Капитал и идеология - Томас Пикетти

Слишком часто это понятие используется политическими деятелями для обозначения всего, что им не нравится и от чего они хотят отмежеваться. Считается само собой разумеющимся, что любая партия, выступающая против иммигрантов или враждебно относящаяся к иностранцам, должна считаться "популистской". Но партии, которые призывают к повышению налогов на богатых, также характеризуются как "популистские". А если партия осмеливается предложить, что государственный долг не должен быть погашен полностью, то, очевидно, она также заслуживает звания "популистской". На практике термин "популизм" стал главным оружием в руках объективно привилегированных социальных классов, средством, позволяющим отвергать любую критику предпочитаемого ими политического выбора и политики. Исчезла необходимость в дебатах о новых социальных и налоговых механизмах или альтернативных путях организации глобализации. Достаточно заклеймить несогласных как "популистов", чтобы с чистой совестью прекратить все дискуссии и закрыть глаза на дебаты. Во Франции, например, после президентских выборов 2017 года стало обычным делом относить к "популистам" избирателей, выбравших в первом туре либо Жан-Люка Меленшона, либо Марин Ле Пен, игнорируя тот факт, что избиратели Меленшона в среднем были наиболее открыты к иммиграции среди всех избирателей, а избиратели Ле Пен - наиболее яростно враждебны. В США в 2016 году нередко к "популистам" относили как интернационалиста-социалиста Берни Сандерса, так и нативиста-бизнесмена Дональда Трампа. В Индии "популистами" можно назвать как антимусульманскую BJP Моди, так и социалистические, коммунистические партии и партии низших каст, которые придерживаются диаметрально противоположной позиции. В Бразилии ярлык "популист" применялся как к авторитарному консервативному движению Больсонаро, так и к рабочей партии бывшего президента Лулы.

На мой взгляд, следует строго избегать термина "популизм", поскольку он не помогает нам понять мир. В частности, он умалчивает о многомерности политического конфликта и о том, что отношение к богатству и границам может резко расходиться. Важно тщательно различать различные измерения политического конфликта и внимательно и строго анализировать предлагаемые политические и институциональные ответы. Дебаты о популизме бессодержательны: они лицензируют отсутствие точности. Низшая точка была достигнута в дебатах о государственном долге во время кризиса еврозоны. Любой политик, демонстрант или гражданин, осмелившийся предположить, что суверенный долг не может быть полностью и немедленно погашен, сразу же становился мишенью обозревателей: более "популистской" идеи нельзя было и представить.

Однако все эти просвещенные эксперты, похоже, почти полностью игнорировали историю государственного долга, и не в последнюю очередь тот факт, что на протяжении веков и особенно в двадцатом веке долги неоднократно списывались, причем часто с успехом. В 1945-1950 годах долг, превышающий 200 процентов ВВП, лежал на плечах многих стран, включая Германию, Японию, Францию и большинство других стран Европы, однако он был ликвидирован в течение нескольких лет благодаря сочетанию единовременных налогов на частный капитал, прямого отказа от долга, пересмотра сроков погашения и инфляции. Европа была построена в 1950-х годах путем списания долгов прошлых лет, что позволило странам обратить внимание на молодое поколение и инвестировать в будущее. Конечно, каждая ситуация индивидуальна, и мы должны искать новые решения, чтобы решить наши текущие долговые проблемы конструктивными способами, опираясь на успехи прошлого и обходя их ограничения, как я пытался показать. Но для критиков, которые практически ничего не знают об истории, отвергать как "популистов" тех, кто стремится начать необходимые и неизбежные дебаты, просто неприемлемо. Конечно, лидеры Лега и M5S в Италии и "Желтых жилетов" во Франции, призывающие к проведению референдумов по списанию долга, возможно, не до конца понимают сложность вопроса, который не может быть решен простым "да" или "нет". Необходимо срочно обсудить фискальные, финансовые и институциональные механизмы, необходимые для изменения графика погашения долга, потому что именно от таких "деталей" зависит, будет ли сокращение долга происходить за счет богатых (например, за счет прогрессивного налога на богатство) или бедных (за счет инфляции). Общественное требование что-то сделать с долгом может быть непонятным, но оно также законно, и ответ должен заключаться не в том, чтобы закрыть дебаты, а в том, чтобы открыть их во всей их сложности.

В заключение отметим, что худшим последствием дебатов о популизме может быть то, что они способствуют возникновению новых конфликтов идентичности и препятствуют конструктивному обсуждению. Хотя этот термин обычно используется в уничижительном смысле, иногда он используется теми, кого обвиняют в популизме, в качестве знака отличия. Это еще больше затуманивает вопрос, поскольку позитивное использование термина столь же туманно, как и негативное. Например, некоторые антииммигрантские движения используют термин "популист", чтобы показать, что они на стороне "народа" (который, как предполагается, единодушен в своем неприятии иммиграции) против "элиты" (которая, как считается, выступает за открытые границы повсюду). Некоторые потенциальные "радикальные" левые движения (такие как Podemos в Испании и LFI во Франции) также взяли на вооружение термин "популистский", не всегда благоразумно, чтобы отделить себя от других "левых" (социалистических или социал-демократических) партий, которые они обвиняют в предательстве рабочего класса. Есть лучшие способы сделать такую критику, чем использовать такое нагруженное, тотемическое и опасно полисемичное слово, как "популист". На практике этот термин настраивает "народ" против "элиты" (финансовой, политической или медийной, в зависимости от ситуации), избегая при этом обсуждения того, какие институты (например, на европейском уровне) необходимы для облегчения положения обездоленных. Иногда "популизм" используется для отрицания важности идеологии: подразумевается, что чистая сила - это все, что имеет значение, и что институциональные детали могут быть решены, когда "народ" заявит о своей силе и перенесет день.

История всех режимов неравенства, изученных в этой книге, доказывает обратное. Исторические изменения огромного масштаба происходят, когда логика событий объединяется с краткосрочными мобилизациями и более долгосрочными институциональными и интеллектуальными изменениями. В конце XIX - начале XX века Народная партия в США сыграла полезную роль не потому, что она претендовала на название "популистской" (что само по себе не было ни необходимым, ни достаточным), а потому, что она была частью фундаментального политического и идеологического сдвига, который завершился принятием Шестнадцатой поправки к Конституции США и созданием федерального подоходного налога в 1913 году - налога, который стал одним из самых прогрессивных в истории и позволил финансировать Новый курс и снизить неравенство.

По всем этим причинам я считаю важным опасаться тупиков и ловушек дебатов о "популизме" и вместо этого сосредоточиться на содержании и, в частности, на новом мышлении о режиме собственности, фискальной, социальной и образовательной системах и организации границ. Другими словами, мы должны думать о социальных, фискальных и политических институтах, которые могут помочь создать справедливое общество и позволить классовым расколам вновь стать приоритетными по сравнению с расколами идентичности.

Глава 17. Элементы партиципаторного социализма