Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Бартлетт бросил взгляд на Кейси. По ней было не разобрать, «за» она или «против», хотя он понимал, какой это для неё громадный соблазн.

— Раз вы устанавливаете правила, Иэн, ответьте мне на такой вопрос: два миллиона вношу я, почему мы с Кейси в равных долях?

— Я помню, что вы говорили за ужином об «отвальных». Вы свои получаете, а она — нет. Теперь у неё будет возможность получить свои.

— А почему вы так заботитесь о Кейси? Пытаетесь разделять и властвовать?

— Если бы это было возможно, вы не имели бы таких особых партнерских и деловых отношений. Она ваша правая рука, говорили вы мне. Понятно, что она очень важна для вас и для «Пар-Кон», так что ей полагается доля.

— А чем она рискует?

— Она вкладывает свой дом, свои сбережения, свои акции в «Пар-Кон» — все, что у неё есть, — вместе с вами. Она подписывается под всем этим за половинную долю. Верно?

— Конечно, — кивнула Кейси, которая была ни жива ни мертва.

Бартлетт резко повернулся к ней.

— Ты вроде говорила, что ничего об этом не знаешь?

Она посмотрела на него.

— Пару минут назад Иэн спросил, поставила ли бы я все, что у меня есть, чтобы получить «отвальные», очень большие деньги. — Она нервно сглотнула. — Я сказала «о'кей» и уже думаю, что лучше бы не говорила.

Бартлетт на минуту задумался.

— Кейси, давай прямо: играешь или нет?

— Играю.

— О'кей. — И Бартлетт расплылся в улыбке. — О'кей, тайбань, ну и кого нам надо завалить?

Чжу Девять Каратов, тот самый, что таскал мешки с золотом для банка «Виктория», отец двух сыновей и двух дочерей — Лили Су, к которой захаживал Хэвегилл, и Глицинии, любовницы Джона Чэня, которую затоптали рядом с филиалом банка «Хо-Пак» в Абердине, — ждал своей очереди у окошка, где принимали ставки.

— Да, старик? — нетерпеливо произнес кассир.

Чжу вытащил свернутые трубочкой деньги. Все, что у него было, и все, что удалось занять: осталось лишь на три дозы «белого порошка», который понадобится, чтобы выдержать сегодня ночную смену.

— На двойную кинеллу, клянусь всеми богами! Восьмой и пятый во втором забеге, седьмой и первый в пятом.

Кассир методично подсчитал мятые купюры. Семьсот двадцать восемь гонконгских долларов. Он пробил и проверил первый купон. Все правильно: пятый и восьмой — второй забег; седьмой и первый — пятый забег. Он тщательно отсчитал сто сорок пять купонов по пять гонконгских долларов каждый — размер минимальной ставки — и передал их Чжу вместе с тремя долларами сдачи.

— Давай быстрее, клянусь всеми богами, — торопил стоящий за Чжу. — У тебя пальцы в «черной дырке», что ли?

— Спокойно! — пробормотал старик, чувствуя слабость. — Это дело серьезное!

Он тщательно проверил купоны: первый, три, выбранные наугад, и последний. Все правильно, число купонов верное, поэтому он уступил место у окошка и стал протискиваться из толкучки на свежий воздух. Там он почувствовал себя лучше, немного подташнивало, но все же получше. Чтобы сэкономить на плате за проезд, всю дорогу от строящегося нового высотного дома над Коутуолл-роуд в Мид-Левелз, где он работал по ночам, Чжу шёл пешком.

Он снова проверил купоны. Восьмой и пятый номер в этом забеге, седьмой и первый в пятом, очень важном забеге. «Хорошо, — думал он, осторожно кладя их в карман. — Я все сделал как надо. Теперь решать богам».

Сильно мешала боль в груди, поэтому он пробился через толпу к туалету, зажег там спичку и вдохнул дым от пузырящегося «белого порошка». Через какое-то время ему стало лучше, и он снова вышел на улицу. Второй забег уже начался. Вне себя от волнения, он протиснулся к перилам, не обращая внимания на сыплющиеся со всех сторон ругательства. Лошади проходили дальний поворот, рванули галопом в его сторону на последней прямой к финишному столбу и вот уже мчались мимо грохочущим расплывающимся пятном, а он напрягал старые слезящиеся глаза, чтобы разглядеть свои номера.

— Кто впереди? — выдохнул он, но никому до него не было дела: все выкрикивали выбранные ими самими номера в надежде, что победят именно они.

Крики становились все громче и перешли в сплошной рев, который нарастал, заглушая остальные звуки, и смолк, лишь когда определился победитель.

— Кто выиграл? — снова выдохнул Чжу Девять Каратов. Голова у него просто раскалывалась.

