Александр Галич: полная биография - Михаил Аронов

Вечер памяти А. Галича состоялся и в ЦДЛ имени А. А. Фадеева. Звучал негромкий голос поэта, мелькали на экране совсем старые, забытые и недавние фотографии — своеобразная фотолетопись его жизни. Вел вечер А. Свободин, выступали Б. Львович, А. Вознесенский, Н. Богословский, В. Лебедев, Н. Ильина, Б. Чичибабин, Л. Жуховицкий, Ст. Рассадин, Д. Межевич»[2146]. В этом перечне не упомянут еще В. Бережков, который запечатлен на фотографии, помещенной рядом с заметкой.

По словам Валерия Лебедева, 13 марта 1988 года в Центральном доме актера, что на улице Горького (ныне — Тверской), дом 16/2, была проведена встреча, посвященная творчеству Галича. А 24 ноября 1988 года в ЦДА состоялся один из самых крупных вечеров — о нем мы узнаём из воспоминаний Натальи Кравченко, которая в 1983–1994 годах работала газетным редактором саратовского объединения «Тантал». Осенью 1988 года, отдыхая с мужем на турбазе, она случайно услышала по радиостанции «Свобода» передачу о Галиче и была потрясена: «Всю ночь не могла заснуть. Едва приехав в город, кинулась в библиотеки — собирать материал. Мне хотелось знать о нем все! Никто из моих знакомых тоже ничего не слышал о Галиче, и я уже предвкушала, как на лекции открою людям это чудо». Но не тут-то было — в обществе «Знание», под эгидой которого тогда только и можно было проводить подобные мероприятия, ей заявили: «О Галиче — нельзя. Он — антисоветчик»[2147]. (Заметим, что это происходило через несколько месяцев после восстановления Галича в творческих союзах!)

Наталья называла в качестве аргументов уже появившиеся публикации в журналах «Октябрь», «Аврора», «Даугава», а в ответ слышала ссылки на статьи главных литературных идеологов Владимира Ермилова и Александра Дымшица, от чего пришла в ужас: «К кому мне предлагали прислушаться! К Ермилову, который доносы на Оксмана писал! О Дымшице я уже не говорю»[2148].

Тогда она вместе с мужем самостоятельно подготовила вечер, посвященный эмигрантам третьей волны, и в том числе Галичу, и полулегально провела его в местном клубе «Контрапункт». Вечер прошел с огромным успехом, и после его окончания один из знакомых Натальи сообщил ей, что учился в Щукинском вместе с мужем Алены Архангельской — дочери Галича, и дал ее телефон. «Придя домой, я тут же бросилась звонить Алене. Рассказала ей о нашем клубе и о занятии, посвященном ее отцу, о том, что чрезвычайно интересуюсь его творчеством. Она была растрогана и пригласила нас с Давидом в Москву на вечер памяти Галича, который должен был состояться 24 ноября 1988 года в Доме актера, то есть через неделю. Мы, конечно, поехали. Галича тогда только начинали реабилитировать, говорить о нем было еще небезопасно. Директор одного ДК, где впервые прошел такой вечер, поплатился своей должностью»[2149].

Но перед тем как поехать в Москву, Наталья пригласила в Саратов Дмитрия Межевича из Таганки и Максима Кривошеева из Ленкома, которые исполнили у них в клубе песни Галича, а также лагерные песни на стихи репрессированных поэтов.

Вскоре она приехала в Москву на вечер в ЦДА. Там звучали песни Галича, демонстрировались фрагменты кинофильмов по его сценариям, а в фойе была устроена выставка его фотографий и литературных произведений. Выступали знавшие Галича артисты московских театров, драматурги, поэты, писатели. В общем, настоящее раздолье — особенно для провинциала. В результате Наталья Кравченко вернулась в Саратов с большим «уловом»: «…о встречах с Галичем нам рассказали З. Гердт, В. Никулин, Л. Филатов, М. Козаков, Нат. Ильина, И. Грекова — всего увезли шесть пленок. Сделали потом большую передачу для областного радио, которую, правда, обрезали и отретушировали до безобразия»[2150].

Рассказ Натальи Кравченко хорошо дополняет свидетельство автора-исполнителя Владимира Капгера о вечере памяти Галича во Дворце культуры автомобильного завода имени И. А. Лихачева (в рабочем коллективе этого ДК во второй половине 1950-х Галич работал литературным консультантом), который, по его словам, состоялся осенью 1988 года. Казалось бы, никаких запретов уже быть не может, но нет — в рассказе Капгера мы по-прежнему встречаем «абсолютное официальное табу», наложенное на имя Галича.

Группа молодых бардов (Капгер, Мирзаян, Бережков и другие) придумала программу «Облака плывут, облака». В нее вошли песни Галича, а также их собственные посвящения и парафразы. Всем участникам вечера было откровенно страшно, так как власти знали о его подготовке, но молчали. И это молчание производило гнетущее впечатление. Обратимся к воспоминаниям Капгера: «Зал сидел, как мертвый. Все ждали, какой же именно катастрофой закончится вечер. Уведут одних только актеров или задержат и перепишут всех присутствующих слушателей?

Через десять минут после начала концерта появились “гости” — человек десять аккуратных молодцов в характерных костюмах, подобно бледным теням, шатались между нами за кулисами. Они драматически шептались, бегали по одному и группками в кабинеты администрации, совещались вполголоса по телефону со своими шефами. Мы почувствовали, что распорядок действий на такой случай у них не предусмотрен. В стане “комсомольцев” царила растерянность. Стало очевидно, что имя “отщепенца-клеветника” Галича собрало сотни людей, публика в зале сидит серьезная, и рассчитывать на ее поддержку в срыве концерта не приходится.

Полчаса спустя “комсомольцы” решились перейти к действиям. Они начали поочередно брать нас в “коробочку”, грозным шепотом на ухо требуя “прекратить балаган по-хорошему”. Очевидно, гэбисты вознамерились сорвать концерт, отменив второе отделение. Они постепенно сориентировались, кто среди нас является коноводом, и сконцентрировали свое давление на Володе Бережкове и Алике Мирзаяне. “Давайте-ка, завязывайте это хулиганство. Тут все остальные ребята — пацаны, а вы люди взрослые, с вас спрос особый будет… Давайте, заканчивайте. Сейчас после антракта выйдете и скажете, что аппаратура сломалась, второе отделение отменяется… Ну там, желающие могут сдать билеты…”

Мы немного упали духом. Начинал срабатывать гэбэшный прием: отделить от компании одного-двух “виноватых”, тогда остальные, боясь подставить товарищей под удар, быстро ломаются и идут на попятную. <…> Мы собрались в антракте в кружок, борясь с целой гаммой противоречивых чувств. С одной стороны, “дело пахнет керосином”, Алик и Володя вот-вот сядут в кабинете директора первичные показания давать. С другой стороны — доколе?! Сколько же будем трястись!? Вот, решительный момент, давайте пошлем их как следует!