Дева Баттермира - Мелвин Брэгг

Весь остаток позднего вечера он провел в гостиной в довольно приятной компании ее отца, который, желая доставить удовольствие такому общительному и благородному гостю, принялся хвастаться. Гостю было крайне интересно. Словно невзначай Хоуп подтолкнул хозяина гостиницы к разговору о его собственности: рогатом скоте, гостинице, полях, овцах, козах, домашней птице, а также о рыбной ловле. Теперь, утопая в мягких пуховых перинах, Хоуп размышлял, что за все последние прожитые годы для Джона такое приданое могло бы стать самым желанным и более чем приемлемым. Мэри была единственным ребенком в семье, а стало быть, отец наверняка намеревался отдать за ней все. Прекрасная жизнь! Гостиница, доходы от рудника, истории длинными зимними вечерами, рыбалка летом, знакомство с некоторыми научными идеями в отношении сельского хозяйства, о которых он уже не раз слышал, но был уверен, что они еще не проникли в древний крошечный мирок этой долины… Хоуп лежал на перинах из гусиного пуха, глядя на стропила над головой, слушая, как проливной дождь смывает с него один за другим слои бесконечных амбиций, похоти, злобы, боли, мстительности… Это именно то место, которому он мог бы принадлежать всей душой… И Мэри… Уже соскальзывая в сон, он вдруг с невероятной ясностью увидел ее образ таким, каким он запечатлелся в его памяти в первые минуты их знакомства.

Во время позднего завтрака ему прислуживала сама миссис Робинсон, и пока он чистил яйцо, успел разузнать у этой простодушной женщины, что муж ее отправился в Лортон с козьим сыром и запеченной в горшочках форелью для торговцев, которые заглядывали туда по средам. Мэри же ушла на холмы с отарой овец и коз, сказала она, возможно, по дороге в Баттермир или же по направлению к горе Робинсон.

— Робинсон? — Хоуп уловил знакомое имя и почувствовал, что появился шанс ввернуть в разговор комплимент. И уж коли дома не оказалось дочери, то стоило бы проявить учтивость по отношению к матери… несмотря на ее довольно театральную привычку упирать руки в бока… — В честь вас была названа гора?

— О, название существовало еще задолго до нас, сэр, хотя многие спрашивают, не назвали ли ее в честь Мэри.

— В самом деле? Неужели Мэри так знаменита?

— О да! — И хотя миссис Робинсон с полным пониманием относилась к стремлению дочери скромно держаться в тени, она более всех других гордилась красотой Мэри. Стоило только высокородному члену парламента проявить малейший интерес, как она тут же перечислила победы Мэри, упомянув обо всем, что было написано о ней в печати и сказано на людях. Ему даже принесли экземпляр первой книги Бадворта, затем он просмотрел все лестные заметки в газетах. После чего Хоупа повели к бару и показали стены, расписанные многочисленными комплиментами на латыни, греческом и французском, а также одним или двумя на английском. Так же, как и ее муж, который считал своим долгом противопоставить высоко-родности неожиданного гостя собственное состояние, она противопоставляла ему славу единственной дочери; и все это было проделано с совершенной невинностью, с неподдельной скромностью.

Хоуп выразил свое искреннее восхищение: чувство близкого и реального осуществления мечты всецело завладело Джоном. Ее необычайное благородство находило в нем отклик, как и ее одиночество…

— Ну так теперь я и вовсе уверился, что этот холм назван именно в вашу честь, если и не как дань должному, то уж как знак благодарности. — Он любил эту фразу и замечал, что, ненароком брошенная в разговоре, она поднимала его репутацию на недосягаемую высоту. — Верите ли, я и думать не смел, что вступил в пределы столь прославленного дома, — продолжал он, готовый предаться легкомысленной болтовне с миссис Робинсон.

Его собеседница обратилась к кошке, и та в ответ произнесла: «Нет!» Совершенно отчетливо. Миссис Робинсон подняла ее на руки и зарылась лицом в теплый мех.

— Удивительная кошка, — промолвил совершенно пораженный Хоуп.

— Это Дэмсон, — ответила миссис Робинсон, словно представляя их друг другу.

Вошла Энни; ее деревянные башмаки раздражающе клацали по каменным плитам.

— Разве не настало время тут все убирать?

Энни явно была настроена решительно.

— Я как раз заканчиваю. — Он сделал последний глоток пива: к тому моменту, когда он отставил кружку, Энни уже с нарочитым шумом собирала грязные тарелки большими красными руками. — Полагаю, мне надо последовать примеру мистера Робинсона и отправиться…

— В Лортон, — отрывисто бросила Энни. — В такое-то время дня вы его точно встретите, когда он станет возвращаться.

Меньше всего его заботило неодобрение Энни: однако же ее присутствие угнетало, и он покинул гостиницу куда более поспешно, чем намеревался.

Уже наступила середина утра, и дождь давно прекратился, расчистив небо от туч и омыв холмы свежими потоками, весь ландшафт сверкал капельками дождя в лучах солнца, тропинка под ногами быстро высыхала. Казалось, будто кроме скал, тянувшихся вдоль берега озера Краммокуотер, в этом краю и вовсе ничего не осталось. И Хоуп, который предполагал совершить короткую и легкую прогулку, вскоре весьма пожалел, что не оседлал лошадь. Подобный холмистый ландшафт был крайне изнурителен для прогулок, к тому же голые склоны навевали изрядную скуку, и раненая нога очень скоро начала беспокоить его. В конце концов он встретил полуголого мальчишку, весьма подозрительного вида, который достаточно ясно объяснил Хоупу, что до Лортона еще далеко и скоро до него не доберешься. Полковник повернул на запад, вниз к гостинице на озере Лоусуотер. Как он сам писал Ньютону: «Я, возможно, сумею поймать прекрасную форель».

Самая именитая часть благородного общества разместилась в столовой, однако хозяин оказался чересчур суетливым и навязчивым, беспрерывно нарушая то самое уединение, к которому, судя по его же объяснениям, высокие гости стремились и за которое, собственно, и были заплачены немалые деньги. Появление вновь прибывшего невольно вызвало их раздражение, но его вежливое высокомерие, его платье и намеренная самоуверенность только раздразнили их любопытство. Он же демонстративно достал подписанную ему лично книгу и с самым сосредоточенным видом принялся ее читать, маленькими глотками потягивая принесенный бренди с водой. И все же, когда он удостоил общество своим вниманием и поздоровался со всеми, в его тоне и голосе звучало немалое дружелюбие, сию же минуту завоевавшее неподдельную их симпатию. Последовало короткое знакомство, Хоуп вручил визитную карточку каждому, тем самым вызвав неослабевающее уважение и внимание к своей персоне.

Джон Август подмечал все эти мелкие детали с извращенным удовольствием. Самым небрежным образом он тут же дал всем понять, что он холост, человек состоятельный, друг премьер-министра, и в благожелательной манере обрисовал перспективу благополучного вложения капиталов в брачное дело. Как Хоуп того и ожидал, такое его замечание, сделанное словно бы между прочим, сию же минуту возымело совершенно определенное действие, как меткий выстрел из ружья. И хотя последний пункт — насчет капиталов — был обозначен лишь пунктиром, однако же очевидность его не вызывала никакого сомнения, и мисс Скелтон посчитала себя уже обрученной.

Она не обладала ни привлекательностью, ни аристократизмом мисс д'Арси, но некоторые ее черты компенсировали разницу в изысканности платья. Тем временем завязалась весьма оживленная беседа между незваным гостем и мужской частью этой маленькой компании, которая, хоть и не слишком охотно, все же приняла полковника в свое аристократическое общество. Все они словно бы нашли свое благословенное пристанище в гостинице на берегу озера. Отец мисс Скелтон во всем подчинялся советам собственной дочери, мать расточала ей комплименты, ее многочисленные друзья воздавали ей должное и поддерживали ее. Исключение составлял разве только священник, преподобный Николсон, который, как Хоуп рассудил, был до крайности влюблен в нее, однако слишком беден и потому не смел чересчур явственно ухаживать за ней и в то же время отличался излишней честностью, которая не позволяла ему предъявлять какие-либо претензии на руку и сердце прелестницы.

В характере Джона Августа была черта, которую он, как правило, стремился обуздывать, — сочувствие к жертвам. Однако на сей раз он смог совершенно свободно отдаться симпатии, поскольку не имел никаких тайных умыслов в отношении мисс Скелтон. Эта девушка, подумал он, как и все прочие из ее круга, теперь была против собственной воли выставлена на общественный аукцион. Говоря иначе, она играла роль ощипанного и тщательно подготовленного к жарке гуся. Если лакомство так никому и не придется по вкусу, она станет изгоем, предметом насмешек, старой девой, нуждающейся в покровительстве. Сейчас она походила и на рабыню на помосте, ожидавшую, когда за нее дадут подходящую цену. А если обратиться к рыбалке, то девушка представилась Хоупу приманкой: нежная, грациозно кружащаяся, лакомый кусочек, насаженный на «крючок» — собственность, составляющую приданое. Мисс Скелтон служила отличной приманкой, но рыба-то, как мысленно назвал себя Хоуп, нацелилась совсем на иную наживку.