— А не все ли равно? — отозвался кто-то, сопровождая слова потоком ругательств. — Главное, что не моя! Да мочатся все боги на этого жокея на вечные времена!

— Мне не видать, что на тотализаторе. Кто выиграл?

— Это был фотофиниш, дурак старый, слепой, что ли? Целых три лошади пришли вместе. Ети их, все эти фотофиниши! Придется ждать.

— А номера… какие номера?

— Пятый, восьмой и четвертый, Лаки Корт, моя лошадка! Давай же, выкормыш блядской левой титьки! Четвертый и восьмой для кинеллы, клянусь всеми богами!

И они стали ждать и ждать. Старик чувствовал, что сейчас грохнется в обморок, и поэтому переключился на более приятные вещи, например на утренний разговор с Благородным Домом Чэнь. Он звонил трижды, и каждый раз отвечал кто-то из слуг и вешал трубку. Только когда он сказал: «Вервольф», к телефону подошел сам Благородный Дом Чэнь.

— Прошу прощения, что помянул этих ужасных убийц вашего сына, — сказал Чжу. — Я здесь ни при чем, Досточтимый Господин, о нет. Я лишь отец Глицинии Су, любовницы вашего досточтимого покойного сына. Он написал ей письмо с клятвами в вечной любви, и письмо это напечатали во всех газетах.

— Что? Лжец! Это все ложь. Ты думаешь, я олух, и любая позвонившая падаль может выжать из меня деньги? Кто ты такой?

— Меня зовут Су Симэнь, — запросто соврал Чжу. — Есть ещё два письма, Досточтимый Чэнь. Я подумал, может, вам захочется получить их обратно, хотя это все, что осталось от моей бедной дочери, которой больше нет. Как нет и вашего бедного сына, которого я почитал, как своего собственного, все эти месяцы, пока он и…

— Снова ложь! Эта сладкоречивая проститутка никогда не получала писем от моего сына! Наша не знающая пощады полиция сажает в тюрьму тех, кто фабрикует подделки, о да! Я тебе не обезьяна с головой деревенщины из «внешних провинций»! Смотри у меня! Потом ты, думаю, предъявишь мне ребенка, отец которого якобы мой сын? А? Так?

У Чжу Девять Каратов чуть трубка не выпала из рук. Именно это он и обсуждал во всех деталях с женой, сыновьями и Лили. Найти родственника, который за деньги одолжил бы на время грудного ребенка, ничего не стоило.

— Э-э… зачем мне врать? — пролепетал он. — Ведь я честно, за небольшую плату, отдал вашему сыну свою собственную дочь-девственницу, чтобы она стала его содержанкой и only love[322]. — Он произнес эти английские слова очень старательно: Лили часами добивалась, чтобы он выговаривал их правильно. — Клянусь всеми богами, мы берегли ваше великое имя, и абсолютно бесплатно! Когда мы поехали забирать тело моей бедной дочери, мы ни слова не сказали этой не знающей пощады полиции, которая горит желанием, о-хо, да-да, которая горит желанием дознаться, кто писал эти письма, чтобы изловить Вервольфов! Да падет проклятие всех богов на это гнусное отродье, мать их шлюха! Разве в четырех китайских газетах уже не предложили награду тому, кто назовет имя написавшего, хейя? Я ведь предлагаю письма вам, а не иду в газеты за вознаграждением, и это только справедливо, хейя?

Он терпеливо выслушал потоки брани, с которых начался торг. Несколько раз обе стороны делали вид, что вот-вот бросят трубку, но ни тот, ни другой торга не прекратил. В конце концов сошлись на том, что фотокопия одного из других писем будет прислана в Благородный Дом Чэнь как доказательство, что оно и остальные письма не подделка, и что «возможно, Досточтимый Су, за остальные письма — и за это — может причитаться очень небольшая сумма „ароматной смазки“».

Чжу Девять Каратов довольно хихикнул про себя. «О да, Благородный Дом Чэнь заплатит кругленькую сумму, особенно когда узнает, что там написано про него самого. О, попади это в газеты, над ним, можно не сомневаться, будет хохотать весь Гонконг, и плакала его репутация навсегда. Так, ну и сколько мне назначить?..»

Вокруг все вдруг взревели, и он чуть не упал. Сердце заколотилось, стало нечем дышать. Опершись на поручни, он стал всматриваться в далекое табло тотализатора.

— Кто… какие номера? — молил он, пытаясь перекричать рев и дергая за рукава стоявших рядом. — Номера, скажите мне номера!

— Победитель — номер восьмой, Буканир, жеребец Благородного Дома. Айийя, не видишь, что ли, Тайбань ведет его в круг победителя? Выплаты по Буканиру семь к одному.

— А второй? Кто пришел вторым?

— Номер пятый, Уинсам Леди, три к одному за место… Что с тобой, старик, паралич хватил?

— Нет… нет…