша? – мама растерянно замерла, поддерживая Мишку под спину – до плеч она не доставала. Я шустро изобразила умирающую. Мишка лающе закашлялся. – О господи, мальчик мой, ну как же вы туда полезли… Давайте садитесь сюда, сейчас я вам водички…

– Пап, я тоже слезу, – попросила я и показательно подрыгала ногами.

Папа ревниво посмотрел на Мишку, но все-таки спустил меня наземь. Болезненно морщась от начинающих саднить ожогов и боли в руке, я уселась рядом с пятиборцем. Папа исчез и вскоре вернулся с замызганным одеялом, которым укутал мои плечи. На Мишку косился злорадно: типа, а тебе фиг! Одеяло по жаре и при пожаре, конечно, сильно нужная вещь, но спорить я не стала, натянув его на плечи.