Вторым делом самолеты. Выйти из тени Сталина! - Александр Баренберг

- Как, вам уже известны подробности о новой модификации? - удивился немец. - И как вам она?

- Ничего. Сбивается не хуже предыдущей!

- Но, тем не менее, вы сейчас сидите передо мной, а не наоборот! - возмутился таким безапелляционным суждением несколько обиженный оберст-лейтенант.

- Капризы военной фортуны! - отмахнулся Андрей.

После этого беседа как-то увяла. Фон Мальтцан попросил пленника на прощанье сфотографироваться с ним на фоне его боевой машины.

- Почему бы и нет, - кивнул тот.

Они вышли из штаба и на машинах направились к самолетной стоянке. Выгрузились, и Андрей в сопровождении охраны и Гюнтера, направился к стоявшему там чистенькому «Густаву». От самолета отделилась фигура механика, доложившего командиру, насколько смог понять Воронов, что машина готова к полету. Тот нетерпеливо махнул рукой, и механик моментально исчез с глаз. Возле самолета больше никого не осталось. Примчался фельдфебель с фотоаппаратом. Оберст-лейтенант в позе хозяина картинно устроился на крыле своего «Мессершмитта» и призывно махнул рукой Андрею. Тот пошел к самолету, а вот его конвой остановился в метрах пяти, чтобы не попасть ненароком в кадр. «Сейчас!» - вдруг пронзительно понял он. Сейчас наступил момент, когда можно попробовать что-то изменить. Или погибнуть…

Сделали несколько снимков. Немец сначала сидел на крыле, потом встал в кабине, по-хозяйски облокотившись о сдвинутый фонарь. После этого пленник попросил разрешение осмотреть кабину. Фон Мальтцан, довольный собой, как слон, беспечно разрешил и начал вылазить из кабины. Андрей, стоявший на крыле, наоборот, стал залазить. В какой-то момент они оказались вплотную друг к другу, причем руками немец держался за высокий гаргрот истребителя. Воронов быстро рванул оказавшуюся у него прямо перед носом висевшую на поясе оберст-лейтенанта кобуру, порвав закрывающий ее кожаный ремешок, вытащил пистолет и, передернув затвор, приставил его абсолютно не ожидавшему от пленника такой резвости врагу к затылку, спрятавшись за его фигурой от толпившейся слева от самолета охраны. Фашистский ас, пребывая в шоке от произошедшего, смог только проклекотать что-то невразумительное.

- Не дергайся и останешься жив! - вот тут и пригодился Андрею английский язык! По поведению немца было ясно, что тот все понял. - Скажи своим, чтобы держались подальше. И учти - я по-немецки не говорю, но все понимаю! - соврал он на всякий случай.

Фон Мальтцан повел себя правильно. Особого страха не выказал, но и дергаться не стал. Пролаял что-то охране. Его подчиненные сразу отошли подальше, а вот конвой пленного стал артачиться. Но немец заорал на них что-то совсем ругательное, и те нехотя подчинились приказу. Андрей, придерживая несчастного Гюнтера за шиворот, медленно опустился в кабину и сел в кресло пилота:

- Заводи, а я посмотрю! - ткнул он стволом пистолета тому под ребро.

- Зря. Разобьешься! - заявил немецкий пилот, поняв намерения Воронова.

- Не переживай - не твое дело! Доедем до старта, и там я тебя отпущу, если все сделаешь правильно. Слово офицера!

- Самолет жалко! - пожал плечами оберст-лейтенант и завел мотор. Андрей мог бы и сам - на предыдущей модификации «Мессершмитта» он летал, но руки были заняты.

Немного прогрев двигатель, немец по командам советского летчика довез истребитель до начала взлетной полосы.

- Ладно! Я обещал - ты свободен! - резко столкнул того с крыла Воронов и дал полный газ.

Самолет быстро побежал по полосе, норовя с нее соскочить. Пилот с трудом удерживал машину от опрокидывания, кляня конструкторов этого чуда техники за слишком узкое шасси. Сбоку кто-то открыл огонь из автоматического оружия, и даже вроде бы попали, но времени сейчас обращать на это внимание не было. Истребитель взвился в небо, и по нему ударили аэродромные зенитки. Не успел Воронов среагировать, как они сами и заткнулись. Убрав шасси и закрылки, тот осмотрелся и понял причину: вслед за ним взлетела дежурная пара. Ну ладно! Андрей развернулся и, вновь выпуская закрылки, успел довернуть на только оторвавшуюся от полосы пару. Благодаря малой скорости имелась возможность качественно прицелиться, и Андрей ее не упустил: с одного захода поразил обоих.

