"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Она вошла, опустив голову, и Матвей с ужасом увидел, что волосы ее уже покрыты бабьей кикой. Драгоценные камни сверкали разноцветными огнями, бросая отсветы на бледные щеки. На точеной скуле набухал пурпурный синяк, и Матвей, бросив взгляд на царя, увидел, что руки его исцарапаны.

— Вот, хозяйка моя, царица будущая московская, Марья Федоровна, — радушно сказал царь.

«Ну, что, стоишь, Марья, предложи боярину закусок каких, хоша время и позднее, но от чарки он не откажется, думаю».

— Милости прошу, — высоким, деревянным голосом сказала Марья, и, наконец, посмотрела на Матвея. В ее глазах, темно-серых, как набухшая грозой туча, не было ничего, кроме муки и стыда.

— А на следующей неделе и повенчаемся, — Иван Васильевич улыбнулся. «Ты как, Матвей Федорович, дружкой будешь у меня?».

Марья внезапно, поморщившись, пошла к окну. Матвей посмотрел на ее прямую спину, и заметил, что идет она с трудом — будто каждый шаг давался ей с болью.

— То честь для меня, государь, — улыбаясь, сказал он.

— Ну, вот, — Иван Васильевич, облегченно выдохнув, потрепал его по щеке. «Видишь, Марья, я же говорил тебе, что Матвей Федорович слуга мой верный».

Марья обернулась, и Матвей увидел, как текут по ее лицу слезы, — будто быстрая, неудержимая река.

Он сжал пальцы — до боли, чувствуя, как хрустят кости, и, поклонившись, пожелав царю доброй ночи, вышел из покоев.

Матвей и не помнил, как оказался он на Воздвиженке. Над Москвой повисла набухшая дождем и бурей ночь, а он сидел в крестовой палате, все, смотря на перо и бумагу, что лежали перед ним на столе.

— Ну что ж, — наконец, вздохнул он, и начал писать. Запечатав грамоту своей печатью, он проверил пистолеты, взвесил на руке кинжал, и, внезапно усмехнувшись, сунул в походную суму томик Ронсара.

На конюшне пахло мирно — сеном и немного кожей седел. Матвей окинул взглядом стойла, и, разозлившись, пробормотал: «Ну, не для того я жеребца этого пестовал, чтобы ворью какому он достался».

Белый конь ласково, чуть слышно заржал. «Ах ты, славный мой, — вздохнул Матвей, легко оседлав жеребца. «Ну, поехали, есть у нас тут еще одно дельце, а потом мы с тобой свободны будем, ровно птицы».

Ставни окон Английского Двора на Варварке были открыты. Матвей привязал коня к забору и сказал: «Я сейчас».

Он, легко, будто кошка, вскарабкался по приставной лестнице на второй этаж, и залез внутрь.

В комнате никого не было. Матвей огляделся — в лунном свете переплеты торговых книг блестели серебром. Он подошел к столу и положил грамоту на видное место, придавив ее тяжелым перстнем с изумрудом.

«Герру Питеру Кроу, Лондон, лично в руки», — прочел он и, усмехнувшись, сказал: «Ну, посмотрим, как оно будет».

Резкий ветер обрывал листья деревьев, что стояли вдоль смоленской дороги. Всадник на белом, быстром жеребце мчал на запад — туда, где на низком горизонте уже сверкали холодные молнии. Яростные раскаты грома были все ближе, и, наконец, всадник почувствовал на своем лице крупные капли дождя.

Он стер их рукавом кафтана, и, не оборачиваясь, пришпорил коня.

Пролог

Санта Ана, Карибское море, март 1581 гогда

Шлюпка чуть покачивалась на гладкой, бирюзовой воде залива. Над водой разносилось только тяжелое дыхание и звон клинков.

Смуглый, синеглазый мальчик, наконец, загнал своего противника, — похожего на него как две капли воды, — на корму лодки.

— Сдавайся, — сказал он, улыбаясь.

— Никогда, — твердо ответил его брат, и сделав ловкий выпад, выбил шпагу — короткую, как раз по детской руке, — из ладони противника.

Сверху, с палубы небольшой шхуны, раздался ленивый, низкий мужской голос: «Вот сейчас мы с адмиралом к вам спустимся, и устроим маленький шторм — а то у вас шлюпка и не двигается почти».

Мальчик быстрым, неуловимым движением поднял шпагу, и кольнул противника в бок.

— Майкл! — прошипел Николас Кроу.

— Да там у тебя и царапины нет, — рассмеялся его брат. «Я же понарошку».

