Реанимация Записки врача - Владимир Найдин

«Скорые помощи» подъехать не могли поближе. Некие мудрецы в штабе подогнали зачем-то ко входу спецтехнику — краны, погрузчики. Они и загородили подъезды для «Скорых».

Когда всех вынесли (бандитов застреленных тоже выносить пришлось, но это уже позже, после разминирования — там чеченки были в поясах шахидов, смотреть — и то мороз по коже), пришлось заново носить людей — живых и мертвых, теперь уже от входа до машин «Скорой помощи». А это еще чуть ли не сто метров. Полный кавардак, штаб этот знаменитый был пустым местом — ничего между собой не согласовали, не продумали. В общем, я тогда сильно подорвал поясничку. Да и шее досталось. Отлеживался больше недели».

Слово «поясничка» в применении к его спинище размером с хороший шкаф звучало трогательно. Любит себя этот человек. Громадный, сильный и к себе относится хорошо. Нормально!

Он стал у нас лечиться, приходил в процедурный кабинет без опозданий. Назначения исполнял пунктуальнейшим образом. Все это время не пил водки. Разгрузку себе устроил. Да и повода не было. Не пьяница же он, в самом деле. Вылечился полностью. Вот такая была история. Сорок пять рюмок! Или больше.

Браслет(не гранатовый)

1954 год. Сталин уже умер, а Хрущев еще не набрал силу. В ЦПКиО им. Горького первая выставка зарубежного ширпотреба. За три года до фестиваля молодежи. Помимо ширпотреба продается немецкое и чешское пиво. Мы знали «Жигулевское», «Мартовское» и «Рижское», а здесь только светлого чешского двенадцать сортов. Упиться можно! И недорого, вот что хорошо.

Неподалеку учебные институты: нефтяной Губкина («керосинка»), стали и сплавов, цветмет-золота, а за Крымским мостом два медицинских, химический и педагогический. (Но там одни девчонки, не в счет.) Так что потребителей этого пива хватало.

Помню рассказ геологов-нефтяников. Ребята напились пива и пошли сдавать экзамен по сейсмике. А принимал знаменитый профессор по фамилии Рябинкин. Отец сестер-балерин Рябинки- ных. Выглядел всегда как иностранец — подтянутый, отглаженный, начищенный. Экзамен принимал строго, чуть что — выгонял.

А тут принюхался к студентам: «Что-то вы слишком веселые? И пахнет от вас чем-то зарубежным и прогрессивным?» Ну, ему и рассказали, что здесь рядом, прямо за углом, немецкое и чешское пиво льется рекой. Профессор заинтересовался и объявил технический перерыв. Вернулся через час и всем поставил хорошие оценки. Европа!

Я тогда учился в физкультурном институте. Мы тогда много тренировались. Пивом как-то не очень-то и увлекались. А вот ширпотреб, разные штучки-дрючки, часы, темные очочки были нам в диковинку. Мы и отправились на эту выставку.

А в нашей группе учился один парень, Антон Матюха. Украинец. Он был птицей высокого полета — мастером спорта по плаванию. Брассистом. Мы на него глядели с почтением. Нас завораживал этот серо-серебристый квадратный значок «Мастер спорта СССР». Заветная мечта. В бассейне он вообще себя вел как хозяин. Занимал целую отдельную дорожку, хлопал ладонью по воде и пронзительно орал своему тренеру: «Терентьич, полтинничек!» Это означало, что он в полную силу проплывет пятьдесят метров, а Терентьич должен засечь время. Он был плотным, мускулистым, с шерстистой грудью и гладко зачесанными назад волосами. Нос курносый, а подбородок квадратный, что-то от бульдога. Брассисты вообще похожи на бульдогов. Им надо воздух заглатывать далеко впереди, поэтому они выдвигают челюсть, а потом рычат и выдувают воздух вниз в воду.

Я тоже любил плавать брассом, у меня получалось неплохо, но результаты росли медленно — челюсть была узкой. Как у пуделя. Все дело в породе. До Матюхи далеко было!

Пришли мы целой компанией на эту выставку. Походили, поглядели, поцокали языками. Как в заграничном кино. Пивка попили. Немного, но до благородной отрыжки дошли. Чтобы пахло от нас по-иностранному.

А Матюха остался. Он совершенно ошалел от крутящейся стойки с часами. Она подсвечивалась изнутри, медленно вращалась и вся тикала. Обалдеть можно. Он и балдел. А рядом стояли пластиковые коробки, и в них навалом помещались разные браслеты к часам. Металлические, как латы, кожаные, как панцири черепах, даже пластиковые — как змеиные шкуры. Ах, какие браслеты! И лежат просто так и вокруг никаких охранников. Бери — не хочу. Матюха и взял. Совершенно, как он потом сказал, автоматически.

