Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Ждать? Чего ждать? Разумеется, ждать, но что ещё?

— Мы… мы ещё не знаем… не знаем всех подробностей, госпожа, того, что случилось. Прошу прощения, но есть ли хоть какая-нибудь возможность, что госпожа Койко может оказаться участницей заговора? — спросил он, поворачивая нож в открытой ране просто ради того, чтобы повернуть его. Хотя Гъёкояма и не располагали доказательствами, Мэйкин подозревалась в опасных симпатиях делу сонно-дзёи и связи с Вороном — вопреки их осторожным предупреждениям, — это было ещё одной причиной, по которой ей посоветовали приобретать рис будущего урожая: это было не только дальновидным капиталовложением, но также и подконтрольным банку залогом на тот случай, если её обвинят и осудят.

— Койко в заговоре? Моя красавица, мое сокровище? Конечно же, нет, — выпалила Мэйкин. — Разумеется, нет.

— Мэйкин-сан, когда князь Ёси вернется, нет сомнения, что он пошлет за вами, ибо вы её мама-сан. В случае, прошу прощения, в случае, если враги нашептали ему на вас, было бы мудро подготовить… подготовить знаки… вашего уважения.

Ни одной из женщин не нужно было спрашивать, какие враги? Успех повсюду плодил зависть и тайную ненависть — особенно среди ближайших друзей, — а в Плывущем Мире, мире женщин, это проявлялось сильнее, чем где бы то ни было. А им обеим сопутствовал успех.

Мэйкин уже преодолела первое потрясение, и теперь её разум сосредоточенно отыскивал средства спасения — на случай, если у Ёси есть подозрения, или Койко обвинила её, или у него есть доказательства, что они обе, и она и Койко, поддерживали сонно-дзёи, сиси и знали Кацумату. Спасения, по сути, не было, нельзя было ни поменять имя, ни скрыться, страна Ниппон была слишком хорошо организована. По всей земле десять глав семей образовывали круг низшего порядка, отвечавший за их собственное поведение и законопослушание, десять таких групп образовывали следующий круг с теми же обязанностями, десять этих — ещё один, и так далее, до верховного повелителя, дающего им закон: даймё.

Ей некуда бежать, негде прятаться.

— Что я могла бы предложить такому великому князю, как Ёси? — хрипло спросила она, испытывая невыразимую дурноту.

— Может быть… может быть, сведения?

— Какие сведения?

— Я не знаю, прошу прощения, — ответил он с притворной печалью. Завтра все уже может быть по-другому, сегодня же он ещё должен притворяться, сохраняя им лицо, что бы ни думал при этом о их глупости. Глупо соединять бунтовщичество с пенисом, особенно когда обладающих последним сиси так мало, большая их часть рассеяна или убита, и они продолжают совершать единственный грех, которому нет прощения: терпят поражение. — Я не знаю, госпожа, но князь Ёси должен быть обеспокоен, крайне обеспокоен тем, что намеревается делать флот подлых гайдзинов. Они ведь готовятся к войне, neh?

Он заметил, что, едва он произнес это, взгляд Мэйкин стал тверже кремня и уперся в Райко, которая тут же слегка порозовела. А, радостно подумал он, они уже знают — да и как им не знать, ведь они спят с ненавистными гайдзинами! Клянусь всеми богами, если боги существуют, то, что им известно, разумеется, должно быть без промедления пересказано Гъёкояме.

— Такое известие могло бы… нет, даже наверняка уймет его боль, — сказал он, кивая с мудрым видом, как и пристало банкиру. — И вашу тоже.

44

Клипер «Гарцующее Облако» качнулся на якоре при вечерней смене прилива.

— Якорь в порядке, сэр, — доложил первый помощник. Капитан Стронгбоу кивнул и продолжил попыхивать своей трубкой.

Они стояли на квартердеке. Над их головой поскрипывали на ветру реи и блоки. Стронгбоу был плотным, крепким человеком пятидесяти лет с чистыми глазами.

— Ночь будет свежая, мистер, прохладная, но не слишком. — Он улыбнулся и добавил тихо: — Хорошая ночка для наших гостей, а?

Первый помощник, такой же высокий, крепкий и обветренный, но вдвое моложе, тоже смотрел на них и широко улыбнулся.

— Да уж, сэр.

Анжелика и Малкольм стояли рядом на главной палубе внизу, облокотившись на фальшборт, и смотрели на огни Иокогамы. Малкольм был в пальто, надетом поверх удобной рубашки, брюках и мягких туфлях и на борту клипера, впервые без особых неудобств, пользовался только одной тростью. Она, в длинном свободном платье, накинула на плечи теплую красную шаль. Они стояли возле палубной пушки. Клипер нес десять тридцатифунтовых орудий по правому и по левому борту, а также нарезные пушки на носу и на корме, и его канониры были не хуже, чем в Королевском флоте. Так утверждал Стронгбоу. Это не распространялось на все их клиперы, торговые суда или пароходы.

— Красиво, не правда ли, моя дорогая жена? — спросил Малкольм, чувствуя себя по-настоящему счастливым, что бывало с ним нечасто.

— Сегодня вечером все в мире прекрасно, mon amour, — ответила она, теснее прижимаясь к нему. Они только что поужинали и теперь ждали, когда в парадных покоях — каюте, которую они занимали, — уберут со стола и все приготовят. Каюта была просторная, занимала всю корму. Обычно она предназначалась для капитана, если только тайпэна не было на борту — один из многих законов, положенных Дирком Струаном тридцать лет назад; флот компании до сих пор придерживался каждой буквы его указаний: лучшая плата, чистота, обученность и готовность к бою.

Стронгбоу внимательно смотрел на отлив, оценивая его. В этих водах изменения в отливе могли возвещать приход, много часов спустя, цунами, гигантской волны, поднятой, может быть, за тысячи миль отсюда подводным землетрясением. Это волна поглощала все на своём пути в океане и сметала целые города, когда обрушивалась на берег.

Убедившись, что отлив проходит нормально, он снова поднял глаза на Струана. Он был рад, что Малкольм на борту, был рад новым распоряжениям отплыть завтра рано утром на всех парусах и поспешить в Гонконг, зная, как знали все они, что Тесс ещё много недель назад приказала молодому человеку возвращаться домой. Но его тревожило то, что он привезет и девушку.

Бог ты мой, будь я проклят, если могу называть её миссис Струан — такая есть только одна, думал он. Юный Малкольм женился? Вопреки её приказам? Вопреки её неодобрению? Он, должно быть, совсем сбрендил! Имеет ли их брак законную силу? По морским законам да, если бы они были взрослыми, но это не так. Развернет ли она все обратно? Ставлю сломанный пенни против золотой гинеи, что да. Она придумает двадцать способов аннулировать их брак, вы и чихнуть не успеете! Чёрт, ведь это надо что делается!

Как тогда быть с девушкой? Что с нею станется? А юный Малкольм? Как, громы небесные, он может выстоять против неё? О, я рад, что не мне пришлось их венчать, хвала Создателю. А я бы согласился, попроси он меня? Ни за что на свете! Никогда!