Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

Однако в течение более чем года почти ничего не происходило, главным образом из-за медленного темпа принятия решений в Англии. В Вестминстере вопрос о переговорах был исключительно деликатным. Все помнили о судьбе министров, которые вели переговоры Ричарда II с Францией в 1387 году и никто не осмеливался договариваться о чем-либо без прямого одобрения Парламента. Была долгая задержка, пока Ричард II ждал возвращения Джона Гонта из Гаскони, и еще одна, пока вопросы рассматривались на Большом Совете, а затем в Парламенте. В результате английская позиция на переговорах была определена лишь в марте 1390 года. По сути, это было развитие линии, которую англичане занимали на нескольких конференциях в 1380-х годах. Ричард II и его министры хотели вернуть как можно больше территории на юго-западе, которая была уступлена им по договору в Бретиньи. Французские претензии на верховный суверенитет в Аквитании к этому времени оспаривались лишь для проформы. Англичане ожидали, что им придется уступить, и сосредоточились на ограничении политических, судебных и военных обязательств, связанных с французским суверенитетом. Фактическое принесение оммажа было для Ричарда II, как и для предыдущих английских королей, деликатным вопросом. Он не был готов лично принести оммаж королю Франции, а также не хотел нести военную службу или отстаивать свои решения перед судьями французского короля в Парижском Парламенте.

Это были сложные вопросы, как с юридической, так и с политической точки зрения. Дипломаты вернулись в церковь Лелингема в апреле 1390 года, но более чем двухмесячные переговоры не привели к согласию ни по одному из них. Решение, предложенное англичанами, заключалось в том, что Ричард II должен был сохранить Аквитанию как фьеф Франции, но чтобы оммаж и вассальные услуги, причитающиеся Карлу VI, оказывались на тщательно оговоренных условиях тем, кто владеет герцогством. Под этим Ричард II подразумевал Джона Гонта, которому герцогство было недавно пожаловано. Этого было недостаточно для французов. Инструкции их послов были предельно ясны. Они должны были настаивать на том, что любые территории, принадлежащие английскому королю во Франции, должны быть возвращены в обмен на оммаж. Сеньориальный оммаж, самые тесные узы феодальной зависимости, известные закону, подразумевал полный спектр обязательств вассала перед своим сюзереном, включая военную службу. Французские послы имели право сделать щедрые территориальные уступки в ответ, но они не должны были обсуждать их до тех пор, пока не будет решен вопрос о оммаже. Английские послы довольно бесцеремонно заявили, что это новое требование, и настаивали на том, чтобы вопрос был отложен, но французы стояли на своем. На этой неудовлетворительной ноте разбирательство было отложено в начале июля до октября, а затем снова до нового года, пока английский Парламент не будет созван для рассмотрения этого вопроса[1069].

В Англии попытка заменить временное перемирие официальным миром породила множество сомнений и оказалась крайне противоречивой. Фруассар посетил Англию через несколько лет после этих событий и беседовал со многими участниками. Он считал, что главным источником оппозиции был герцог Глостер, и все, что известно о деятельности герцога в эти годы, подтверждает это суждение. Политическое поражение Глостера в 1389 году уменьшило его власть, но не изменило его взглядов. Он по-прежнему ненавидел французов лютой ненавистью. В отношениях с французскими принцами он чувствовал себя ущемленным из-за их величественной осанки и своего несовершенного знания французского языка. Всю историю англо-французских отношений с 1368 года он рассматривал как историю французского обмана: хитрая дипломатия, нечестные перемирия, недостойное рыцарей уклонение от сражений. Поскольку англичане не были побеждены на поле боя, он не мог признать, что они потерпели поражение в войне. Поэтому он не видел причин для того, чтобы Англия отказалась от выполнения всех условий, согласованных в Бретиньи в 1360 году[1070].

Трудно сказать, насколько взгляды Глостера пользовались поддержкой среди его соотечественников. Фруассар считал, что их разделяло все политическое сообщество за пределами королевского двора. Как и многие его современники во Франции, он объяснял это врожденной жадностью, тщеславием и просто любовью к сражениям английского военного сословия. В длинной аллегории, которую Филипп де Мезьер адресовал Карлу VI в 1389 году, он изобразил королеву Истину, проповедующую добродетели мира собранию англичан. Купцы, горожане и простой народ слушали с благодарностью. Но "старики-латники и лучники", которых Филипп называл "черными кабанами", сердито переговаривались между собой, не желая соглашаться. Это было грубое упрощение, но справедливости ради следует отметить, что целое поколение английских моралистов высказывало очень похожие мнения о своих соотечественниках. В своей великой поэме на латыни Vox сlamantis (Глас вопиющего) лондонский поэт Джон Гауэр объяснил упорное продолжение войны погоней за славой и добычей и жестоко сатирически высмеял поколение профессиональных солдат, которые были равнодушны к страданиям своих жертв. "Ваши слезы — смех в моих ушах", — кричат они с его страниц. Камер-рыцарь Ричарда II сэр Джон Кланвоу, один из участников переговоров о перемирии в Лелингеме, с двадцатипятилетним опытом войны и дипломатии за плечами, согласился бы с этим. Он считал, что его современники "почитали их за великих оборотней и извергов, которые разрушили и извели многие земли"[1071].

Однако карьера самого Кланвоу представляет более неоднозначную картину. Глубоко духовный человек, писавший стихи и моральные трактаты, Кланвоу в конце концов выступил против войны и умер в Греции в 1391 году по пути к искуплению своих грехов в Святую землю. Он был необычной фигурой, но отнюдь не уникальной. Англичане его сословия были затронуты, хотя, возможно, и менее глубоко, тем же настроением вины, пессимизма и неуверенности, теми же опасениями за единство христианства и спасение собственной души, которые вызвали столь сильный сдвиг мнений против войны во Франции. Лоллардия, духовное движение, вдохновленное Джоном Уиклифом, имело явно пацифистский подтекст и породило некоторое количество сторонников среди военной знати, включая, по всей вероятности, самого Кланвоу. Даже сэр Роберт Ноллис, возможно, самый отъявленный вольный разбойник XIV века, совершил паломничество в Рим в 1389 году "для успокоения совести" и потратил большую часть своего огромного состояния на строительство моста, колледжа и богадельни.

Подавляющее же большинство английской военной аристократии, несомненно, относилось к войне более привычно, чем эти отщепенцы. Но правда заключалась в том, что даже это общепринятое мнение разделилось. Большая часть кадровых военных среди английского дворянства, вероятно, инстинктивно выступала против мира с Францией. В Чешире, что, безусловно, является особым случаем, военная служба была давней традицией не только среди дворянских семей, но и среди богатых крестьян и мелких землевладельцев, которые более века поставляли лучников для службы в Уэльсе, Шотландии, Ирландии и Франции. Мир был серьезной угрозой в этом густонаселенном графстве с преимущественно скотоводческой экономикой, предлагавшей мало других возможностей для трудоустройства. То же самое, вероятно, было верно и для других районов, где прочные местные связи с