Первый смог благополучно сесть на вынужденную рядом с полосой, а вот второй упал с большим креном и взорвался. «Вот так вот!» - торжествующе заорал Воронов, убирая закрылки. «Жаль только, в победы не запишут!» Пока зенитки не опомнились, он поспешил скрыться за лесом на бреющем.

Карты у угонщика, естественно, не имелось, и он летел по памяти, находя ориентиры на земле и пользуясь компасом. Линию фронта удалось пересечь по-тихому. Ни немецкое, ни советское ПВО, к счастью, не проявили достаточно бдительности. Но Андрея беспокоил повышенный расход бензина. Видимо, бак пробили еще во время разбега. Он хоть и протектированный, но пока пробоина затягивалась, вылилось немало топлива. А дырка была явно не одна. Родной аэродром находился гораздо севернее, и у Воронова закралось сомнение, что до него хватит бензина. И, кроме того, был немаленький шанс нарваться-таки на внимательных зенитчиков. Андрей решил не рисковать и сесть на расположенном невдалеке аэродроме штурмовой авиадивизии.

Расчет на посадку пришлось делать в темпе, пока не проснулась аэродромная противовоздушная оборона. «Мессершмитт» лихо прокатился по полосе и сходу завернул на стоянку, затормозив возле стоявших в линейку «Илов». Там его уже ждали. Взглянув на недобрые рожи приближающихся к самолету с карабинами в руках бойцов местного БАО, он забеспокоился: не получить бы сгоряча в рыло от своих же, как в известном фильме. Предупреждая такое развитие событий, Андрей привстал в кабине и заорал:

- Эй, там! Я подполковник Воронов, командира полка немедленно ко мне!

Неизвестно, что произвело большее впечатление: наглое поведение незнакомца, его командный голос или подполковничьи погоны на форме, но бойцы притормозили, хоть и не опустив карабинов. Кто-то побежал докладывать, а Андрей утомленно присел на крыло…

Глава 12.

- Так, значит, что? На аэродром вас привезли просто поговорить? Сами подвели к заправленному самолету и чуть ли не под руки усадили в кабину? Ну-ну.., - смутно различимое из-за направленной прямо в глаза Андрею лампы лицо майора из контрразведки выражало явное презрение к сочинительскому таланту допрашиваемого. - Может быть, придумаете версию посолиднее, товарищ подполковник? Или уже не товарищ?

Воронов с трудом сдержал позыв заехать доставшему уже до чертиков майору в откормленное тыловое рыло. Третий день продолжалась эта канитель! Сначала комполка штурмовиков, переговорив с неожиданным гостем, вызвал машину из части Андрея. И уже через два часа тот принимал на грудь сто грамм в компании обрадованных сослуживцев, особенно своего ведомого Гроховского. А утром за ним приехали…

Отвезли в штаб фронта и сразу начали допрашивать. В первый день довольно вежливо выслушали его рассказ, записали, уточнили детали. Попросили за ночь вспомнить дополнительные подробности и уложили спать на весьма приличный диван. Личное оружие, разумеется, отобрали, но такой порядок, ничего необычного. А вот на второй день… Вчерашних доброжелательных следователей сменили два злобных майора, которые по очереди допрашивали его весь день, до поздней ночи. Причем сразу же попытались выбить признание в сотрудничестве с врагом, постепенно усиливая давление. Андрей держался, понимая, что скоро дело дойдет «наверх» и надо просто переждать. Хотя это становилось все труднее и труднее…

- Я уже двадцать раз все рассказал. Достаточно!

- Встать! - заорал вдруг майор. Подошел нарочито медленным шагом к вставшему со стула Воронову, прильнул ртом почти к самому его уху и зашипел:

- Будешь рассказывать столько раз, сколько я скажу! Всю ночь, до самого утра! И стоя! - особист резким ударом ноги отправил в угол ни в чем не повинный стул. Потом вернулся на свое место за столом, вальяжно развалился в кресле и закурил.

- Ну как, у вас появилась новая версия? - спокойным голосом, как ни в чем не бывало, осведомился он.

- Нет!

- Ладно! До утра времени еще много! - безразличным тоном заявил майор и погрузился в изучение каких-то бумаг.

Ситуация была безрадостной. Андрей простоял так уже часа четыре, и ноги ощутимо гудели. Что же будет к утру? Около полуночи первого майора сменил второй, но на положении подследственного это никак не сказалось. Мучитель то прохаживался по кабинету, то, развалившись в кресле, попивал чаек, в явно демонстративных целях смачно жуя аппетитный бутерброд с колбасой, то задавал Воронову вопросы нудным голосом. Андрей отмалчивался, изо всех сил пытаясь не сорваться. Около половины второго ночи вдруг раздался резкий в ночной тишине телефонный звонок. Следователь, оторвавшись от очередного бутерброда, поднял трубку: