Говорящие с... - Мария Барышева

   - Елки-палки! - прошипел Михаил, отворачиваясь. - Так в меня стреляла слепая баба?! Я боялся, что Домовой может меня увидеть и узнать... а она и себя-то увидеть не может!

   - Ты на этот счет не беспокойся, - Яна начала медленно подниматься спиной вперед. - У нас еще будет время все обсудить. Много времени. Вы останетесь здесь. Вы привыкнете. Дому нравится, когда в нем много людей.

   - Много людей, много вещей, - Эша шагнула вперед, сделав это совершенно бесшумно, как ей показалось, но пистолет тотчас глянул и в ее сторону. - А еще домам наверняка нравится, когда их любят. Но кроме вас никто этот дом не любит. Ни вещи, ни люди. И этих, нелюбящих, во много раз больше, чем вас. Его это устраивает?

   - Главное, что это устраивает нас, - светящийся сизый взгляд по-прежнему был обращен в пустоту. - Он заботится о нас, оберегает нас. И кто бы ни попал сюда, он становится его частью.

   - Особенно вещи? У которых ваш дом отнял всю их индивидуальность?

   - Ты адвокат вещей? - Яна улыбнулась. - Вещи создают для домов. И люди, в конечном счете, тоже созданы для того, чтобы населять дома. Раньше они жили в пещерах, теперь...

   - Ну и шли бы говорить с пещерами!

   - Мама дорогая! - сказал кто-то. - Да они тут все чокнутые!

   - Очевидно, вы еще не поняли, что именно вы создали! - Эша сделала еще один шаг и оказалась рядом с Михаилом, который упреждающе покачал головой. - Вы думаете, что создали нечто замечательное, думаете, что создали для себя идеальное убежище? Никто здесь ничего не может сделать, кроме вас. Если сюда попадет Говорящий, он просто становится обычным человеком. Ваш дом всех уравнивает. Но однажды он может захотеть, чтобы абсолютно все в нем были равны. Чтобы его населяли просто люди. Что если однажды он и вас отсюда не выпустит?

   Яна уже была далеко, на середине лестницы, с совершенно торжествующей и уверенной улыбкой на губах, но прочие Домовые все смотрели настороженно. Дом все еще был сюрреалистической мешаниной из вещей и комнат, просматривавшихся из любой точки - неровные анфилады комнат, и этот огромный потолок - почти как небесный свод. В какой-то степени это могло показаться красивым. Да и раньше это был красивый дом. Забавный дом. Полный неожиданностей. Комнаты и лестницы в нем играли в прятки. В нем нельзя было соскучиться. В нем никогда ничего нельзя было знать заранее. То, что она когда-то увидела снаружи, было милым, но стандартным строением, совершенно обычным. Маленькая двухэтажная гостиница, которой захотелось стать чем-то необычайно особенным, разнообразным и, конечно, населенным, чтобы было кому оценить все это разнообразие. Скучно быть разнообразным исключительно для самого себя.

   Конечно, она все это оценила. Но Эша не любила этот дом. Она никогда бы не полюбила его, даже если б прожила здесь века. Здесь не было ничего хорошего и никогда не будет. Здесь не было уюта, не было тепла, здесь было только красивое разнообразие и множество пленных.

   Это неправда. Меня любят. А если не любят сейчас, то полюбят позже. Некоторые уже это сделали.

   Может быть. Но я не думаю, что те, кто создал тебя и дал тебе все эти вещи, действительно так уж тебя любят. В чем заключается твоя мечта, дом? Перестать быть гостиницей, из которой всегда рано или поздно уезжают? Стать чудесной красивой темницей?

   Я дом.

   Ты эгоист и вор, к тому же с явными признаками нарциссизма. Но ты не дом.

   Ой, не надо было этого говорить!

   Часть стен, дрогнув, начала съезжаться, другие начали отступать еще дальше, распахиваясь новыми дверными проемами, и из одних выглядывали теперь уже и террасы, а из других - еще какие-то комнаты, возможно, придуманные прямо сейчас. Прямо перед Шталь из пола выросла лестница и отвесно устремилась прямо под потолок, лестницы Домовых вытянулись и переплелись друг с другом, образовав некую чудовищную лестничную паутину. Одна из люстр рухнула, по счастью никого не задев, и на ее месте в потолке открылось гигантское окно, словно чей-то огромный глаз, наполненный звездами.

   - Перестань говорить с моим домом! - смешно пискнула Яна, крепко держась свободной рукой за перила. - Что ты ему сказала?!

   ...слышишь... ты слышишь... вы все слышите?.. заберите нас отсюда...

   ...любишь?..

   ...не пускает... он не пускает...

   Голосочки вновь запричитали откуда-то издалека, и Эша внезапно разозлилась еще больше. Плохо им, видите ли! А Шталь и остальным как будто лучше! Все это время...

   Все это время и вещи, и люди - что они делали?

   Да ничего, собственно! Одни пили, носились по коридорам, потом снова пили, другие плакали и жаловались... А пора бы уж что-то и сделать! Вещи ждут помощи от Говорящих с ними... могли бы и тоже помочь. Хотя бы попытаться!

   Эша взглянула на Михаила, чьи глаза сейчас были такими же жуткими, как и у Яны, и лицо водителя вдруг стало странным, будто он увидел на лице самой Шталь нечто особенное. А чего там особенного могло быть, кроме злости? Слава стоял рядом, и его глаза тоже горели сизым, отчего маленький человечек сейчас выглядел весьма грозно. Не-родственник повернулся и, отшвырнув мячик и полыхнув столь характерным для первого поколения огнем из глазниц, почти трезвым голосом сказал:

   - И правда хватит!

   И тут что-то произошло.

   Может, рухнула эта сдерживающая невидимая стена, а может, это было только шталевское воображение, но только голосочки вдруг превратились в голоса - громкие, отчетливые, и было в них уже не страдание, и голоса эти были повсюду.

   Больше всего это походило на наступательный крик "Ура!"

   Хотя, возможно, это тоже было лишь шталевское воображение.

   Свечи в канделябре, который она все еще сжимала, вдруг вспыхнули, и огненные лепестки вытянулись, затрепетали, и если два из них так и остались обычными огоньками, которыми горят миллионы зажженных свечей, то третий расщепился на множество тончайших огненных игл, и на свечном фитиле образовалось нечто, похожее на огненного ежа. Сам же канделябр оброс бронзовыми листьями, оплелся позолоченными стеблями и прибавил в росте почти полметра, хотя вес его при этом не изменился. Девчушка в зеленом халатике вдруг, позабыв про слезы, отпустила ревущее дитя, сделала несколько быстрых шажков и, оказавшись рядом со Шталь, поманила один из свечных огоньков пальчиком. Тот, качнувшись вытянулся и, словно послушный зверек, перепрыгнул на подставленную ладонь, разросся, разгорелся на ней, мягко колышась и, судя по неизменяющемуся восторженному выражению лица девчушки, не причиняя той ни малейшего вреда. Она так и стояла, чуть вытянув руку, словно держала на ладони доверчивого огненного голубя, и Эша слышала ласковое бормотание, исходящее от пламени. Глаза девчушки так остались прежними. Зараженная.