Стану тебе женой (СИ) - Юлия Бонд

Передо мной стоит Гена, друг Вовы. Вижу, сказать что-то хочет, мнётся.

— Говори, Ген.

— Уже поздно что-то менять, но я хотел, чтобы ты знала. Не могу жить с камнем в душе. Помнишь, когда Вовка купил машину и мы обмывали её в гараже? — киваю. — Так вот… Тот презерватив на коврике был не его. На самом деле это мой.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? Почему сейчас, Ген? Совесть проснулась, да? А теперь уже не надо. Вовы больше нет! Зачем мне твоя правда?

Я не сдерживаюсь и срываюсь на всхлип, а Гена обнимает меня за плечи успокаивая.

— Наташка, я не мог сказать, понимаешь? Та баба на один раз была, а у меня семья, дети. Ты всё мой Галке рассказала бы. Ну, пойми ты меня!

Отталкиваю от себя бывшего друга Вовы. Рукой смахиваю слёзы, льющиеся из глаз ручьями. Злость накатывает мощной и удушливой волной. Едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него с кулаками.

— Не попадайся мне на глаза. Никогда! Грош — цена твоей дружбы, Гена. Ты не у меня должен прощения просить, а у друга своего, который отныне гниёт в сырой земле!

Развернувшись на каблуках, ухожу. И только стоит войти в столовую, как на моём пути появляется Таня. Обеспокоенно подруга берёт меня за руку и уводит в сторону, подальше от любопытных глаз. Достав носовой платок, стирает солёную влагу на моих щеках, но не помогает, потому что я плачу без остановки!

— Ну, Натали… Сколько можно уже, а? О ребёнке подумай. Не плачь!

— Не могу не плакать, — закусив губу, сдерживаю крик, рвущейся наружу.

— Ты Радмиру позвонила?

В ответ качаю головой. Забыла! Как появился этот Генка, у меня всё вылетело из головы.

— Давай уже пойдём? Ты свой долг перед Островским выполнила.

— Надо с Инной Анатольевной попрощаться.

— Не стоит. Она на таблетках. Глянь на неё. Она же сейчас в коматозе.

— Нет, Таня. Так нельзя. Я попрощаюсь.

***

После похорон Таня забирает меня к себе, хотя я ей говорила, что хочу домой.

— Я тебя одну в таком состоянии не оставлю, — возмутилась подруга, когда я собиралась уехать на такси.

Сидя на стуле в кухне у Татьяны, звоню Радмиру. Он отвечает практически сразу.

— Милая, всё хорошо? Ты едешь домой? — спрашивает взволнованным голосом.

— Я у Тани. Она не отпустила меня одну на такси.

На том конце провода муж огорчённо вздыхает, а я чувствую, его злость, но поделать ничего не могу. Да, я тряпка, размазня, оплакиваю бывшего мужа. И пусть Радмиру это всё не нравится, мне плевать! Плачу, потому что больно. Потому что несмотря ни на что у меня траур. Горе!

— Передай подруге телефон, — просит муж и я молча отдаю Тане трубку.

Они о чём-то говорят, но я не слушаю. Через минуту Таня возвращает телефон.

— Рад сказал, приедет за тобой. Попросил накормить тебя. Давай, Натали, ну хоть тарелочку супа.

— Не хочу. У меня перед глазами Вова с венчиком на голове и крестом в руках, — всхлипываю не удержавшись.

Подруга поднимается со своего места и подходит ко мне, чтобы обнять, успокоить.

— Это жизнь, Наташа. Все мы под богом ходим. Никто не знает, что будет завтра. Островскому просто не повезло. Несчастный случай. Кто ж знал, что тот автоподъёмник неисправный, что машина упадёт прямо на него…

Отрываю от ладоней заплаканные глаза. Смотрю на Таню затуманенным взором.

— Посади его, Таня!

— Кого, Наташ?

— Хозяина СТО, где работал Вова! Это он виноват. Он!

— Уголовное дело уже возбуждено. Ведётся следствие. Виновные понесут наказание.

Через полчаса прощаюсь с Татьяной, крепко обнимая.

— Наташ, я понимаю, что сейчас не самое лучшее время, но всё-таки, — протягивает мне пластиковую папку для документов, — возьми это и почитай на досуге.

— Это что?

Открываю папку, но сквозь толщу сознания и здравого смысла не пробиться. Я полностью опустошена, чтобы вникать в печатные строчки.

— Досье на Радмира.

— Зачем оно мне? — закрываю папку так ничего и не прочитав, отдаю подруге. — Забери свои бумажки.

— Не горячись. Я переживаю за тебя очень. За тебя и Лизу. Ты очень рискуешь, Наташа. Радмир не тот, за кого себя выдаёт.

— Да ты издеваешься надо мной? — мой голос дрожит, а сердце глухо ударяется о рёбра. — Оставь Радмира в покое. Не нужно искать на него компромат. Он мой муж и я всегда буду на его стороне, чтобы ты не говорила. Даже если весь мир будет против него, я не расстанусь с ним. Я буду его крепким тылом. Всегда! На всех фронтах, тебе ясно?

— Наташ, ты не понимаешь, о чём говоришь. В лучшем случае твоего Радмира однажды посадят, а если нет…

— Замолчи! — сцепив зубы, устрашающе грожу пальцем. — Больше ни слова!

— Я всего лишь желаю тебе счастье, подруга.

Поднимаю руку вверх, жестом показывая не продолжать. Я на грани, могу взорваться в любую секунду и Татьяна это понимает, а потому отводит в сторону взгляд.

— Позвони мне, когда готова будешь поговорить, — просит Татьяна, когда я в коридоре надеваю шубу.

Молчу, игнорируя просьбу подруги, а затем также молча ухожу прочь. А оказавшись на улице, закрываю глаза и снова плачу. Зачерпнув ладонями пригоршню снега, втираю в лицо. Холод обжигает, кожу пронзает мелкими иголками, но на сердце легче не становится.

Мне больно, да!

— Милая, не плачь. После тьмы всегда наступает рассвет, — проносится где-то рядом и я отрываю ладони от лица.

В нескольких метров от меня стоит пожилая женщина, одетая в старенькую потёртую шубу. Осматриваю незнакомку с головы до пят. Тщетно. Я вижу её впервые.

Женщина подходит ко мне ближе, заглядывает в мои печальные глаза, полные слёз, качает головой.

— Мужа потеряла? — спрашивает и я киваю. Конечно же, чёрная повязка на моей голове даёт ей повод так думать — это логично. — Пройдёт. Ты сильная. Сильнее, чем думаешь. Девочек береги. И старшую, и младшую.

Ошарашенно хлопаю ресницами, не понимая, откуда женщина узнала, что я в положении. Под шубой совсем не видно живота, да и что там увидеть? Шестнадцать недель всего-то.

— Ещё одна дочка будет у тебя, только если станешь на сторону света, а не тьмы.

— Я не понимаю вас. Откуда… — договорить не могу, в горле будто битое стекло.

— Я всё знаю, — улыбается. — И вижу как на ладони. На тебе проклятие “Чёрной вдовы”. Все мужчины, которые полюбят тебя, но которых ты подпустишь к себе и не полюбишь в ответ, умрут. Сейчас ты любишь одного мужчину. Я вижу эту любовь