Лабиринт - Яэко Ногами

Вошла горничная вместе с Таки. Горничная несла большой чемодан. А служанка, которую звали Таки,— женщина средних лет — тащила, с трудом обхватив его обеими руками, огромный узел.

— И это все вы хотите сейчас отправить?

— Но ведь посылки теперь принимают весом не больше четырех кило. Пользуясь случаем, я и решила кое-что послать.

Узел был развязан, и его содержимое рассыпалось по светлой циновке. Для Сёдзо, разумеется, не было секретом, что и сейчас, несмотря на военное время и строгий контроль над потреблением, где-то можно было доставать все то, чего население и в глаза не видело — ведь даже витрины универмагов были пусты. И все же на подарки Мацуко он взирал с таким изумлением, будто увидел редкостные археологические находки. И впрямь можно было изумиться: целая штука белой английской фланели, десятки метров полотна, марля, вата, большая коробка с мылом, кофе, чай, какао, сыр, сливочное масло и в довершение всего — зеленоватые коробки с чаем высшего сорта и плитки шоколада с золотой надписью на темно-красной обертке. Как?! Затолкать все это в чемодан и увезти? Да ведь это все равно что найти сокровища! Если бы перед Сёдзо положили чек, подписанный Масуи, или пачку кредиток, он ни за что не принял бы такой подарок, даже если бы ему насильно засунули его в карман. А вот фланель, мыло, консервы принять было куда проще, как-то забывалось, что это тот же чек, те же деньги, только превращенные в нужные, желанные предметы. Но, кажется, Сёдзо в последнее время научился не замечать этого.

— Когда ждешь ребенка, всех этих вещей требуется очень много. Я буду вам все время посылать. Вы так и скажите Марико.

— Но ведь это еще не так скоро — в середине будущего года. Стоит ли сейчас так хлопотать?

— Первого ребенка надо рожать в доме родителей, и Марико должна была бы приехать в Токио. Но сейчас в поездах такая давка, что вряд ли это возможно. Если бы как-нибудь доставить ее в Фукуока, а там самолетом? Я уже думала об этом, но после того, что случилось с Тат-тян, я боюсь. Да, Сёдзо-сан, боюсь!

Она сделала короткую паузу, а затем принялась рассказывать, что вдова одного зубного врача, в прошлом чья-то содержанка, пользуется доверием у всех дам как замечательная гадалка, и она заранее предсказала Тацуэ такой конец.

— Что за глупость! — сказал Сёдзо.

— Да нет же. Она и накануне событий двадцать шестого февраля совершенно точно предсказала, что случится с супругами Сайто. На этот же раз, поскольку дело касалось Таттян, она решила до поры до времени ничего не говорить Таруми, первой об этом узнала госпожа Ато. Дело в том, что звезда Таттян едва-едва мерцала и готова была вот-вот погаснуть, как лучинка или уголек в воде. А расположение звезд у Кунихико было еще ужаснее. Вдобавок к этому у них получилась несчастливая разница между годами рождения. Он родился в год быка, а она в год обезьяны. Там как-то получается шесть белых против двух черных... Мне все это подробно рассказывали, но я забыла.

Мацуко сдвинула свои густые брови, потом одна ее бровь чуть-чуть опустилась, а другая поднялась и изогнулась, как лук. По-видимому, она все-таки пыталась что-то припомнить. Однако восстановить в памяти загадочные слова гадалки ей было почти так же трудно, как найти среди звезд на небе звезду Тацуэ. А кроме того, Мацуко не помнила, Кунихико ли родился в год быка, а Тацуэ в год обезьяны или наоборот. Чтобы это установить, ей пришлось бы заняться сложными вычислениями с помощью пальцев.

Но тут как раз пришла горничная и доложила, что все готово — госпожа может идти одеваться. Заодно она принесла картонную коробку.

— Это тоже, кажется, надо положить в чемодан,— сказала она.

— Да, да, я чуть не забыла! — воскликнула Мацуко.

В коробке было двадцать пачек сигарет «Золотой коршун». Мацуко сказала, что она только вчера достала их для Сёдзо. За сигаретами, которые выдавались по карточкам, люди выстраивались в длинную очередь еще затемно И стояли на холодном ветру; да и то они доставались не всем. Итак, полученный Сёдзо подарок представлял собой сущий клад.

— Ну, это ук чересчур! — пробурчал Сёдзо.— Чемодан и так набит до отказа.

— А вот сюда, где лежит полотно, еще можно втиснуть.— Мацуко тоже наклонилась к чемодану и, помогая укладывать, сказала, чтобы остальные пачки Сёдзо сунул в саквояж.— Ведь в дороге тоже не купите, а из саквояжа всегда можете достать.

— Конечно, сигареты не сакэ. Это не опасно.

Сёдзо постарался за шуткой скрыть свое смущение. Мацуко громко рассмеялась: в самом деле, от табака ведь никто не пьянел, не распевал песни и не пускался в пляс. А забавно было бы хоть раз увидать такую картину! И, смеясь от души, она пошла переодеваться, чтобы отправиться на церемонию поминовения воинов, погибших на поле брани.

— А, Сёдзо, ты здесь!

— Завтра собираюсь уезжать.

— Значит, встретились кстати.

Против обыкновения Масуи был без Эбата. Не спеша снимая у входа обувь и передавая шляпу мальчику-слуге, он спросил его, протоплена ли гостиная, а затем снова обратился к Сёдзо:

— Я жду гостя, до его прихода у меня есть немного времени.

Войдя в кабинет, он снял пальто из верблюжьей шерсти. Под пальто на нем был темно-синий в полоску английский костюм. Так называемую «народную одежду» — защитного цвета френч со стоячим воротником, похожий на военный мундир,— он не носил. Он не любил менять свои привычки, по этой же причине он не пользовался ручными часами, а носил старомодные, большие, с двумя крышками платиновые часы с цепочкой, которые держал в брючном кармашке. Он отличался также педантичной аккуратностью. Сняв пальто, он сам вешал его в шкаф, стоявший рядом с кроватью. Надевая или снимая свою одежду, Масуи не терпел посторонней помощи. Он требовал, чтобы вся его одежда всегда была бы вычищена, белье выстирано до белоснежной белизны, выутюжено и сложено или развешано в том самом порядке и в том месте, которое он определил. Особенно требователен он был к белью. Точно так же, как на его большом письменном столе, не уступавшем по размерам кровати, непременно находилось два ящика — для решенных и нерешенных дел, так и шкафов у него было два — с правой и с левой стороны от кровати. Стоило ему открыть дверцу шкафа тутового дерева