Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

— Вот он! Летит! — выкрикнул Даг, радостно размахивая руками.

— Где? — прищурился Майдер Билон. Он пока ничего не видел. Воздух дрожал над раскаленными скалами, горизонт был нечетким и расплывался. — Да рановато ему вроде.

— Да вон же! — настаивал Даг. — Прямо над теми двумя вершинами.

Приглядевшись, Билон, наконец, увидел еле заметную черную точку.

— Ну и зрение у тебя, приятель, — сказал он с уважением.

— Сто двадцать процентов, — с гордостью заявил Даг, вернее, Дагир Дельвин, молодой геолог из группы Хольна, невысокий, черноволосый, с лицом, потемневшим от загара и ветров. — Это в нашей семье наследственное. У меня отец служил на флоте сигнальщиком.

— Тогда понятно, — кивнул Майдер Билон.

Он стоял рядом с Дагом на вершине холма, крутыми уступами спускающегося на равнину, где — совсем рядом — тускло блестел под лучами заходящего солнца корабль чужаков. За все те дни, что провел в пустыне Билон, он не стал ни понятней, ни приветливей. С другой стороны гряды виднелись зеленые и оранжевые палатки — лагерь геологов.

— Жаль все-таки, что мы уезжаем, — сказал, наконец, Даг. Он все еще глядел на приближающийся вертолет.

— Недалеко же, — невнятно пробормотал Билон. Он старался прикрепить к массивной камере, крепко сидевшей на широко раскинувшем свои лапы трехногом штативе, большой зонтик из блестящей фольги.

— А какая разница? — в голосе Дага слышалась легкая грусть. — Какая разница, сорок километров или четыреста? Все равно, мы сюда больше не вернемся. И все тайны будут раскрыты без нас.

— Зато Хольн обрадуется, — проворчал Билон. Проклятый зонтик никак не хотел становиться на место.

— О да! Но я его, честно говоря, не понимаю. Странный он какой-то…

— Неромантичный, — вставил Билон.

— Точно. Тут такое дело, сенсация века, это же ведь никогда больше не повторится, а у него одна только забота — как бы нагнать план, да набрать побольше образцов. Да какие тут, к дьяволу, образцы?!

Билон пожал плечами. Иногда он не понимал и Дага. Для самого Билона, как, впрочем, и для всех остальных, ежедневные походы к кораблю сделались обычной работой, рутинной и притом ужасно скучной. Только Даг еще сохранял энтузиазм.

Камера с легким скрежетом повернулась на своем треножнике, по пути отщелкав шесть кадров. Этим она теперь будет заниматься каждые две минуты до самого утра, пока Билон не придет, чтобы сменить батареи и пленку.

— Надо бы смазать, — озабоченно заметил Даг.

— Черт с ним, завтра. Еще провозимся до заката. Пошли.

От вершины холма до лагеря по прямой было не более восьмисот метров, но ни жара, лишь немного спавшая к концу дня, ни пересеченная местность не располагали к спешке. К тому времени, как Билон и Даг дошагали до короткого ряда палаток, вертолет уже успел сесть, и на импровизированной посадочной площадке царила легкая суматоха.

Драйден Эргемар помог оттащить подальше в тень несколько канистр с водой и теперь с важным видом протирал стекла кабины. Кен Собеско вместе с двумя геологами — Каном и Торкасом — загружал в вертолет мешки с камнями — драгоценные образцы Хольна, стоявшего рядом и что-то озабоченно корябавшего в своем блокноте. Радист Оки, недавно прибывший из Горданы в помощь Билону, уже успел получить свой груз, состоящий из пленки и батарей, и теперь не спеша стаскивал их в одну кучу. Телшие — смуглолицый зермандец, исполнявший в экспедиции роль повара, уборщика и, если потребуется — переводчика и даже охранника, уже насадил аппетитные куски мяса на вертел, изготовленный из обломков телескопической антенны, и колдовал над костром.

— Привет труженикам, — возвестил Билон, радостно ухмыляясь. — О, смотрите-ка! Эй, Вилам, а ты-то что здесь делаешь?

Вилам Сентер сидел в тенечке на ящике с консервами и обмахивался шляпой. Он умел переносить жару не хуже всех остальных, но иногда любил напускать на себя вид страдальца.

— Майди, — слабым голосом сказал он. — Майди, это ужасно. Я взял с собой ящик пива, но оно нагрелось в дороге чуть ли не до кипения! Я не доживу до утра!

— Доживешь, — безжалостно заявил Билон. — Но все же, что привело тебя в наши края, где до ближайшего бара не меньше трех сотен километров, а может, и все четыре? Неужели в тебе проснулось чувство благородного любопытства?

— Какое любопытство? — со вздохом простонал Сентер. — Я здесь отдыхаю. Ты просто не представляешь, что сейчас происходит в городе. И знаешь, что общего между мной и пивом? И то, и другое, нужно абсолютно всем. Это невыносимо!

— Эй, Вили, кончай страдать, — крикнул с другой стороны вертолета Эргемар. — Телшие обещает нам роскошный ужин. Так что восставай из мертвых и присоединяйся!

Прощальный ужин удался на славу. Костер, в который не пожалели высыпать целый мешок горючего сланца, радостно трещал, сыпал искрами и поочередно выхватывал из темноты то разгоряченные лица людей, то легкие палатки геологов или солидный шатер, где обитали Билон и радист Оки, то стеклянные выпуклости кабины вертолета.

— …Наша дыра вдруг стала очень знаменитой, — рассказывал оживший Сентер. — Местные жители просто обалдевают. Понаехали какие-то репортеры, эксперты, чуть ли не заклинатели духов, и всех тянет сюда как магнитом. Знали бы, что их тут ждет!

На днях явился тут один, Хьорм по имени, из валезской академии наук. Тут ученые какую-то экспедицию затеяли, вот он и прибыл — организовывать. Как засел за телефон — и с утра до ночи! А линий-то только две! И мне теперь, получается, до Кушуда и не дозвониться. Ну, думаю, ладно, выкручусь. Не такие крепости брали.

Вчера вот еще одна парочка этих ученых прилетела. Один тихий такой старичок. Вилкандец. С самого начала как засел в баре — по нюху он его нашел, что ли — и начал там: одно пиво, второе пиво, смотрю, а половины стратегического резерва и нету! А второй, молодой, из Чинерты, по фамилии не то Маклис, не то Муклис, как накинулся на этого Хьорма — я сначала обрадовался, что линия телефонная наконец освободилась, а потом даже жалко стало беднягу. Я-то не знаю, что он там ему выговаривал, но интонации хорошие были, соответствующие.

Потом приходит ко мне этот Маклис или Муклис, там то да се, мол, у меня тут и опыт большой, и контакты хорошие — минут пятнадцать так распинался. И тут выясняется, что им надо оборудование принять — для начала тонны три — и чтобы таможню прошло побыстрее, а затем все это добро перевезти сюда к вам. Ну, я ему говорю, конечно, да-да, господин Маклис или может быть Муклис, помогу, обеспечу, окажу, так сказать любезность.

Только ушел — я снова за телефон, а он, гад, опять занят! Ждал я, ждал, а потом плюнул на все, да и улетел вместе с ребятами. Все равно завтра у зермандцев какой-то праздник, и никто там работать не будет. А теперь ты, Майдер, рассказывай. Мне же интересно, что ты тут делал без меня все это время.

— Сторожил, — рассмеялся Билон. — Ходим тут все вокруг, скоро тропы протопчем. Только колотушки не хватает. Правда, чего сторожим, не понятно. Можно подумать, если он захочет улететь, я его удержу за опору.

— А он может захотеть? — поинтересовался Сентер. — Как тебе кажется, он у нас надолго застрял?

— И главное, зачем, — вставил Эргемар.

— Хороший вопрос, — проворчал Билон. — Знаешь, Вили, вечеров пять подряд мы только и делали, что изобретали всякие версии. Мы перебрали, по-моему, все возможное и невозможное, что только может придти в голову.

Даг весело рассмеялся. Он вспомнил кое-что из этого возможного и невозможного.

— Именно, — продолжил Билон. — В конце концов, Хольн заявил, что у нас всех преждевременный маразм, и мы решили прекратить ломать мозги…

— Тем более, что мы начали повторяться, — вставил Даг.

— В общем, мы твердо знаем только то, что ничего не знаем. И честно говоря, я не против, чтобы в один прекрасный день он сделал нам ручкой. Может, мне только кажется, но мне кажется, что знакомство с пришельцами не принесет нам ничего хорошего. Тут что-то нечисто. Мы уже дней десять выставляем на ночь камеры, а вчера нам передали первые результаты. Вот, Оки не даст соврать, с одной стороны, ничего интересного, но есть пара подозрительных мелочей. Мы передали им восемь пленок — две камеры, четыре дня — так вот, две из них оказались засвеченными.

— И естественно, за одну и ту же ночь, — добавил Даг.

— Конечно, это может быть совпадением, — продолжил Билон. — Мало ли, от чего может засветиться пленка. И мало ли, от чего могут сдвинуться несколько камней — в конце концов, между съемками прошла не только та ночь, но и два дня. И мало ли, от чего высовываются те штуки, когда мы слишком близко подходим к кораблю. Я не хочу делать сенсации из всех этих мелочей, но… — Билон заколебался — …но вчера я попробовал залезть на тот высокий холм, что прямо над кораблем. С его вершины, наверно, открывается идеальный вид, но подъем слишком крутой — туда смог бы подняться только опытный альпинист. Или по воздуху. И на небольшом уступчике недалеко от вершины — это максимум, куда мне удалось подняться, — я нашел одну вещь, и до сих пор не знаю, в какую часть нашей мозаики ее засунуть.