На скамейке возле Нотр-Дам - Ирина Степановская

– Да плевать я на все хотела! – сказала она, всунула ноги в туфли – после ванны они вошли сразу же, и решила пойти куда-нибудь поужинать.

На Больших бульварах находятся десятки кафе, но ближайшим к нашей гостинице оказался крошечный китайский ресторанчик. Лена, поколебавшись, вошла внутрь. Как было удивительно, что на третий день пребывания в Париже ей вдруг захотелось, чтобы в ресторанчике с ней сидела я – странная женщина, с которой она почти не разговарила на работе. Судьба порой выкидывает с людьми подобные штуки. А с кем еще сейчас могла бы поужинать Лена? Жених уехал. С Мари? Когда она вспоминала о тетке, на сердце накатывалось тяжелое чувство. Зачем мама вообще звонила ей? И хотя внешне Маша вела себя безупречно, Лена интуитивно чувствовала – что-то происходит, но она не могла понять – что.

Маленькая китаянка с крошечными ручками и ножками подбежала к Лениному столику. Ресторанчик был размером с крупный газетный киоск или, наоборот, с мелкий салон сотовой связи. Тем не менее в нем присутствовало все, что полагается в китайских ресторанах – меню, темно-красные скатерти на столах, лампы по стенам в оранжевых матерчатых абажурах, барная стойка у боковой стены с развешанными на ней ковриками с иероглифами. Хозяин-китаец вел бухгалтерию, повар-китаец орудовал в полутораметровом кухонном отсеке, единственная официантка отвечала за чистоту. Дочь хозяина изучала в Сорбонне древнероманскую культуру, но время от времени посещала заведение отца с целью пообедать и приводила друзей. Семейный бизнес процветал. В вечернее время зальчик на четыре крохотных столика, отделенных от кухни стойкой с кассовым аппаратом, чаще всего пустовал – в ресторане не было открытой террасы. И поэтому зашедшая сюда Лена пользовалась огромным вниманием со стороны и повара, и официантки.

Ей вначале принесли чай и бумажного раскрашенного дракона, державшего в отверстии на хребте свернутые салфетки. Повар встал к плите и стал помешивать ароматное мясное варево. Лена ждала у окна, рассеянно и печально глядя на улицу.

Затем официантка принесла теплую лепешку, похожую на лаваш, и соус в керамической мисочке. Предложила макнуть. Лена макнула. В другой миске, побольше, подали мясо. Лена макала лепешку, подцепляла кусочки мяса, глотала, жевала, запивала чаем. И по мере насыщения паническое настроение ее улетучивалось. Конечно, в ситуации ничего хорошего не было, но ощущение катастрофы прошло.

«Почему я предполагаю что-то нехорошее? – думала она. – Валерий должен быть со своими товарищами. Я видела их компанию, знаю традиции. Это даже несправедливо с моей стороны что-то подозревать».

Доев последний кусочек, она вынула телефон и позвонила.

– Валера, ты где? – В трубке слышались громкие мужские голоса. – Все понятно. У вас сейчас дружеская беседа.

– Ага.

– Ну, ладно, счастливо. Завтра позвонишь?

– Обязательно.

Она помолчала.

– Все хорошо?

– А как же.

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она отключила телефон и сообразила, что он даже не спросил ее – а где сейчас находится она. Что ж, к этому, наверное, нужно привыкнуть. Главным во всем должен быть он.

Официантка убрала пустую миску и вопросительно посмотрела на Лену.

– Принесите мартини.

Китаянка сделала вид, что нисколько не удивилась. Ох, уж эти русские! Совсем не умеют ни есть, ни пить. Но мартини принесла с удовольствием – это был почти самый дорогой напиток в их баре.

В бокале лежала деревянная игла с наколотыми вишенками, как длинная зубочистка. Лена представила себя в длинном черном платье без рукавов и в перчатках выше локтей, как у Одри Хепберн. Вот она сидит с длинной сигаретой в драгоценном мундштуке, а двое мужчин в смокингах, конечно, один из них Валерий, а другой – Серж, наперегонки склоняются над ней и подносят ей огонь, чтобы прикурить. Потом она идет танцевать и по очереди танцует с обоими… А они за ее спиной ревниво кидают друг на друга яростные взгляды…

Лена вздохнула и тут же вспомнила их с мамой маленькую московскую кухню. А она еще, как дура, сюда эти чертовы «Мишки» везла… Ей вспоминалась комната Мари, собака, сама ее тетка в сегодняшнем белом плаще и вчерашнем светло-голубом костюме… Нет, положа руку на сердце, Мари невозможно было в чем-то упрекнуть.

Лена рассматривала счет, когда ее внимание привлек звук машины через дорогу. Она взглянула в окно и обмерла: у входа в гостиницу затормозил синий автомобиль Сержа Валли.

Зачем он вернулся? Неужели что-то случилось в дороге? Ей представилось, что на обратном пути они попали в аварию, что Валерий разбился и сейчас находится в больнице или даже… Господи, боже мой!

Тут она вспомнила, что буквально минуту назад разговаривала с Валерием по телефону.

