Воля императора - Евгений Васильевич Шалашов

Ну да ладно, дуростью больше, дуростью меньше. Вот рыжих котов жаль. Все-таки, в собственном маразме европейцы способны на многое.

Да, а где Вася? Где мой главный защитник и хранитель уюта?

Словно бы услышав мои мысли, из-за закрытой двери раздалось недовольное мурчание.

Мы с Соней переглянулись и, не сговариваясь, кинулись открывать дверь своему владыке и повелителю. Едва не столкнулись лбами.

Василий явился не один, а в сопровождении двух котят. Судя по окраске, можно было не сомневаться, что это его сыночки. А может и дочки, пока не знаем.

Котятки потешно семенили рядом с папашей, но пока стеснялись и, время от времени останавливались, а Вася заботливо подталкивал детенышей носом.

Но котята быстро освоились. Вон, один впился коготочками в обшивку кресла, пытаясь взобраться наверх, а второй, которого Соня сразу же ухватила и принялась тискать и сюсюкать, уже учится включать «мурминатор».

— М-да, — только и сказал я, наблюдая, как под коготками трещит гобеленовая ткань, которым обтянуто кресло.

Кажется, этому креслу уже лет сто, если не больше, а такую ткань продавали едва ли не по дециметрам? Но с другой стороны, эта обшивка все равно уже слегка истерлась, кое-где продрана, потому что по ней прошлись и Васины когти. Стоит ли жалеть дорогую обшивку, если будущие бойцы боевого кошачьего крыла решили заточить о нее коготки? Да ни в жизнь. Как говорят, для хорошего человека ничего не жалко, а для котика — тем более.

— Судя по всему, Василий привел пополнение, — раздумчиво проговорила Соня, почесывая у котенка за ушком. — Решил, что один с охраной не справится.

— Вась, ты себе подчиненных готовишь или просто деток привел познакомится? — поинтересовался я.

Василий, первоначально ревностно поглядывавший — а не обидят ли человеки его деток, теперь успокоился и разлегся у камина.

— Васенька, так чего ты на голом полу лежишь? — забеспокоилась Соня. Посмотрев по сторонам — что бы такое постелить котику, потянулась, было, к моему генеральскому кителю, но, решив, что погоны и ордена станут колоть рыжему ребрышки, стащила со спинки кресла собственный пуховый платок — за такой платок любая модница отдаст месячное жалованье мужа, а некоторые — и самого мужа и, без колебаний расстелив его на полу, принялась перетаскивать на него Ваську. С котенком на руках это было трудно сделать. Что ж, пришлось помогать супруге.

Эх, посмотрел бы кто-нибудь на нас со стороны! Император и императрица сильнейшей в мире империи пытаются «перекантовать» на пуховый платок рыжего кота. Вот бы народ посмеялся. Ну, смейтесь, мне не жалко. Но мой кот имеет право на уют и тепло.

Глава 3

День женской мудрости

Утро началось с того, что мой камердинер Трофим пришёл ко мне с неожиданной просьбой. Я сначала не понял, от чего он мнётся, не решаясь заговорить.

— Трофим, ты хотел что-то сказать? — спросил я. — Что-то важное?

— Ваше Императорское Величество, подпишите прошение, попросил он тут же.

— Прошение? — удивлённо поднял я брови. — Какое такое прошение?

Он по-прежнему, переминаясь с ноги на ногу, подошёл ближе и протянул мне листок бумаги.

— Отпустите на фронт, — наконец произнёс он.

— Что? — удивился я, мои брови поползли наверх.

— Да вот был у воинского начальника, — начал он. — Сказали мне там, что парень я серьёзный, такие на фронте нужны, но, коль служу во дворце, сказали, что сначала нужно получить разрешение у начальства.

— Так, — не выдавая эмоций подбодрил его я, — продолжай.

— Ну, я бросился к коменданту. Он ведь у нас слугами ведает. Просил его, просил, а он лишь только отмахивался. А когда я на него насел и до него дошёл весь смысл моей просьбы, сказал, что без императора такое решать нельзя. Я ведь ваш личный камердинер.

— Ну да, — согласился я. — Всё верно он сделал. Только вот ответь, а в чём проблема-то? Зачем тебе на фронт идти?

Трофим немного помялся, но всё же ответил.