Походил еще по залу. И спокойным упругим шагом, на груди блестит значок «Мастер спорта», проплыл к выходу. Но здесь к нему подошел скромный молодой человек с военной выправкой и тихим, даже дружелюбным голосом предложил вернуться в зал и положить на место тот предмет, который он по рассеянности унес. Матюха возмутился, выпятил челюсть.

«Ничего я не брал», — брызжа слюной, заорал он, выскочил на улицу и нырнул в близлежащие кусты. А за ним никто и не погнался.

«Вот интересно}» — подумал Антон и пописал на нервной почве в те же кусты, где он прятался.

Потом он перебрался в другие кусты, поближе к выходу, потом купил и съел эскимо, зорко оглядывая всю проходящую публику. Ничего подозрительного не заметил и прошел прямо в чугунные ворота ЦПКиО им. A.M. Горького.

Наша группа уже миновала ворота, и мы его больше не видели. Он рассказал нам это все через три года. Именно столько ему «припаяли» за кражу. Прямо в воротах его арестовали, надели «браслеты» и отвезли в ближайшее отделение милиции. Еще и укоряли:

«Наш товарищ вас предупредил? Предупредил. Вежливо? Очень. Это вас и сбило с панталыку. Гаркнул бы: «Положь на место, скотина!» все бы и закончилось благополучно. И потом, что же вы такой упрямый? Вам же сказали положить назад. Теперь статью придется шить. Уж извините. Сами понимаете — международное положение обязывает».

Из института поперли, звания мастера спорта лишили, заключили в Бутырскую тюрьму. Поместили в камеру на пятьдесят восемь человек, в которой парилось почти девяносто. Спали по очереди. Какой-то кошмар! Еще вчера орал: «Полтинничек!» И мылся в теплом душе два раза в день. С туалетным мылом и шикарной мочалкой. А здесь два раза в месяц, хозяйственное мыло и носовой платок вместо мочалки. Вот тебе и сходил в ЦПКиО. Судьба — индейка. Лучше бы на эти часы и не глядел. Но браслетик, конечно, хорош! Симпатичный браслетик, веселый. Однако, садиться из-за него? Покорно благодарю.

Так по дурости и сел. Жена его (он еще и женат был, во как!) наняла хорошего адвоката, тот помог скостить срок. Но самое главное, она добилась, чтоб его не посылали в лагерь, а оставили в тюрьме — здесь идут другие зачеты. А еще она вспомнила, что в той давней, прежней жизни он был хорошим скорняком, специальное ФЗУ оканчивал. Подбирал мех, кроил, шил.

Это заинтересовало окружающую публику (не заключенных, конечно) — контролеров, специалистов по режиму, начальство. Не столько их самих, привыкших к военной форме, сколько их нежных жен, происходивших из глухих провинций и столичного меха не нюхавших. Но вожделевших.

Матюха быстренько подобрал и скроил миленькую шапочку — пирожок для жены «кума».

Хоть простенький зайчик, но очень шел к ее весьма скуластому личику. Антон ее не видел никогда. Но догадался, что надо «мордоворот» слегка облагородить. Все ахнули!

Посыпались заказы. Ему отвели отдельную хавирку, обеспечили инструментом и добавили питание, «бациллу». Зажил человек!

Он чувствовал мех исключительно хорошо. Наверно, поэтому у него самого на груди волос был гладкий и упругий, как нерпа. Плыть было сподручней. Но это в прошлой жизни. Плавание вообще для него закончилось навсегда. Когда он вышел, ему плавать расхотелось. Он устроился в меховое ателье. Помог крупный начальник. Матюха ему еще в тюрьме сшил каракулевую папаху. Тот гляделся в ней очень эффектно, как Чапаев на тачанке.

Вот так и закончилась эта история. След Матюхи затерялся в дебрях моей биографии. Кто-то рассказывал, что он все-таки восстановил звание мастера спорта. Наручных часов никогда не носил, только карманные, дорогие. Он в этом хорошо разбирался.

У кого есть талант — заявите!

Полковой стадион был самодельным, доморощенным и располагался на пологом склоне.

Одну стометровку идешь вниз под уклон, а вторую уже топаешь вверх. Вообще на стадионах так не полагается — все должно быть ровным, иначе страдает спортивная техника. Но зато вокруг были настоящие луга и поле. И роща совсем невдалеке, потому воздух был всегда ароматным, пьянящим и свежим. Он пьянил меня вечно юными запахами: свежескошенной травы, цветов, нагретой солнцем земли. А если я тренировался вечером, то пахло туманом, росой и дальними кострами. Мне хотелось не только вдыхать эти запахи, но и глотать их.

Это были прекрасные тренировки. Голень выхлестывалась далеко вперед и пружинисто опиралась на пятку, корпус проносился на прямой, чуть прогнутой назад в колене ноге. Наконец, руки мерно, как шатуны, двигались вдоль туловища, и согнутые локти далеко уходили за спину.