— Кто победил? — высокий, русоволосый, загорелый до черноты мужчина перегнулся через борт.

— Он, — показали друг на друга близнецы.

— Оставь, Виллем, — зевнул Стивен Кроу, обмахиваясь старой, вытертой картой Южного Полушария, — во-первых, я и то их путаю, а во-вторых, они всегда так делают — от них правды не добьешься. Все, теперь можете купаться, — разрешил отец.

Мальчишки быстрее ветра оказались в воде.

— Хорошо плавают, — заметил Виллем де ла Марк, глядя на темные, мокрые головы детей. Он потянулся и, вытравив канат, открыл бутылку белого вина.

— Недурно, — сказал он, пробуя.

— Испанское, — единственный глаз Ворона был закрыт, на губах играла легкая улыбка. «Везли в Кальяо, да не довезли», — капитан рассмеялся и попросил: «Мне тоже налей».

Он выпил, и развернул карту.

— Смотри, — сказал Ворон, — сейчас март на дворе, значит там — он указал на юг, — сентябрь.

Если ты завтра-послезавтра снимешься с якоря, то успеешь проскользнуть через пролив Всех Святых до зимы.

Виллем почесал выгоревшие на солнце волосы. «А если туда?», — он указал еще южнее.

— Ну, — протянул Ворон, — если ты хочешь рискнуть кораблем и командой….

— А ты не рисковал бы? — каштановые, красивые глаза остановились на лице Ворона.

— Тебе сколько? — поинтересовался тот.

— Сорок один, — рассмеялся адмирал.

— Ну вот, — наставительно ответил капитан Кроу. «Ты холост, друг мой, и не похоже, чтобы это изменилось. А я тебя на пять лет старше, мне еще сыновей вывести в люди надо, и, к тому же, я помолвлен».

Адмирал поднял бровь и потянулся за бутылкой. «Ну, надо еще выпить по такому случаю.

Ты не говорил мне».

— Моя троюродная племянница, — капитан внезапно улыбнулся. «Как ей шестнадцать исполнится, так и повенчаемся».

— Не боишься? — рассмеялся адмирал. «С такой девчонкой у алтаря стоять?».

Ворон только чуть улыбнулся краем губ. «Так что, дорогой мой Виллем, последние годы я тут хожу, — он обвел рукой сияющий, бескрайний простор, — через два года отвезу мальчишек в Англию, отдам в школу, женюсь, и буду сидеть у камина с детьми на коленях».

— Скучать не будешь? — испытующе взглянул на него Виллем.

— Буду, конечно, — просто ответил капитан. «Вот если бы ты меня заменил…»

— Ну уж нет, — запротестовал адмирал, — в Старом Свете с испанцами воевать я всегда готов, а тут пусть другие этим занимаются, мне тут с ними делить нечего.

— Это пока, — коротко сказал Кроу и, вернувшись к карте, указал на оконечность Южной Америки. «Дома я тебе расскажу более подробно, за чем там смотреть — в проливе, а ты записывай, еще не хватало, чтобы ты там на скалы напоролся».

— Папа, — один из близнецов подплыл к шхуне. «Мы есть хотим!».

— Ну так вылезайте, и домой, — распорядился Ворон. «Кто на камбузе год провел — я, или вы?

И чтобы к нашему приходу все уже на столе было».

Мальчик выразительно закатил глаза, и, нырнув, ушел под киль шхуны.

— Слуг так и не держишь? — поинтересовался адмирал, входя в прохладную, скромную столовую.

— Да кто сюда поедет? — Ворон распахнул ставни. Дом стоял на берегу, и вокруг — на три стороны, было море, — темно-синее, чуть морщащееся белыми гребнями волн.

— Шторм будет, — посмотрев на горизонт, сказал адмирал. «К ночи, вот увидишь, разгуляется».

— Ну, — Ворон открыл бутылку, — надеюсь, тот, кто мне нужен, доберется сюда до ночи, — он разлил вино по кубкам.

— А кто тебе нужен? — поинтересовался Виллем, садясь за стол.

— Увидишь, — коротко ответил капитан и крикнул: «Ну, несите уже, пахнет так, что мы тут долго не усидим».

Один из близнецов выглянул из-за кухонной двери и весело спросил: «Вам сначала крабов, а потом рыбу, или наоборот?».

— Да все вместе можно — разрешил отец.

— А насчет слуг, — обернулся Ворон к адмиралу, — тут такая глушь, что из Лондона никого не привезешь, а местных брать опасно — все же за мою голову, как была назначена награда, так она и осталась — только повысилась.