— Там парни гибнут, а я здесь… Прохлаждаюсь. — видя что такого объяснения не достаточно, он продолжил: — Да и друг детства мой, с которым в деревне росли… Только на фронт проводили, а через месяц похоронка пришла. Вчера мне только об этом сказали. Он там воевал, по окопам свою проливал кровь, важными делами занимался, родину спасал. А я тут костюмами ведаю, — Трофим едва не закусил губу от досады. — Вы поймите, Ваше Императорское Величество, надо отомстить за друга. Я же себе места здесь не найду. Я понимаю, что дело ваше важное, многотрудное, но людей, которые вам будут мундир в порядок приводить, много. А на фронте я уж точно пригожусь.

— Трофим, миленький. Во-первых, по табелю о рангах твоя должность соответствует званию поручика. А это не мало. — Он хотел бы что-то сказать, но я не дал. — К тому же ответь, кем ты на фронте-то будешь?

— Ваше Величество, я же не всегда в камердинерах ходил. Я же царскую службу в своё время отбыл от и до, все четыре года был пулемётчиком. Служил я на русско-турецкой границе. Врать не стану, воевать не доводилось. Но призы за лучшую стрельбу из пулемёта получал. Мне бы только его родименького показали, да в руки дали, а там я исполню так, что засмотрятся. Уж как диск набить и как стрелять, это я с закрытыми глазами. А ежели сразу в пулемётчики не определят, пойду вторым номером. Мне не зазорно вторым быть. Главное, должок за друга отдать.

Я поднялся со своего места и подошёл к Трофиму, затем обнял его за плечи и сказал:

— Трофим, голубчик, если так уж хочешь на фронт, я тебя, конечно, отпущу. Держать тебя у меня морального права нет. Но твоя служба здесь гораздо важнее, чем тебе кажется. Вот скажи. Ты сразу как из армии ушёл, сразу во дворец пошёл и камердинером стал?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — перешёл он на военный тон. — Я во дворце случайно оказался. Ваш дедушка, его Императорское Величество Николай Александрович, находился с инспекцией на границе, и нам честь великую оказали. Лучшие пограничники, призёры, были представлены его Величеству. Государь стал нас расспрашивать, что и как, как службу ведём. А я тогда молодой был совсем, горячий, да и спросил, не подумав, мол, служба заканчивается, и не знаю дальше, как быть, то ли на службе оставаться, то ли в деревню вернуться, может Государь что посоветует. На меня все зашикали, мол, каков щегол, а Государь и говорит: 'а давай-ка, ефрейтор Самойлов, я тебя во дворец к себе возьму. У меня внук, — тут Трофим закашлялся, но собрался и продолжил: — чистым шалопаем растёт. Вот так и сказал, клянусь! — тут же покраснел он. — Простите уж, Ваше Величество, дословно передаю.

Я лишь усмехнулся.

— А шалопаем вы уж каким были, не приведи господь! Да и сейчас уж это шалопайство хоть и ушло из вас, но всё равно проглядывает.

Я немного опешил от его бравады. С одной стороны, можно было бы его и наказать как-то, да только есть правда в его словах. Я тут вспомнил, как недавно принимал его облик при дознании, и как потом про него байки травили, что Трофим на самом деле у меня на тайной службе, и чуть ли не начальник тайной инквизиции государя.

Немного подумав, я постучал себя по виску, решая с чего бы начать.

— Трофим, помимо всего прочего, ты ведь ещё и мой личный телохранитель. Ты прав, слугу я себе отыщу. А вот верного человека найти, более того, друга, которому могу доверить свою спину, вряд ли смогу. Ты пойми, твоя служба может и отличается от того, что происходит на фронте, но она как бы не важнее. На фронте ты сможешь убить десяток врагов. Может, сможешь спасти товарища. А даст бог — и сам живым, здоровым вернёшься. А думаешь, мне не хочется повести полки на белом коне? То-то. В бою проще. Но я должен быть здесь, и с твоей бесценной помощью, решать судьбы миллионов людей. А ты в этом принимаешь немалое участия. Я, благодаря тебе, могу позволить себе о многом не думать. А это значит, что сэкономленные силы будут направлены на благо наших русских людей. Так что, Трофим, твой вклад при дворе гораздо важнее того, что ты мог бы принести на фронте. Пускай у тебя не так много рисков, — тут я подумал и добавил: — хотя, если учесть количество покушений на меня, как бы здесь и не поопаснее находиться. Так что на фронт пойти ты сможешь, если захочешь, отговаривать и держать тебя не стану, но тем самым ты оставишь без защиты мою спину. А что, если новый камердинер решит мне нож в спину