Передел - Мюриэл Спарк

– А он точно от него? – спросила Клара.

– Да, от Лауро, больше не от кого, – всхлипнула Агата. – Он хочет, чтобы я свалила все на мистера Майкла, но его вообще здесь не было. Мистер Майкл, несмотря на то что он явно ни при чем, предложил оплатить аборт, а Лауро сказал, что это и есть доказательство виновности. Я ему говорю: Лауро, я могу доказать, что отец – ты, существует же анализ крови. А он мне: у Майкла четвертая группа, и у меня тоже, отправляйся сама знаешь куда и там доказывай мое отцовство. Как он может так со мной обращаться? Ведь я никогда ни в чем ему не отказывала.

У Клары была на это своя, разумная точка зрения.

– А нечего было, – сказала она и помолчала секунду. – Я ему никогда ничего не позволяю, – добавила Клара, как будто ей предоставлялась такая возможность. И высказала очевидное: – Если мистер Майкл готов заплатить за аборт, значит, у него есть на то причины.

– Я никогда с ним не встречалась, – не согласилась Агата. – Но я знаю про его любовницу в Риме, все про нее знаю. Однажды он ее сюда привозил.

– И что сказала синьора Мэри?

– Она была в отъезде. В общем, он хочет помочь и, наверное, надеется, что я буду помалкивать. А может, он просто добрый хозяин, откуда я знаю? Все равно я не пошла бы на аборт, даже если…

– Чтобы просто хотели помочь – такого не бывает, – назидательно объяснила Клара. – Да ты сама, сама-то подумай!

– Может быть, Майкл все-таки поможет…

– Ему придется, поверь мне, – сказала Клара авторитетным голосом. – У него нет другого выхода. Он хозяин дома. Послушай моего совета, не упусти его. Я плохого не посоветую.

Лауро сидел в гостиной бунгало, высоко в холмах. Это был один из новых домиков, которые выглядели так, словно всю работу по дому выполняла чистюля Белоснежка. Его будущие родственники расселись вокруг: все длинноногие и за исключением невесты стройные. У будущей тещи было красивое загорелое лицо и короткая темная стрижка со светлыми прядями. Внешне она вполне могла сойти за кого-нибудь из друзей Редклифов, в отличие от слегка перекормленной невесты с длинными черными волосами. Лауро решил, что после свадьбы заставит ее похудеть. Двое дядюшек по материнской линии тоже были худы и привлекательны. Один выглядел под сорок, у него были светлые, хорошо окрашенные волосы, достаточно длинные, чтобы прикрывать уши. Второму было уже за пятьдесят; он носил очки и походил на профессора. Его худенькая жена, сделавшая себе модную короткую стрижку, сидела рядом. Все они выглядели так, будто либо работали в киноиндустрии, либо заправляли ночным клубом, а потому регулярно стриглись, красились, да и про маникюр не забывали.

В общем, внешний вид будущих родственников Лауро вполне устраивал. К этому браку его подтолкнула чокнутая горничная Агата. Не жениться же на Агате человеку, которого легко принимали в лучшие дома и постели! Но вот отсутствие легкости в грядущих родственниках удручало Лауро. Он стряхнул сигаретный пепел в чистую пепельницу, а его будущая теща встала, вытряхнула ее за окно и поставила перед Лауро снова чистой. Все равно что менять тарелку в середине обеда. Лауро раздражало то, что мать невесты была такой опрятной. Опрятной до кончиков ярко-красных ногтей. И он не понимал, почему раздражается – ведь и Мэгги, и Мэри, и все другие всегда были аккуратны и ухожены. Его бесило, что невеста Элизабетта откликалась на обычное Бетти. Его приводило в смятение обсуждение свадебного обеда в лучшей траттории, с первоклассным французским вином. Семь блюд, как минимум две сотни гостей, включая всех дальних родственников и друзей с обеих сторон. Разумеется, за все платит семья невесты, деньги не имеют значения, особенно по такому случаю, и да, конечно, семь блюд, семь или восемь.

