Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

процентов ниже торговой цены меди, и будет без остановки чеканить эту новую монету до тех пор, пока не сделается она единственной. Причины этой операции объяснить будет несложно даже самому невежественному крестьянину, который сам поймет, что, коль скоро стоимость меди увеличилась более чем вдвое, когда он платит купцу 1 рубль медью, он платит ему больше 2 рублей ассигнациями, но зато когда купец платит ему за съестные припасы бумажными рублями, он получает вдвое меньше, чем следовало. Напомнят крестьянину, что, когда он покупает товары из меди и платит медной монетой, он дает купцу или меднику вдвое больше металла, чем сам от него получает; объяснят, что из-за этого несоответствия медная монета исчезает из обращения, поскольку медники ее переплавляют, а контрабандисты в чужие края увозят. Наконец, заметят крестьянину, что казна от этой операции прибыли не получит, выгодна же она простолюдинам, в чьи руки медная монета попадает.

Для государства причины такого изменения таковы: а) Огромная нехватка меди, которую ажиотёры скупают, чтобы на ней заработать от 10 до 15 процентов несколько раз в год, а порой за один месяц. После удвоения указной цены монеты не только вся медь скупленная опять в обращение вернется, но вся сумма денег в обращении по-настоящему удвоится, и затруднения прекратятся. b) Ассигнации вырастут в цене на 10–15 процентов, поскольку не будут дешеветь из-за огромного лажа. Вырастут даже сильнее, ибо этот лаж служит источником страха и отвращения, несомненно влияющего на курс. c) Впоследствии потребуется казне всего половина всей массы меди для денежного обращения, а другая в торговле останется. Казна, по правде говоря, могла бы немедленно большую прибыль получить, если бы медные монеты отправила в переплавку, но для этого время нужно и издержки на заведение новых мастерских, а нынешний кризис требует мер скорых и с затратами не сопряженных.

Vo) Введение в обращение мелкой серебряной монеты в данный момент невозможно, какое бы малое собственное значение ей ни придали. Слишком мало у казны мастерских и слишком мало серебра для того, чтобы осуществить эту операцию, которая, впрочем, необходима лишь для чуть большего удобства публики, а казну лишит всех медных монет, которые, вместо того чтобы к ней вернуться, в плавильни отправятся и в чужие края. Потеря будет более чувствительная, чем выгода от чеканки серебряных монет, если только не станут их чеканить такой пробы, какая всякое доверие уничтожит.

VIo) Правительство не уверено, нужно ли из обращения вывести иностранные монеты, именуемые альбертовыми талерами. Неужели полагает кто-то, что, если в Риге талеры будут изъяты из обращения, Рига их из чужих краев не получит? До тех пор, пока баланс торговли положительным останется, талеры поступать будут неукоснительно. Вывод их из обращения только три следствия будет иметь. Первое в том заключается, что альбертовы талеры перейдут в русские монеты. Второе – в том, что чужестранцы не будут больше значительной выгоды получать от мелкой монеты (фюнфера), которая собственной цены почти не имеет. Третье – что вредный ажиотаж, какой в Риге вокруг альбертовых талеров царит, прекратится. Не будет слишком смелым предположить, что этот ажиотаж снижает курс ассигнаций вполовину. Все иностранные монеты следует из обращения вывести. Правительство английское, которое на своей монете не зарабатывает, в обращении не терпит иностранных монет, но зато позволяет частным лицам чеканить любые иностранные монеты для заграничного обращения.

VIIo) Правительство позволило купцам торговую пошлину платить ассигнациями и в параграфе 11 Манифеста от 2 февраля 1810 года постановило, что 1 талер приравниваться будет к 4 рублям бумажным. Мера эта, ни на чем не основанная, произвела революцию в курсе, ибо публика тотчас принялась считать эту пропорцию в качестве установленной самим правительством самой большой цены для ассигнаций[560]. Правильной мерой (при условии, что принята мера, обозначенная в разделе VI) было бы таможенную пошлину взимать бумажными деньгами по самому низкому курсу за четырехмесячный период, причем плательщики будут деньги вносить в самом конце каждого периода.

Это верный способ внушить торговцам, что им выгодно курс ассигнаций повышать, ибо таможенные пошлины весьма значительны. Банкир, который на обмене огромные суммы зарабатывает, вступит в этом случае в соперничество с настоящим торговцем, который торговать денежными бумагами станет против банкира и ради собственной выгоды, а следственно, ради выгоды казны.

VIIIo) Наконец, долг всякого благонамеренного российского подданного – привлечь внимание правительства к разорению землевладельцев, которое в нынешних условиях идет с большой быстротой. Большинство в долгах погрязло, а возвращать их обязалось серебром. Плата за товары производится оптом ассигнациями, а в розницу медью, цена которой от ассигнаций лишь на 10–15 процентов отличается. Доходы в сравнении с процентами, которые уплатить следует, становятся, следственно, в три раза меньше, чем четыре-пять лет тому назад. Таким образом, землевладелец под гнетом капиталиста страдает. Арендаторы в том же положении оказываются по отношению к землевладельцам, которые в этом случае играют роль капиталистов. Справедливость требует, чтобы правительство пресекло это угнетение, а для того приказало:

1) чтобы ренты от всех капиталов в серебряной монете <взятых в долг до 31 декабря 1807 года>, равно как и доходы, выплаченные арендаторами земли вследствие подобных условий, наконец все семейные ренты, которые землевладелец своим родственникам выплачивает вследствие совместных договоренностей, выплачивались ассигнациями из расчета 2 бумажных рубля за 1 рубль серебром до тех пор, пока курс ассигнаций до этой пропорции не поднимется.

2) чтобы возмещение капиталов производилось на тех же основаниях, с той разницей, что кредитор не обязан соглашаться на возмещение, но может принудить должника сохранить капитал на тех же условиях до тех пор, пока курс не поднимется до 2 рублей ассигнациями за 1 серебряный рубль.

Мера эта, продиктованная необходимостью и справедливостью, становится мерой правосудной. Самые крупные биржи подобные меры принимали, порой даже вообще всякие платежи прекращали при подобных кризисах.

Автору этой записки прибавить нечего, разве что сообщить, что он не банкир и не торговец, не землевладелец и не арендатор, не кредитор и не должник и что, следственно, лично ни в одной из предлагаемых мер не заинтересован. Печется он только об интересе государственном.

155. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт], 28 сентября 1810 г.

После отправки моих записок узнал я разные вещи, которые полагаю своим долгом Вам, мой Возлюбленный, сообщить. Перечитывая эти записки, нашел я, что в некоторых статьях слишком краток был и не привел многие резоны, способные на Ваши решения повлиять. Но чувствую, что не в силах на письме прибавить эти детали и гораздо лучше мог