Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров

– С чего так думаешь?

– Слишком уж боятся, что со стригольниками их свяжут.

– Та-а. А ну-ка, отойдем… Нечего тут, на мосту.

Поворотив коня, Вожников съехал с моста к ручью, где – у смородиновых кусточков и спешился, с удовольствием кинув в рот горсть уже налившихся черных ягод. Пожевал, улыбнулся, обернулся к почтительно дожидавшемуся подростку:

– Ну, давай, Авраам, докладывай дальше.

– А дальше и нечего, господине, – парень виновато развел руками. – Не успел ишшо. Иду вот, на ручей, к кузнецу Апраксию… тамо спрошу.

– А там должны что-то знать?

– Могут.

– Сам поеду, – тут же принял решение князь. – Все равно уж почти пришли. А ты за мной пойдешь, как слуга… сбегай пока, найди кузницу.

Авраамка умчался, сверкая пятками, да сразу же и вернулся, показывая рукой на группу приткнувшихся на низком берегу ручья строений:

– Во она, господин, Апраксия-кузнеца усадьба, за теми вербами.

– Что сей Апраксий за кузнец, спросил? – быстро поинтересовался Вожников.

– Подковы бьет, да так, по мелочи.

Егор засмеялся:

– Вижу, что по мелочи – усадебка-то у него, мягко говоря, невелика. А подковы – это хорошо, это славно. Вот что! Пока я с кузнецом говорю, у ворот да у кузни пошарься, с молотобойцами поболтай, со слугами…

Хоть и невеликая был усадьба у кузнеца Апраксия, да аккуратная, ладная – и забор ладный, и ворота не накосяк, и двор выметен чисто. Окромя жавшейся к ручью, под навесом, кузни, имелись две небольшие избенки на подклетях – одна: с резным крыльцом да с наличниками, как видно, хозяйская, другая, попроще, для подмастерий. Еще был амбар, баня и коновязь с яслями для лошадиного корма.

Ворота открыли сразу, едва только завидели возможного клиента – вихрастый русоволосый вихрастый парень с манерами ушлого работника автосервиса тут же и спросил:

– Не изволите ль чего, господине? Все ль подобру, поздорову?

– Да, в общем-то, в порядке, – расслабленно улыбнулся Егор. – Разве что ручник барахлит, тросик… Тьфу ты! Прихрамывает, говорю, как-то странно коняга.

– Глянем-посмотрим, – парень потер руки. – Давайте поводья, господине…

– Хотелось бы на всякий случай перековать кое-что… А то дорожка предстоит дальняя.

– Перекуем… – привязав коня, вихрастый сноровисто осмотрел подковы. – Левую переднюю – обязательно надо, да и заднюю правую хорошо б… Много ездите?

– Да бывает.

– Почаще в кузницы заглядывайте, господине. А то эдак, в пути-то, и все подковы можете потерять… Немножко пождите, сейчас я хозяину скажу. В кузницу сами пойдете?

– Сам.

– Ну, сейчас… скоро.

Апраксий-кузнец оказался человеком вполне интеллигентным – худощавым, с седоватой бородкой, вовсе не бугаем с перекатывающимися под кожею мускулами и кожаным фартуком на голое тело. Фартук, конечно, присутствовал, только – поверх серой посконной рубахи с аккуратными заплаточками на месте прожженных искрами дыр. Видать, жена у кузнеца хозяйка добрая… или дочки – вона, мал мала меньше на крыльцо высыпали, уставились на Авраамку глазищами, смеялись.

Дело свое кузнец, впрочем, знал туго – подковы поменял на раз и запросил недорого, пригласив «заезжать иногда», так сказать – для профилактики.

– Спасибо, – искренне поблагодарил князь.

Через дорогу, на той стороне ручья, что ближе к окольным крепостным стенам, ударил колокол.

Егор прислушался, поглаживая коня по холке:

– В церкви Федора Стратилата бьют. Красивая.

– Церковь-то красивая, – скривился Апраксий. – А вот поп – мздоимец. Дьячок – пьяница, о звонаре вообще помолчу – Господа гневить не буду.

– А что со звонарем-то не так? – Вожников нарочно поддержал тему.

Кузнец махнул рукой:

– Да обормотина…

– Понятно! – охотно покивал Егор. – А вот, если б миряне сами выбирали себе священников – такого непотребства бы не было! Как вот у немцев, в Чехии.

– А вы что же, господин, там бывали? – вытерев руки о фартук, неподдельно ахнул Апраксий.

Князь рассмеялся:

– Бывал ли я там? Да я с самим профессором, доктором Яном Гусом лично знаком, и добрые беседы с ним имел частенько.

– С самим Гусом?! – не поверил кузнец. – Да быть такого не может!

– Удивлены? – Вожников пригладил волосы и небрежно поправил пояс – иноземной, немецкой, работы. – А зря удивляетесь. Помнится, последний раз мы с профессором Гусом дискутировали о пользе и вреде богослужения на чешском языке… и о множестве обитаемых миров тоже речь шла. Ну и о том, что нечего церкви владеть землями, стяжательством заниматься! Прежние-то епископы нищенствовали, а эти, нынешние? «Ролексы» золотые носят, на «Мазератти» да прочих «Феррари» рассекают бесстыдно! И это я уже не говорю о гомосексуальных скандалах!

– О чем, мил человек?

– А, не вникайте, – Вожников небрежно махнул рукой, чувствуя, что задел собеседника за живое, подсадил, так сказать, на крючок. – Всем ведь ясно, что епископы-то наши – богатства, власти земной алкают!

– Верно, верно говорите, господине! – признав своего, Апраксий радостно заулыбался. – Может, вы и Никиту Злослова знаете?

– Встречались, было дело, – охотно покивал Егор. – Однако так, шапочно – лично-то хорошо не знакомы.

Кузнец благостно прищурил глаза:

– Ах, до чего ж с умным человеком поговорить приятно! Вы, господине… вы знаете что… а не откажете ли ко мне в избу зайти – испили б кваску, с жары-то…

– Кваску, говорите? А что ж, можно и кваску. Не худо!

– Ну, тогда милости прошу. Во-он то крылечко. А я посейчас догоню, руки вымою только.

Примерно через полчаса Вожников уже знал о новгородских стригольниках если и не все, то многое, особенно непосредственно касавшееся их внутренних взаимоотношений, весьма далеких от христианского терпения и миролюбия. Собственно, именно по этому вопросу – терпение и миролюбие – и разгорались страсти: часть еретиков во главе с Никитой Злословом представляла собою, говоря политическим языком, умеренное крыло, другие же, обычно собиравшиеся в корчме Одноглазого Карпа – экстремистское. И это экстремистское крыло – местных таборитов – кто-то явно подкармливал, кузнец не знал кто, но…

– Серебришка-то них много, – отпив квасу, Апраксий с осуждением покачал головой. – Сам-то Карп не особо своею корчмой и заботится, между нами говоря – и вообще никак, а живет не хуже других, недавно, вон, мельницу по-на Заборовье купил, а мельница та немало стоит.

– Может, какой доброхот боярин пожаловал?

– Таких богачей и у нас нету, а уж у Карповых – и подавно! У них все больше голь перекатная, шпыни ненадобные да шильники, что орут по корчмам – мол, отнять все да поделити!

– Деньги, говоришь, есть, а бояр нету, – постав кружку на стол, задумчиво протянул князь. – А что у них там за народ-то?

– Я ж и сказал – шпыни!

– А нет средь них такого – не особенно молод, но и не стар, лицо приятное, белое, сутулится…

– Хм… – кузнец