Гойда - Джек Гельб

– Да это она тебя кличет, – ответил Генрих. – Я наказал им всем, что брат ты мой.

Фёдор замер, внимая тем словам. Штаден кивнул, заверяя уж наверняка, видя какую-то растерянность во взоре его. Цокнув себе под нос, Басманов плотно стиснул губы и крепко-крепко обнял своего друга.

– Ибо так и есть, Тео, – прошептал Генрих, отвечая на это пылкое объятие.

Фёдор часто закивал, сжимая немца ещё крепче.

* * *

Мягкое летнее утро дышало благой прохладой. Генрих, Фёдор и Алёна сидели в тенистом перелеске. Штаден не надевал повязки на свою пустую обезображенную глазницу.

Басманов выпил уже с утра. На беспокойство Генриха Фёдор ответил, что так борется с болью, ставшей в висках ещё ночью. Штаден не продолжил своих расспросов, хоть и душу его продолжало смущать пристрастие Фёдора к выпивке. Утренняя прогулка славно приводила мысли в порядок.

– Уж придумали, как наречёте? – вопрошал Фёдор, потянувшись.

– Михель, – кивнул Генрих.

Басманов свёл брови, прокрутив пару раз то имя в голове, да поглядел на Штадена.

– Такова плата его, – пожав плечами, молвил Генрих.

Фёдор кивнул, прохаживаясь босиком по сочной траве, усеянной бисеринами росы.

* * *

Конец лета уже подгорал суховатой желтизной на листьях. То приступалось незаметно, да ежели вглядываться в листву. Резвый конь Генриха миновал всякую преграду и бурьян и домчался до тенистой опушки. Копыта лошади чавкнули о сыроватую землю, и Генрих быстро спешился, опираясь на копьё точно на посох.

– Не догнал? – спросил Фёдор, поглядывая на друга.

Штаден глубоко вздохнул, переводя дыхание, и огляделся. Они выбрались на охоту. Штаден умчался чуть вперёд и скоро опомнился, не завидев нигде своего друга. Проносившись по лесу пару минут, он вышел как раз к этой низине. Фёдор сидел на поваленном погнутом дереве, хмуро, с грустью Басманов отмер из своего оцепенения.

Генрих сел рядом и, передёрнув плечами, снял флягу с пояса и протянул её Фёдору. Басманов охотно налёг на крепкий мёд. Опосля вытер губы и воротил флягу немцу. Они молча сидели в убаюкивающе прохладной тени, а от затхлой земли пахло сыростью.

– Я давненько уж хотел повидать старых знакомых, – молвил Генрих. – Ежели тебе не по нутру шумные сборища…

Фёдор громко засмеялся, видать, даже слишком громко.

– Когда мне сборища не по нутру были? – вопрошал Басманов, и неволею в этих словах вложено было столько невысказанной, глухой и запрятанной тоски, что голос дрогнул.

Немец поджал губы и с какой-то глупой и виноватой улыбкой потрепал Фёдора по голове.

* * *

Холодные стены замка немца будто бы ожили. Разный люд собирался – средь вельмож и принцев затесались наёмники, совсем недавно сослужившие себе состояние да статус. Были нынче и вовсе разбойничьи хари, и были горячо и радушно приняты под крышей Генриха.

Слуги то и дело шныряли, катя тяжёлые бочки. Выпивка лилась рекой едва ли не буквально – кто-то из нерадивых крестьян умудрился разбить целый ящик, и липкое пойло расползлось тёмной лужей на полу.

Генрих представлял всем многим и многим гостям Басманова как своего давно потерянного брата, Теодора Штадена. Кто-то молча и с вежливой улыбкой принимал это, кто-то громко и спьяну шутил на сей счёт. Пущай Басманов не понимал смысла тех слов, но улавливал усмешку да недоверье гостей ко словам Генриха.

Давненько Фёдор не был на таком отрадном застолье. Он быстро напился и славно чувствовал себя, не зная никого из гостей. Речь иноземную Фёдор примерно улавливал. Он пил ещё и ещё, освобождая какой-то тяжкий гнёт своего разума. Фёдор откинулся назад, слушая краем уха, о чём болтает Генрих. Подле немца сидели двое здешних вельмож и что-то расспрашивали Штадена.

Фёдор подался вперёд, едва услышав что-то про «русского безумного князя Московского». Весело присвистнув, Басманов обратил на себя внимание.

– Это вы ж ничего и не знаете, – засмеялся Фёдор на кривой, но всяко различимой иноземной речи.

– Поведай же, – махнул рукой кто-то из знакомцев Генриха.

– Он жрёт сердца, – пожав плечами, выпалил Фёдор.

Гости разразились громким смехом, и лишь веселье Штадена поутихло.

– Да-да, – кивнул Басманов, – жрёт сырыми. Ему как-то подали жареное, так и предали огню того нерадивого, что вкус крови отбил напрочь.

Видать, Фёдор и дальше бы продолжил, но рука Генриха опустилась ему на плечо.

– Тео, – молвил Штаден, заглядывая другу в глаза.

Фёдор цокнул, скидывая руку, но всяко отвёл взгляд. Горящий, неописуемый стыд наполнил всё его тело, и он не мог никак избавиться от этого мразотного ощущения под кожей. Поднимаясь со своего места, Фёдор задел пару блюд, а они уж высокий кувшин. Всё с грохотом пало на каменный пол, и Фёдор с превесёлым смехом пнул посудину, поднявши больше шуму.

– Али не прав я, братец?! – горланил Басманов.

Генрих подорвался со своего места и крепко обнял Фёдора. Отстранившись, Генрих обхватил лицо его. Они прикоснулись лоб ко лбу. Сквозь царящий вокруг дикий шум они слышали дыхание друг друга.

– Ты устал? – тихим шёпотом спросил Генрих.

Фёдор часто закивал, сдерживая ком в горле.

– Пойдём? – спрашивал Штаден.

* * *

Фёдор остался в своих покоях. Голова гудела от выпитого, но подлые мысли всё бесились, не давали никакого покоя. Басманов встал с кровати, сам поражаясь, как его не берёт сон после такой пирушки. Фёдор сел на каменное окно, поглядывая на здешние красоты. Вдалеке редкими окошками и парой полос дыма виднелся Ален со своими чудаковатыми шпилями. Фёдор цокнул, пройдясь по комнате, провёл рукой по лицу и, взявшись за голову, заорал во всё горло. Он срывался до надрывного хрипа, испытывая себя, сколь долго он может вопить.

Никто не слышал его в этом огромном каменном мешке. Изнемогая в беспомощной тупой боли, Фёдор сполз по стенке и сел на пол, прислонившись спиной к двери.

* * *

Пробуждение было резким. Фёдор сквозь стиснутые зубы простонал, потирая затылок. Лишь опосля Басманов смекнул, что к чему. Он задремал, опёршись прямо на дверь, и был разбужен той самой служанкой. Девушка отворила её и тем самым спровадила Басманова к резкому пробуждению.

Она лепетала свои извинения, но Фёдор отмахнулся – её писклявый голосок бесил ещё больше. Поднявшись на ноги, он ощутил в голове неимоверную тяжесть, а губы горели от сушняка. Служанка что-то бормотала, но Басманов пресёк её жестом.

– Заткнись, – огрызнулся Фёдор и побрёл, шатаясь и ища опору, к купальне.

* * *

Выбрившись, Фёдор хмуро глядел в большое круглое зеркало. Гнусная досада охватывала сердце его, покуда глядел на собственное отражение. С хмурым презрением Басманов видел седину в своих волосах. Левое плечо было опущено, и вся