И обо всем этом говорила худенькая стройная тетка Бетти, говорила как деревенская толстуха: да, семь блюд, сначала закуски и, возможно, дыня и ветчина; потом суп – холодный консоме, совершенно шикарное блюдо для лета; потом пусть будет две-три разновидности пасты, скажем, каннелони с дичью или шпинатом, но обязательно со сливочным соусом, неплохо бы феттучине аль бурро с пармезаном и, конечно, равиоли; дальше обязательно что-нибудь морское, креветки с томатным салатом, цикорием и приправами; затем холодное мясо, к примеру, тонко нарезанная телятина и куриные грудки или фазан; а потом нужно что-нибудь оригинальное, наверное, шиш-кебаб – это потрясающая говядина на вертеле с морковью, зелеными бобами и рисом; после этого можно переходить к зеленому салату из латука и базилика, самого-самого свежего, и сразу к сливочному торту, надо подумать к какому; потом – разные фрукты, пусть гости выбирают, какие им подать к пирожным, кстати, обязательно нужны орешки; потом, разумеется, сыр и кофе; дальше уже можно разносить шоколад с напитками, пусть это будут, скажем, самбука, куантро и коньяк… Теперь невеста может разрезать торт, официанты разнесут порции; после этого старший из семьи невесты произносит тост в честь sposi[18], все пьют шампанское, а sposo поднимает ответный тост в честь родственников невесты; потом старший дядя Бетти произносит тост в честь родственников жениха; можно разнести сигары; официантов надо будет нанять в Риме, чтобы они были в белых перчатках и не роняли посуду. Потом невеста бросает букет, и, не забудьте, это очень важно…

Лауро бросил на свою будущую жену полный паники взгляд, однако та ничего не заметила. То, что она внимательно прислушивалась к словам тетки, привело его в еще больший ужас. И это после того, как они встречались два года! Ведь все два года он рассказывал, как живет у Майкла и Мэри, у Мэгги и Берто, описывал их друзей с Сардинии, Искии и из Венето, описывал, как принято есть в доме у Мэри, где никто почти не прикасается к великолепным блюдам, а большая часть еды отсылается обратно на кухню, к слугам. Легкие разговоры никогда не накаляли атмосферу, и смех никогда не становился слишком громким. В мире Лауро между фразами делали паузы, слушали музыку и танцевали. Никто и не вспоминал о еде, а если мужчины и начинали разговор о винах или женщины – об отдельных блюдах, то таким тоном, будто говорят об истории искусств или о диких животных. Два года Лауро нашептывал все это на ухо Бетти, но, судя по всему, тщетно. Бетти с энтузиазмом включилась в обсуждение празднества и принялась озвучивать мысли так же громко и быстро, как и остальные, которые не гнушались перебивать друг друга. Этот гомон становился все громче и громче, поэтому Лауро едва не впал в панику, с трудом успокаивая себя воспоминаниями о том, что это уважаемая семья, которая прекрасно выглядит и вообще процветает. Лауро захотелось бежать. Однако ему немедленно представилась Агата на кухне Редклифов, положившая одну руку на живот, а другой угрожающе указывающая на него, ее визгливые обвинения, слезы, а также угрозы натравить отца и братьев. Бежать было некуда. Зато когда он женится на Бетти, Агате станет нечего требовать.

Тема еды себя исчерпала, и теперь принялись обсуждать деньги, приданое и то, что нужно успеть сделать перед свадьбой. Бетти продолжит работать в бутике, машина останется у нее. Когда ее мать откроет новый бутик в Риме, а это произойдет скоро, Лауро сможет бросить работу секретаря и получить у Редклифов неплохие деньги за ликвидацию контракта и даже сверх того.

Наступил торжественный момент: выступление старшего дяди Бетти. Наполнив ликерные бокалы чем-то густым и сладким, мать Бетти раздала их в комплекте с кружевными салфеточками, специально предназначенными, чтобы ставить на них бокалы. Наконец дядя заговорил:

– У Бетти есть земельные владения. Кое-что из наследия нашей семьи. – Он положил на колени тонкий черный дипломат и извлек из него сильно измятый большой лист бумаги, какой-то документ и карту, которую тут же развернул на мраморном покрытии стола.

Лауро заинтересовался. Ярость, которую вызывала мысль об Агате и ее обвинениях, отступила. Отступило и другое, чуть более раннее воспоминание о том, как в самый волшебный момент эта расчетливая потаскушка сказала, что пьет таблетки, а он поверил. Постепенно терзавшие его образы сменились тем, что происходило перед глазами.

Семья Бетти состояла из родственников по материнской линии, отец был неизвестен, и считалось, что он мертв. Родители матери тоже уже умерли. Таким образом, из совладельцев земли, очерченной на карте, остались только двое дядей.

Лауро склонился над картой, обняв Бетти за пухлое плечо, и принялся гладить ее волосы в восторге от неожиданной мысли, что у невесты такие обширные владения. Ей принадлежало приблизительно десять акров в холмах у озера.

– Не может быть, что это там, – сказал Лауро.

– Разумеется, все там, – терпеливо произнес старший дядя, очертил границу пальцем и достал из дипломата документы, в которых указывалось, что эта земля, пока не перешла к Бетти, принадлежала семье пять поколений.