Четыре угла - Виктория Лысенкова

но уже не вечер. Переходная зона, окутанная слабым светом и первыми блесками звезд. Тонкие линии плывущих облаков украшают небо, придавая ему сказочный вид.

Свет фонарей, свежесть и прохлада, нежно потемневшее, но еще достаточно светлое небо создают атмосферу благоприятную для полного спокойствия. И именно в этой обстановке, Герман получил знак судьбы.

Неожиданно, с едва уловимым шумом, по лестнице тонкой струей посыпался золотистый песок. Никто, казалось, не видел его, никто, кроме Германа. Он поднял свою голову, устремив взгляд на потолок, и прислушавшись, пытался распознать источник.

Поднимаясь всё выше и выше по лестнице, он преследовал золотистый песчаный ручей в ожидании увидеть его исток. Оказавшись на злополучном этаже, он увидел дверь, тихо стоявшую и совсем не излучавшую всем свои видом и энергией ощущения опасности. Весь порог ее был засыпан песком, что от порыва ветра вздымался ввысь.

Не испытывая больше страха перед дверью, Герман сам открыл ее и вошёл в комнату. От сквозняка, дверь захлопнулась, заставив молодого врача слегка подпрыгнуть.

Риц осмотрел стены и углы, и остановил свой взгляд на тёмном плывущем по углу пятне. Юный психиатр подошёл к чёрному двигающемуся углу, медленно протянул к нему руку и коснулся ладонью переливающееся чёрное нечто.

Глава 12. Одиночество

Здесь была и будет пустая асфальтированная дорога с потрескавшимся покрытием. Здесь была и будет пустыня. Тут под ногами только земля, а вокруг поднятые ввысь неощущаемым ветром крупинки золотистого песка, что создают пелену и затуманенное пространство. Здесь так пусто, как пусто на душе у одинокого, и нет тут этому одиночеству ни края, ни конца. Тут нет даже плоского неба с монстром над головой, нет платформ и возможностей выбраться. Здесь нет ничего, кроме дороги, по которой приходится идти одному. И нет ничего, кроме их… силуэтов. Там и тут, словно миражи, появляются и пропадают люди, картинки с сюжетами. Шумные эпизоды и тихие встречи. Женщины и дети. Семьи и одинокие странники жизни.

Они проносятся мимо, не касаясь своими размытыми контурами. Их жизни, их истории – только для них.

Герман стоял по среди этого быстроменяющегося и обладающего иллюстрациями мира, и ощущал полное отсутствие физического существования. Всё в том мире напоминало чьё-то воображение или чью-то память. Но нет… это был мир полного и бесповоротного, круглого одиночества. Одиночества, наполненного пустотой. И здесь нет накипающего осадка. Здесь есть только реальность и сражающее психику отчаяние.

Герман смотрел на сменяющиеся миражи, пролетающие мимо и исчезающие где-то впереди, сбоку и сзади. Он стоял долго, ему не приходила в голову ни одна хорошая или хотя бы какая-то идея. Он просто проживал этот момент, в надежде не быть замурованном в этом обделённом красками мире.

И хотя краски мира делали его обделённым, голоса же мира делали его насыщенным. Рицу неожиданно стрельнул в голову детский голос, выведший его из транса. Он оглянулся и увидел маленькую девочку, идущую с мамой за руки. Она громко обсуждала с женщиной какой-то вопрос, одновременно скача на двух ногах.

Герман помчался к этой паре сломя голову:

– Простите! Извините! Могу ли я к вам обратиться? – задыхаясь, проговорил Риц, почти крича, подбегая к матери с ребёнком.

Они взглянули на него испуганным взглядом, но промолчали.

Герман, подбежав, слегка коснулся кончиками пальцев женское плечо, в надежде ощутить материю и тепло настоящего человеческого тела, наполненного кровью и душой. Но коснувшись лишь одним пальцем, Риц исчез с дороги и оказался в саду. В саду загородного дома в тёплую летнюю ночь.

Герман стоял среди кустарных растений, напоминающих малину. Над его головой свисали темно-красные плоды, ароматом разжигая аппетит. Вдруг, увидев скромный, но уютный дом, он распознал в нем силуэты.

– Что такое звезды? – Послышался девичий детский тоненький голос, раздающийся откуда-то из дома.

– Сейчас увидишь. – Ответила девочке, видимо, мама.

Они вышли из дома, закутанные легкими белыми одеялами, обошли плодовые деревья и встали под чистым ночным небом.

В ночной темноте, встав посреди двора, мама с малышкой подняли головы, устремив свои сверкающие от теплого домашнего света глаза в бескрайние просторы черного неба. Там и тут сверкали сотни звезд, дополняя своим даже самым тусклым светом общую композицию. Глаза матери были устремлены на всё скопление звезд, она смотрела на них, как на единое целое, что всем своим существом наполняло человеческий мир ярким блеском. Малышка же крутила головой, выискивая самые яркие звёзды. Они располагались вдали друг от друга и, казалось, пытались избежать «шумной компании».

– Почему ты так крутишь головой? – улыбаясь, заговорила мама.

– Потому что хочу увидеть все самые большие и яркие звёзды. Они самые красивые!

– Но, дорогая, без всех других звёзд, небо не было бы таким красивым, каким ты видишь его сейчас. И твои большие звёзды чувствовали себя очень одиноко, передавая это одиночество и нам – людям. – Мама говорила медленно, нежным голосом прекрасной женщины, заботливо и нежно обращающейся со своим ребенком.

Девочка не стала долго молчать:

– Одиночество? Звучит, будто кому-то очень плохо. Это так?

– Да. И вправду, одиночество приносит боль, грусть. Многие плачут, ощущая это. И у них болит тут, – и мама коснулась пальчиком левой стороны груди малышки, – В сердце.

На этих словах девочка сильно-сильно обняла маму, пытаясь укрыть свое лицо в её теплых объятиях.

Герман смотрел и слушал с широко раскрытыми глазами. Он впервые, попадая в другой мир, видит нечто не просто грустное, а нечто милое, но насыщенное чувством одиночества, что передается, как оказалось, из поколения в поколение.

Долго Герман стоял бы неподвижно на месте, если бы не яркий свет в небе. Падающая звезда пронеслась мимо этого сада и дома. Она будто бы мечтала, чтобы люди загадали желания. Юный психиатр закрыл глаза и прошептал:

«Желаю, что бы всё было хорошо. Желаю быть счастливым».

Но, когда он разомкнул веки, опять оказался на дороге, среди бескрайнего песка. Сухой безжизненный воздух пропитывал каждую часть путника, пытаясь иссушить его до своего подобия. Молчание здешних пустот было прервано знакомым, но совсем не приятным звуком. Сыпучий песок, засасывая всё на своем пути, трением песчинок подавал сигналы угрозы.

Тонкие ручьи песка со всех сторон бежали куда-то за спину Германа Рица. Под ногами юного путника растекались сотни нитей, состоящих из миллионов песчаных крупинок. Герман прислушался. Звук шел откуда-то сбоку или сзади. Он повернул свою голову направо, но не увидел ничего, кроме скудного вида. Затем, повернув голову за левое плечо, Риц увидел на расстоянии более ста метров от себя огромную воронку в земле.

Герман развернулся лицом