Поцелуй зимы (СИ) - Шейн Анна

«Катрина… Катрина», — он звал ее. Или, быть может, издевался? Или давал понять, что ей от него не скрыться. Что он выбрал ее, и не имеет значения, что она об этом думает. Выбрал и все. Точка.

Что ей оставалось делать?

Катрина хотела бороться. Лансер желал, чтобы она сбежала. Хозяин Зимы ждал, когда она смирится.

Но какой из всех этих вариантов правильный?

«Катрина… Катрина», — ветер продолжал напевать ее имя. Неожиданно нежно, как-то напутственно. Голос хотел успокоить ее, хотел убедить ее, что его владелец вовсе не страшен.

А вдруг… Вдруг это так? Вдруг Хозяин Зимы не столь ужасен, как леди Догейн его себе представила?

Нет. Нет! Он сбивает ее с толку, гипнотизирует, как змей несчастного кролика.

Катрина сжалась, напряглась, отгоняя дурман, который так просто навеял на нее ветер.

Зима уж почти подползла к земле. Вероятно, и ее хозяин становился сильнее.

— Катрина, — вдруг раздалось совсем близко.

Так близко… Так опасно близко!

Она открыла глаза, но на свое счастье обнаружила перед собой не могущественного короля-фейри, а принца Лансера.

Она уж улыбнулась ему. Ей всегда хотелось улыбаться ему… Но тут Катрина вспомнила о своей обиде. Обиде, возможно, глупой, но цепкой.

Надув покрасневшие на холоде губки, леди Догейн отвернулась.

— Ты… Ты злишься на меня? — его лицо сначала исказил испуг, но тут же ему на смену пришла сердитость. Сдвинув грозно брови, принц процедил сквозь зубы, — я просто пытаюсь спасти тебя! Как же ты этого не понимаешь?!

Катрина продолжила молчать. Порой именно молчание — главное оружие в споре.

— Тебе нельзя здесь оставаться, пойми! Твой брат отвезет тебя домой, а сам поможет разобраться… Поможет найти ваших с ним подданных. Но тебе нельзя остаться, понимаешь?

Она не шевелилась, словно обратилась в статую.

Лицо Лансера приобрело багровый оттенок, кулаки сжались, он с трудом сдерживал гнев:

— Почему ты молчишь? Скажи хоть слово! Я делаю это ради тебя! Я не хочу тебя отпускать, до безумия не хочу! Но я должен… Должен так поступить!

В сердце кольнуло. «Ну же! Ответь ему! — запищал внутренний голос, — ответь ему сейчас же! Посмотри как он встревожен!».

Катрина оторопела, решаясь прервать молчание. Но Лансер уже не мог терпеть. Оскалившись, он выкрикнул:

— Я так решил! Ты уедешь! Если ты не хочешь со мной говорить, то и я не буду с тобой возиться! Я принц! Я наследник трона! Я решил, что ты уедешь, и ты уедешь! Потому что… — его пыл остудился, он начал понимать, что говорит лишнее, что говорит неправду, но не мог себя остановить, — потому что это приказ. Это мой приказ. И ты подчинишься.

Он тяжело выдохнул, опустил все еще искрящийся яростью взгляд в землю, боясь увидеть реакцию Катрины.

Боясь увидеть гнев на ее лице. Боясь увидеть слезы в ее глазах. И больше всего — боясь увидеть ее безразличие.

Он не хотел знать, как она отреагировала. Если это их последняя встреча… Небеса! Неужели это — последние слова, которые он ей скажет?

— Катрина, я… — Лансеру хотелось сгладить свою вину, но… Как? Еще никогда ему не было так сложно выразить свои чувства.

— Я уеду, Ваше Высочество, — вдруг промолвила она так тихо, так сухо, что все у Лансера внутри затрещало от боли.

Он осмелился поднять взор. Катрина выглядела холодной, словно бы неживой. Только в глубине глаз крылось нечто… Страх? Разочарование? Недоумение? Или все это вместе?

Однако она тщательно это скрывала.

Пересекшись взорами с принцем, леди Догейн спешно отвела взгляд, побоявшись, что если задержит его — непременно расплачется. А ей не хотелось плакать. Не сейчас. Не так. Не перед ним.

— Мне бы хотелось попрощаться с вашими подданными, Ваше Высочество, — она быстро, чуть небрежно поклонилась, — я могу идти?

Его передернуло от этого фальшивого послушания. Стало жарко, невыносимо жарко. Мышцы зазудели. Захотелось кого-нибудь ударить. Например, себя.

И как же она… Как же ловко надела эту маску верноподданной. Наверняка… Наверняка от брата научилась. Или, быть может, и вовсе все Догейны таковы!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы можете идти, миледи, — отозвался он покорно, признавая свое поражение.

Чуть заметно поморщившись, Катрина еще раз поклонилась и рванула прочь из сада, прочь от Лансера.

Приказывает! Он ей приказывает! Вот оно! Вот истинное лицо принца! Вот, каков он на самом деле! Ничего общего с тем, каким Катрина его себе вообразила.

Чем же тогда… Чем же он лучше Хозяина Зимы? Точно так же решает все за нее!

Но Хозяину Зимы хотя бы хватает честности не скрывать своей властности. Лансер же… Лансер прикидывается хорошим!

Ведь он… Он ей не супруг, чтобы так просто распоряжаться! Он ей не брат и не отец, которые могут решать за нее.

Да он принц, но… Но это не дает ему права отсылать ее! Особенно сейчас, когда пропали ее поданные. Ее! Это ее вассалы! Они принадлежат только Догейнам, а не королевской семье!

Катрина никогда, еще никогда не чувствовала себя такой злой. Как бурлила кровь! Как стало жарко!

И сердце билось оглушительно быстро, и дышать стало тяжело, и перед глазами все кружилось…

Приступы ужасной слабости в секунду сменялись наплывами огромной силы. Когда Катрина добралась до двери в свою комнату, была уже почти полностью уверена, что сошла с ума от злости.

Она резко дернула за ручку и вскочила внутрь. Необузданное желание разбросать все вещи, перевернуть мебель, устроить ужасный бардак стихло, только она увидела брата, распластавшегося по ее кровати.

Расслышав грохот отворенной двери, Артур приподнялся вяло и сонным взглядом окинул сестру. Он тут же различил ярость в ее глазах и тоже нахмурился.

— Что случилось?

— Ничего, — рыкнула она в ответ, — просто мы уезжаем. Уезжаем прямо сейчас. Немедленно.

— Та-а-ак, — протянул Артур с интонацией знатока. За эту интонацию Катрина готова была со всей дури треснуть его по затылку, — что именно сказал тебе принц?

— Ничего. Он ничего не сказал, — ей не хотелось отвечать, впрочем, злость развязала язык, — он просто приказал мне уезжать. Приказал! Что ж. Я же верноподданная, да? Я, конечно же, подчинюсь приказу сиятельного принца!

Артур саркастично ухмыльнулся и качнул головой. Потом прошептал ехидно:

— Вот балбес венценосный…

— Зачем ты так говоришь, братец? За такие слова тебе точно отрубят голову! — воскликнула она возмущенно и обессилено уселась на кровать рядом с Артуром.

Катрина снова ощутила себя невозможно слабой, задетой, обиженной.

— Сестренка, скажу честно: я не понимаю, почему эта ехидная башка до сих пор держится на моих плечах.

Она выдохнула резко, усмехнулась, потом шутливо ткнула локтем ему в бок.

— Уж сбереги ее. Как мне без твоего ехидства?

— Без него никак, это точно!

Катрина легко улыбнулась и опустила взор. Хотелось отвлечься. Она вдруг проговорила задумчиво:

— Намучается же с тобой жена. Бедная женщина.

— Какая жена? У меня нет никакой жены.

— Но ведь будет. Как ты собираешься продолжать род Догейнов?

— О, сестренка, я думаю, у нашего отца найдется парочка бастардов, которые с радостью согласятся стать продолжателями рода.

— Какой же ты… Мерзкий! — она ненавидела, когда брат выставлял отца в таком свете. Ровно как и не любила, когда отец отчитывал брата. К сожалению, большинство Догейнов-мужчин не отличались постоянством и верностью, так что у Артура и папы было множество поводов погавкать друг на друга.

Порой Катрине казалось, что она ищет в будущем супруге именно те качества, которых не хватало двум главным мужчинам в ее жизни. Она все еще помнила ругань родителей, без которой не обходилось ни недели, помнила, как постоянно плакала мама…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она любила отца, но до сих пор не могла простить ему материнских слез. Наверное, самым ужасным, что она могла бы сделать покойной родительнице — выйти за кого-то похожего на лорда Догейна и точно так же стать рабыней несчастливого брака.