Мой любимый ангел - Джоанна Мэйтленд

Бентон засияла.

– О, миледи, наконец-то! Я так рада, что вы стали почти такой, как прежде. Обещаю, вы у меня будете точно принцесса!

– Ну ладно, я приеду где-то через час и перед обедом хочу принять ванну. Вот тогда ты и сотворишь свое чудо, – весело сказала Эйнджел.

Макс еле удержался, чтобы не порвать на куски отвратительное письмо, которое он получил в ответ на просьбу о встрече. Два дня молчала – и вот пожалуйста! Одно высокомерие.

Налив в стакан мадеры, он опрокинул его в рот и уселся в свое любимое кожаное кресло. Тоска… До чего же скучно ждать, сидя в четырех стенах! Был бы Росс, он бы его развеселил, но его нет, так что ничего не остается, как попытаться развеселиться самому.

Например, попробовать поразмышлять о кузине без раздражения. Странно, но при воспоминании о ней Максу приходило на ум слово «невинность». С чего вдруг? Что за глупая идея! Она же вдова, несколько лет была замужем. Она не может быть невинной.

И все-таки в том, как она ему отвечала, было что-то странное, как будто она впервые испытывала страсть, как будто была не уверена в том, что должно последовать дальше и что она должна при этом чувствовать. А потом, без всякого предупреждения, стала отталкивать его и потеряла сознание. И это было самое странное.

За какие-то считанные мгновения она перешла от страстного желания к…

Может, испугалась? Макс похолодел от этой неожиданной мысли. Но ведь он не…

Дверь открылась.

– Милорд, леди выехала из дома.

Наконец! Макс вскочил и пошел к двери.

Эйнджел стояла, склонив голову, у могилы. Она задержалась дольше, чем намеревалась, Бентон наверняка будет беспокоиться. Ладно, ничего.

Эйнджел наклонилась и прочла надпись на памятнике, водя по нему пальцем: «София Элизабет, любимая жена Джеймса Мильтона, родилась -1790, умерла – 1812». Эйнджел попыталась помолиться за свою самую близкую подругу. Бедная София, она умерла такой молодой, пытаясь родить мужу долгожданного наследника.

Присев на корточки, Эйнджел стала поправлять принесенные ею цветы. Она не слышала шагов по мягкой траве и не чувствовала, что кто-то стоит за спиной, пока на нее не упала тень, загородив теплое весеннее солнце.

Эйнджел испуганно выпрямилась, сильные руки схватили ее за плечи и стали трясти. Это снова был несносный кузен Фредерик. Наконец он разжал руки, но вид у него был такой сердитый, что в любой момент можно было ожидать нового нападения. А вокруг ни души, звать на помощь бесполезно – и часовня, и дорога далеко.

– Объясните-ка мне, что означает ваше идиотское письмо, которое я получил вчера! – Голос кузена дрожал от гнева, он почти кричал.

– Оно означает именно то, что в нем написано, сэр, – ответила Эйнджел, вскипая. – Что я не вижу смысла в том, чтобы уделять вам время для беседы и слушать ваши грязные намеки насчет моего кузена Пьера Роузвейла.

Он как-то по-мальчишески запустил пальцы в свою густую шевелюру.

– Вы глупая женщина, – сказал он. – Ваш так называемый кузен – мошенник, охотник за деньгами. Наложить руку на вас и ваше состояние – вот чего он добивается. Неужели вы этого не видите? Ему нужно просто потянуть время, пока вы окончательно не потеряете репутацию, а тогда сами будете рады надеть себе на палец его кольцо.

Эйнджел была слишком потрясена, чтобы что-то ответить, да и кузен Фредерик так спешил выговориться, что она не могла вставить и слово. Он почти не умолкал даже для того, чтобы перевести дыхание.

– И посмотрите на себя. Стоите тут одна-одинешенька, даже служанки нет рядом. Любой может покуситься на вас. Вы дорого стоите, кузина. И не должны допустить, чтобы такая добыча попала в недостойные руки.

К концу этой филиппики Эйнджел была так же зла, как и ее кузен.

– А вы, сэр, конечно же, самый достойный человек в Лондоне, да? Я должна остерегаться, как бы меня не обманул мой кузен Пьер или любой другой, ну а вы, естественно, выше всего этого.

– Вы что себе вообразили, мадам, – что я явился сюда, чтобы обманом заставить вас выйти за меня замуж, и все это ради ваших денег?

– А если не это, так что вас сюда привело?

– Великий боже, женщина, да я пришел, чтобы предупредить вас. Неужели вы так предубеждены против меня и моих родных, что не способны понять, когда вам хотят добра?

Эйнджел делано засмеялась.

– Это вы-то хотите, кузен? Вот уж не думаю.

Он побелел от гнева.

– Мужчина, который будет так глуп, что женится на вас, мадам, быстро раскается в этом. Да он, если у него будет хоть капля ума, упечет вас в сумасшедший дом.

– Ну, хватит, сэр! Вы зашли слишком далеко! Нам не о чем говорить. – Эйнджел быстро пошла к выходу с кладбища, но он в два шага нагнал ее и схватил за руку, заставив остановиться.

Глубоко вдохнув, словно стараясь взять себя в руки, он снова заговорил:

– У вас два пути, мадам. Или вы даете мне слово, что не выйдете за Пьера Роузвейла независимо от того, что у вас с ним было, или я приму меры, чтобы вы вообще не могли выйти за кого бы то ни было. Вы можете дать слово? Или твердо намерены продолжать свое сумасбродство?

– Буду благодарна, если вы отпустите мою руку, сэр, – процедила Эйнджел, но кузен и не подумал ее отпускать. Это стало последней каплей. – А, – заговорила она, – понимаю, вы же мой наследник. Естественно, вы все сделаете, чтобы не дать мне выйти замуж. Ведь, если я выйду за Пьера и рожу ребенка, вы останетесь при своем пустом титуле.

– Наследник меня волнует меньше всего, кузина. Вы же бесплодны, а бесплодная женщина не может родить наследника.

– А вот тут вы ошибаетесь, сэр. Я вовсе не бесплодна. Мало того, сейчас я… – Эйнджел испуганно умолкла, глядя на удивленное лицо кузена. О господи, да она же в порыве гнева проговорилась, и кому – человеку, который является ее врагом. Эйнджел попробовала проскочить мимо него, добежать до ворот, прежде чем расплачется.

Он снова удержал ее за руку.

– А-а, вот, значит, как обстоят дела. Вы беременны и выходите за Пьера Роузвейла. Да, конечно, надо выходить. Но поверьте мне, мэм, вы будете жалеть об этом всю жизнь.

– Не буду, сэр. – Эйнджел упорно не оборачивалась к кузену, чтобы он не увидел, какое у нее убитое выражение лица. – Может, я и стану жалеть о своих поступках, но среди них не будет брака с Пьером Роузвейлом. Он не намерен жениться, пока не решится положительно его дело. А пока вы остаетесь графом Пенроузом, мне придется искать себе в мужья кого-то другого, иначе я… – Эйнджел беспомощно умолкла и, вырвав свою руку, побежала к карете.

Он не стал ее преследовать. Подбежав к часовне, Эйнджел остановилась, чтобы отдышаться, достала платок и вытерла глаза. Если кучер заметит, что она плакала, она скажет, что была на могиле своей подруги Софии и расстроилась.