Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

— С чего ты взял, будто Сэнсаму есть что сказать на этот счет? — осведомился Мэуриг, покраснев до корней волос.

— Сэнсам родом из Гвента, разве нет, о король? — откликнулся я, и Мэуриг побагровел еще гуще. Не приходилось сомневаться, что Сэнсам и впрямь плетет интриги, дабы посадить Мэурига на думнонийский трон; ведь благодарный Мэуриг, конечно же, наделил бы Сэнсама еще большей властью. — Но не думаю, что христиане Думнонии нуждаются в твоей защите, о король, — продолжал я, — равно как и в защите Сэнсама. Гвидр, как и его отец, друг твоей вере.

— Друг! Артур — друг Христу! — рявкнул епископ Лладарн. — Да в Силурии, куда ни глянь, языческие капища; древним богам приносят кровавые жертвы, женщины пляшут при луне голышом, в чем мать родила, младенцев проносят промеж костров, друиды балабонят! — Епископ, брызгая слюной, возмущенно перечислял список беззаконий.

— Без благословения Христова, — Мэуриг доверительно наклонился ко мне, — мир невозможен.

— Мир невозможен, о король, ежели на одно королевство претендуют двое, — без обиняков сказал я. — Что передать мне моему зятю?

И вновь Мэуригу сделалось неуютно от моей прямоты. Он повертел в руках устричную раковину, обдумывая ответ, затем пожал плечами.

— Скажи Гвидру, что он может рассчитывать на почести, и землю, и высокое положение, и мою защиту, — произнес он, часто-часто моргая, — но я не допущу, чтобы Гвидр стал королем Думнонии. — При последних словах Мэуриг густо покраснел. При всем его уме в душе он был трусом, и ему, верно, стоило немалых усилий выразиться столь откровенно.

Мэуриг, надо думать, опасался моего гнева, но я ответил ему вполне учтиво.

— Я скажу ему, о король, — заверил я, хотя на самом-то деле послание предназначалось не столько Гвидру, сколько Артуру. Мэуриг не только заявлял о своем намерении править Думнонией, но еще и предостерегал Артура: внушительная армия Гвента воспрепятствует Гвидровым притязаниям.

Епископ Лладарн склонился к Мэуригу и настойчиво зашептал что-то по-латыни, будучи уверен, что ни Галахад, ни я его не поймем. Но Галахад латынь знал и краем уха расслышал, о чем шла речь.

— Ты рассчитываешь удержать Артура в пределах Силурии? — обвинил он Лладарна по-бриттски.

Лладарн залился краской. Как епископ Бурриума и главный советник короля, он обладал немалой властью.

— Мой король, — кивнул он в сторону Мэурига, — не может позволить Артуру провести копейщиков через территорию Гвента.

— Это правда, о король? — вежливо осведомился Галахад.

— Я человек мирный, — приосанился Мэуриг, — а обеспечить мир можно лишь одним способом: заставить копейщиков сидеть дома.

Я промолчал, опасаясь, что в ослеплении гнева, чего доброго, ляпну что-нибудь оскорбительное, нам же во вред. Запретив нам провести копейщиков по гвентским дорогам, Мэуриг тем самым успешно раздробит силы, поддерживающие Гвидра. А это значило, что ни Артур не сможет выступить навстречу Саграмору, ни Саграмор не подоспеет на помощь к Артуру; и если Мэуриг так и не даст им воссоединиться, он, чего доброго, и впрямь станет следующим королем Думнонии.

— Мэуриг сражаться не станет, — презрительно бросил Галахад, когда на следующий день мы ехали вниз по реке по направлению к Иске. Ивы стояли в дымке первой весенней листвы, но сам день наводил на мысль о зиме — ветер дул холодный, по земле стелился туман.

— Может, и станет — ежели трофей того стоит, — возразил я. А трофей был еще какой завидный: ведь если Мэуриг воцарится и в Гвенте, и в Думнонии, он приберет к рукам богатейшую часть Британии. — Все зависит от того, сколько копий мы против него выставим.

— Твои, Иссины, Артуровы и Саграморовы, — подсчитал Галахад.

— То есть пять сотен воинов? — откликнулся я. — Но Саграмор и его люди далеко; Артуру же, чтобы добраться до Думнонии, придется пересечь территорию Гвента. А сколько копий под началом у Мэурига? Тысяча?

— Мэуриг не посмеет развязать войну, — настаивал Галахад. — Трофей его манит, но риск страшит. — На середине реки какой-то селянин рыбачил с коракля; Галахад натянул поводья и остановился поглядеть. Рыбак ловко, словно играючи, забросил сеть, и пока Галахад любовался его сноровкой, я загадывал о будущем. Если на этом броске попадется лосось, Мордред умрет, говорил я себе. Рыбак вытащил сеть: в ней и впрямь трепыхалась здоровенная рыбина; и тут мне пришло в голову, что такое предсказание — чепуха на постном масле, ведь все мы однажды умрем; и тогда я загадал про себя, что, ежели и на втором броске поймается рыба, Мордред умрет до Белтейна. Сеть вернулась пустой; я тронул железную рукоять Хьюэлбейна. Рыбак продал нам часть улова, мы набили лососиной переметные сумы и поехали дальше. Я помолился Митре, прося, чтобы мои вздорные приметы не сбылись, а еще — чтобы Галахад оказался прав и чтобы Мэуриг не дерзнул поставить под удар свои войска. Но ради Думнонии? Ради богатой Думнонии? Ведь даже осмотрительный Мэуриг не может не понимать: во имя такого выигрыша рискнуть стоит.

Слабые короли — проклятие для страны, однако мы клянемся в верности королям, и если бы не клятвы, то не было бы и закона, а не будь у нас закона, воцарился бы хаос, так что хочешь не хочешь, а приходится связывать себя законом и соблюдать закон посредством клятв, а если дозволено тасовать королей по собственной прихоти, так и от клятв, принесенных неподходящему королю, вполне можно отречься; так что короли нам нужны, ибо нужен непреложный закон. Все — правда, однако, пока мы с Галахадом возвращались домой сквозь зимние туманы, я с трудом сдерживал слезы: единственный человек, которому подобает быть королем, от трона отказывается, а те, которым королями быть не след, — все до одного короли.

Артура мы нашли в кузнечном сарае. Сарай он выстроил своими руками, сложил из римского кирпича печь-горн с колпаком, купил себе наковальню и кузнечный инструмент. Артур всегда уверял, что хочет быть кузнецом, хотя, как частенько замечала Гвиневера, хотеть — еще не значит быть. Но Артур старался — о, как он старался! Он нанял настоящего кузнеца, сухопарого молчуна именем Морридиг, дабы тот обучил Артура тонкостям ремесла, но Морридиг давно отчаялся вколотить в Артура хоть что-нибудь — помимо энтузиазма. Однако ж всех нас Артур задарил вещами своей работы: тут тебе и кривые железные подсвечники, и уродливые кастрюли с плохо прилаженными ручками, и гнутые вертелы. И тем не менее Артур был счастлив, он часами простаивал у шипящего горна, нимало не сомневаясь: вот еще немного поупражняется — и сравняется в мастерстве и сноровке с самим Морридигом.

Когда мы с Галахадом вернулись из Бурриума, Артур работал один. Он рассеянно поздоровался себе под нос и вновь атаковал молотом бесформенный кусок металла — якобы подкову для одной из его лошадей. Мы вручили Артуру купленного лосося; он неохотно отложил молот, но, едва мы принялись пересказывать новости, перебил нас на полуслове: он-де уже слышал, что Мордред на грани смерти.

— Из Арморики вчера бард приехал; говорит, нога у короля гниет от бедра. Говорит, разит от него, как от дохлой жабы.

— А барду-то откуда знать? — удивился я. Мне казалось, Мордред окружен и отрезан от всех прочих бриттов Арморики.

— Да весь Броселианд только о том и судачит, — заверил Артур и весело добавил, что думнонийский трон, надо думать, в ближайшие дни освободится. Мы подпортили ему удовольствие, поведав, что Мэуриг отказался пропускать наших копейщиков через земли Гвента, а выслушав мои подозрения насчет Сэнсама, Артур помрачнел еще более. Я уж ждал, что он выругается, что случалось с ним крайне редко, но Артур сдержался и вместо того отодвинул лосося подальше от горна.

— Еще, чего доброго, поджарится, — буркнул он. — Так, значит, Мэуриг закрыл для нас все дороги?

— Мэуриг уверяет, будто хочет мира, господин, — объяснил я.

Артур мрачно усмехнулся.

— Хочет он выдвинуться, вот чего он хочет. Отец его умер, и Мэуригу не терпится доказать, что уж он-то получше Тевдрика будет. Лучший способ — это отличиться в битве, но украсть королевство без всякой битвы — оно тоже неплохо. — Артур громко чихнул и раздраженно встряхнул головой. — Ненавижу простуду!

— Тебе бы отдохнуть, господин, — пожурил я. — Работа подождет.

— Какая ж это работа — это удовольствие!

— Попил бы ты отвара мать-и-мачехи с медом, — посоветовал Галахад.

— Я вот уж неделю ничего другого не пью. От простуды лишь два средства помогают: либо смерть, либо время. — Артур подобрал молот и звонко стукнул по остывающей железяке, затем качнул кожаные мехи, подающие в горн воздух. Зима закончилась, но, невзирая на Артуровы заверения, будто в Иске погода всегда мягкая, день выдался студеный: аж до костей пробирало. — Ну и чего там затевает твой мышиный король? — осведомился он, раздувая горн до алого накала.