Забыв и про свои далеко не новые туфли, и про уставшие ноги, Лена помчалась через дорогу в гостиницу. Маленькая китаянка, покачивая круглой головой, подсчитывала чаевые. Когда Лена влетела в отель, Серж Валли стоял у стойки регистрации. Она увидела его со спины и подумала, что он приехал за ней, чтобы отвезти ее в их общую с Валерием компанию. Правда, ей показалось странным, что Валерий только что ей об этом не сказал.

– Вон мадмуазель, которую вы ищете, – легким кивком показал на нее администратор за стойкой. Валли повернулся. Лена смотрела на него распахнутыми глазами. Губы ее слегка приоткрылись.

Серж Валли был человеком на натуре добрым. Он достаточно разбирался в жизни, чтобы без объяснений понять, кто из двух дам в первую очередь интересует его русского коллегу. Мари была интересной женщиной, он мог бы спокойно разделить с Валерием его вкус. Но Лена, смешливая наивная Лена с ее почти детской задорностью, с которой она перечисляла французских знаменитостей, и удивила, и рассмешила, и в конечном счете покорила его. За те два часа, пока Лена рыдала на своей постели, мочила ноги в ванне и ужинала, он успел отвезти Валерия назад, к его товарищам, и, сославшись на неотложные дела, отказался принять участие в дружеском застолье, куда его настойчиво приглашали.

Он, как и Лена, вдруг почувствовал в происходящем некую двойственность. Он уважал Валерия как летчика, но ему вдруг стало жаль его невесту. Он представил, что делает Лена, оставшись одна. Он угадал и ее голод, и слезы. Он почувствовал ее одиночество и ее неуверенность в незнакомом городе, несмотря на всю ее любовь и восхищение Парижем, и решил снова ее увидеть. К тому же русское застолье его не прельщало. В прошлый раз он уже наблюдал и разговоры за столом в облаках табачного дыма, и русскую грусть, и русское веселье, и песни под гитару, все более печальные, в прямой пропорциональной зависимости от выпитого. Он помнил крепкие русские объятия и заверения в дружбе. Все это ему было симпатично, но происходило словно в театре. Сейчас ему было бы скучно снова смотреть этот спектакль. Он, собственно, собирался поехать домой, в свою небольшую квартирку, которая принадлежала только ему. Его жена Катрин, когда бывала в Париже, останавливалась у своего отца – на престижной авеню Фош. Дети любили бывать у него. Особенно его дочь Соланж. Но сейчас уже вовсю шли занятия в школе, и Соланж было некогда. Сын же, Даниэль, достигнув ужасно взрослого возраста, четырнадцати лет, вообще разлюбил куда-либо ездить с родителями и дома практически не покидал своей комнаты. Так или иначе, Серж Валли решил, что он должен заехать, узнать, как у Лены дела.

– Все в полном порядке. Я доставил Валерия на место в лучшем виде.

– Спасибо. – Лена стояла растерянная. Значит, Валли заехал просто сообщить ей об этом? Серж улыбнулся ей, и она уже в тысячный раз отметила, какая у него обаятельная улыбка.

– Я заметил, Париж вам понравился?

Она радостно закивала.

– Как может Париж не понравиться?

Он подошел поближе.

– Прокатимся? У меня сегодня свободный вечер.

У Лены из головы улетучилось все – и то, что она собралась быть хорошей женой, и Мари, и я, и московская кухонька заодно с ее мамой…

Какое это было замечательное предложение! Самое лучшее, какое она могла услышать за все три дня ее пребывания в Париже!

Валли распахнул перед ней дверцу автомобиля. На Больших бульварах ветер носил запахи осенней листвы, фонари загадочно просвечивали сквозь кроны деревьев. И Лена подумала, что, как бы ни повернулась дальше ее жизнь, эту прогулку с Сержем Валли она не забудет никогда.

Часть вторая Возле Нотр-Дам

Человек не может постоянно пребывать в состоянии душевного подъема, это известно из физиологии. Через некоторое время кора надпочечников, вырабатывающая гормоны стресса (а сильное переживание тоже в каком-то смысле стресс для организма), истощается. Поэтому после своего сидения на ступеньках на острове Святого Людовика мое тело и душа находились в состоянии отупения. Я, как во сне, добрела до сквера возле Нотр-Дам и углубилась в знакомую аллею.

Когда я подошла к «моей» скамье, двое людей – мужчина и женщина, сидевшие раздельно по краям, как по команде, встали и разошлись в разные стороны. Теперь я была возле скамьи одна. Где-то в отдалении слышались звонкие голоса – это возле стены собора дети всех цветов кожи вместе играли на детской площадке. Их мамы из разных стран, видимо, не боялись, что дети подцепят друг от друга какую-нибудь заразу. По песочной аллее, кивая головками, пересеченными траекториями сходились и расходились голуби. Возле урны стояла пожилая дама и кидала им кусочки хлеба. Голуби не дрались, только парочка самых сильных подскакивала и взмахивала крыльями, чтобы ухватить кусок вперед других. Около меня же будто образовалось разряженное пространство. Никто не покушался сесть на «мою» скамью. Я поняла, почему вставшие со скамьи мужчина и женщина сидели по краям. В середине было мокро. Как раз в этом месте между деревьями оказался небольшой просвет, и очевидно, прошедший недавно небольшой дождик воспользовался этим, чтобы намочить скамью. А ведь я совсем его не заметила!