Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

Свет от огня упал мне на лицо, и он вскрикнул.

Он узнал меня.

Волны заглушили крик Типо-Руно, я же, схватив его за горло, проговорил:

– Если будешь кричать, я убью тебя на месте. В это время подошел ко мне Надир.

– Возьми ребенка и бросайся в море, корабль сейчас погибнет, – сказал я ему.

Через две минуты я услышал шум воды – это Надир исполнил мое приказание. «Теперь мне ничто не помешает убить Типо-Руно», – подумал я. Но только я хотел нанести удар, как две сильные руки остановили меня. То был Джон Гэппер.

Он сразу понял опасность и закричал:

– Измена! Измена! – И, подбежав к рулю, повернул его на другое направление.

На крик капитана прибежали два матроса и кинулись на меня, я ранил одного из них и хотел броситься в море, но матрос загородил мне дорогу. Тогда я побежал в каюту капитана и заперся там. Раненый матрос, Типо-Руно и еще несколько человек бросились за мной.

– Ломайте двери. Смерть изменнику! – кричал Типо. В каюте я нашел бочонок с порохом и револьвер.

– Если вы сломаете дверь, я взорву корабль! – ответил я».

На этом месте кончалась рукопись Рокамболя. Мармузэ читал рукопись часов шесть или восемь, а затем задал себе вопросы:

– Как Рокамболь бежал с корабля? Нашел ли он Надира и сына раджи? Зачем Рокамболю прекрасная садовница?

Все это для Мармузэ осталось тайной.

– Верно, вам господин лично сообщит продолжение, – сказал Милон Мармузэ. – Где его найти, это мы узнаем завтра, – прибавил он.

– Ну так пойдем, подышим свежим воздухом, – проговорил Мармузэ. – Стены этого подземелья давят меня.

– Идемте, – сказал Милон. И они вышли.

Неделю спустя Мармузэ и Милон были уже в Лондоне.

Мармузэ был одет джентльменом, Милон выдавал себя за его камердинера, они остановились в гостинице, в которой им велел остановиться Рокамболь.

Но Рокамболь не приходил.

Вечером Мармузг оделся и отправился в театр, в надежде найти там его.

В театре давали оперу «Фенелла».

Театр был полон, но Рокамболя не было. В одной из лож Мармузэ увидел прекрасную садовницу с каким-то человеком, который был, как он узнал, майором Линтоном.

При выходе из театра Мармузэ встретил Рокамболя, который велел ему идти в public house и ждать там прихода ирландки, которая должна привести его к Румии, а он должен слушаться ее приказаний.

– Но как же вам удалось спастись с корабля, господин? – спросил Мармузэ Рокамболя.

– Очень просто. В каюте был люк, я разделся и пустился вплавь, ко мне явилась на помощь пирога и спасла меня. Но, однако, мне некогда, я ухожу.

Спустя два часа Мармузэ был уже у Румии.

– Вы знаете, – начала Румия, – что сокровище находится у майора, но где оно – неизвестно, несмотря на всю любовь, которую он испытывает ко мне, я не могла выпытать. Он сильно ревнив, и потому нужно, чтобы он ревновал меня. Вы должны будете сыграть эту роль.

– Я готов, – ответил Мармузэ.

Майор Линтон не приехал прямо в Лондон, а остановился в Париже, где познакомился с прекрасной садовницей и влюбился в нее. Затем приехал в Лондон, где Румию принимали за его жену.

Когда майор проснулся, Румии, по обыкновению, не было около него.

Он пошел в другую комнату, но с ужасом отскочил назад. Перед ним на полу лежала Румия, раненная в плечо.

– А, у вас был мужчина, который из ревности хотел убить вас!

– Да, но выслушайте меня. Я не считаю себя честной женщиной – я просто куртизанка, которая не может жить в простом доме. Человек, который был сегодня ночью, содержал меня, когда я жила в Париже, – у меня были рысаки, бриллианты, и я проживала ежегодно более четырехсот тысяч франков. Я, воображая, что вы обладаете баснословным богатством, решилась идти к вам, а между тем…

– А между тем? – сказал Типо со злобой.

– А между тем сегодня ночью у меня был Гастон (имя моего прежнего содержателя) и сказал мне, что ни у одного банкира нет и миллиона на ваше имя и что у вас нет ни клочка земли ни во Франции, ни в Англии. «Если бы майор действительно был богаче меня, я бы отступился, но майор, – продолжал он, – не больше как обманщик и искатель приключений. Он, пожалуй, привез с собой немного денег, которых хватит вам месяца на два-три, а затем он вас бросит».

Румия попала в чувствительную струну майора, и он сказал ей:

– Я теперь уйду. Вечером я приеду за вами в лодке и тогда покажу вам свое богатство, а пока, чтобы вы не ушли, я поставлю у дверей моего верного Нептуна.

И он вышел.

Румия же, сев к письменному столу, написала следующую записку:

«Наблюдайте. Сегодня вечером Типо повезет меня на лодке и покажет мне сокровища».

Она привязала к голубю записку и выпустила его.

Через час голубь возвратился с другой запиской, на которой было написано только: «Наблюдают».

Вечером возвратился Типо-Руно и, завязав глаза Румии, повез ее в сопровождении двух матросов в открытое море.

Они приплыли на корабль «Вест-Индия», где майор показал ей свое богатство.

Затем он повел ее в другую роскошно убранную комнату.

– Вот, мой друг, ваше новое жилище. Мы уезжаем отсюда.

– Когда и куда?

– Завтра, а куда – это я вам еще не скажу.

– Послушайте, велите привезти мне хоть моего голубя для увеселения.

– Можно.

Он велел Джону Гэпперу съездить за голубем. Между тем они поужинали, Типо изрядно напился и уснул, а Румия написала следующую записку:

«Я нахожусь на корабле, названия его не знаю, капитана зовут Джон Гэппер. Завтра вечером уезжаем. До свидания.

Румия».

Она послала записку с голубем. Через некоторое время прилетел голубь с запиской из двух слов: «Все готово».

Оставим на некоторое время корабль «Вест-Индия» и вернемся к Рокамболю.

Он, узнав, что сокровища находятся на корабле и что Типо скоро уезжает, приехал и остановился недалеко от корабля, на тяжелой угольной барке.

Оставив Мармузэ на барке, он приплыл к берегу, но так как он плыл в платье и платье его было мокро, то он и отправился к своему кабатчику, содержателю «Короля Георга», где и переоделся в матроса.

В общем зале сидел какой-то кормчий, лицо которого было Рокамболю знакомо.

– Здравствуйте, приятель, – сказал Рокамболь.

– Ты опоздал, любезный, – сказал тот, – экипаж, который мне поручил Джон Гэппер, уже в полном составе.

При имени Гэппера Рокамболь вздрогнул. Затем, оправившись, спросил:

– № 117 помнишь?

Кормчий побледнел в свою очередь.

– О, – проговорил Жозеф Швец (так звали прежнего каторжника Тулонского острога), – умоляю вас, не выдавайте меня.

– Я тебя не выдам, если ты будешь мне повиноваться.

– Но я сделался честным и не хочу больше работать.

– И я не хочу, – проговорил Рокамболь, – но я желаю дать тебе возможность искупить свое прошлое.