Цикл 'Пограничная трилогия'+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти

прямо, уронила руки по бокам и вскрикнула так, что водитель аж подпрыгнул, всем телом вывернувшись на сиденье.

– ¿Señorita? — выдохнул он. — ¿Señorita?

Потолок в помещении был из бетона, покрытого отпечатками досок опалубки — этакими бетонными сучками и шляпками гвоздей вкупе с окаменелым дугообразным следом распила циркульной пилой, до сих пор, может быть, работающей где-нибудь на горной лесопилке. Освещала все это единственная закопченная лампочка, нехотя испускающая слабый оранжево-желтый свет, который, видимо, и привлек одинокую ночную бабочку, нарезающую около нее беспорядочные круги, но всякий раз по часовой стрелке.

Она лежала привязанная к стальному столу. Сквозь оставленную на ней короткую белую сорочку чувствовался холод стали. Лежала, смотрела на свет. Повернула голову, оглядела помещение. Через некоторое время отворилась серая металлическая дверь, вошла медсестра, и тогда она повернула испятнанное и перепачканное лицо к медсестре.

— Por favor[234], — зашептала она. — Por favor.

Медсестра ослабила завязки, пригладила ей волосы, отвела их от лица и сказала, что вернется, принесет ей попить, но, едва дверь за ней закрылась, девушка резко села на столе и спустилась на пол. Стала искать место, куда могли положить ее одежду, но, кроме второго стального стола у дальней стены, в комнате ничего не было. Когда она открыла дверь, оказалось, что за дверью длинный зеленый тускло освещенный коридор, ведущий к еще одной закрытой двери. Она пошла по этому коридору, дернула дверь. Дверь подалась, за ней оказалась площадка бетонной лестницы с перилами из металлической трубы. Девушка спустилась на три марша и вышла на темную улицу.

Она не знала, где находится. На углу спросила какого-то мужчину, в какой стороне el centro, и он так прилип глазами к ее грудям, что продолжал на них пялиться, даже когда уже говорил. Она пошла по разбитому тротуару. Смотрела под ноги, чтобы не наступить на стекло или острый камень. Фары проезжающих автомобилей отбрасывали ее тонкую фигурку на стены — уже без сорочки, сорочка сгорала, — делая огромной и такой прозрачной, что становилось видно все вплоть до чуть ли не костей скелета, потом фары проносились мимо, а она стремглав летела назад, чтобы снова исчезнуть в темноте. Подъехала какая-то машина, поползла рядом, и мужчина, сидевший в ней, стал изрыгать гнусные непристойности. Ненамного обгонит ее и ждет. Она свернула в какой-то немощеный проезд между двумя домами и, вся дрожа, скорчилась за мятыми железными бочками, от которых пахло газойлем. Ждала довольно долго. Было очень холодно. Когда она вновь оттуда вышла, машины уже не было, и она двинулась дальше. Прошла мимо какой-то площадки, откуда на нее несколько раз молча кидался пес, — правда, площадка была огороженной, пса сдерживал забор. В конце концов пес остановился в углу площадки и, кутаясь в клубы пара от собственного дыхания, проводил ее взглядом. Прошла мимо дома с темными окнами и двором, на котором старик, как и она, в одной ночной рубашке, стоя мочился на глинобитную стену, и они друг другу издали, из темноты, молча кивнули, как сделали бы персонажи сна. Тротуар кончился, дальше идти пришлось по холодному песку обочины, время от времени останавливаясь, чтобы, балансируя то на одной ноге, то на другой, отдирать от кровоточащих ступней утыканные колючками орешки якорцев. Шла так, чтобы впереди маячили отсветы городских огней; долго шла. Когда переходила бульвар 16 Сентября{57}, руки держала крепко прижатыми к груди, а глаза опущенными, чтобы их не слепили встречные фары, так и переходила улицу полуголая под гудки клаксонов, словно какой-то оборванный фантом, которого вырвали из положенной ему тьмы и на краткий миг загнали в видимый мир, чтобы тут же вновь водворить в историю мужских фантазий.

Она шла и шла по северным районам города, вдоль старых глинобитных стен и жестяных складских ангаров, по улицам, освещенным лишь звездами. В один прекрасный миг на дороге послышалась песня, знакомая ей с детства, и вскоре она обогнала женщину, тоже бредущую в сторону центра. Пожелав друг дружке доброй ночи, они пошли было дальше, но тут женщина остановилась и окликнула ее:

– ¿Adónde va?[235]

— A mi casa[236].

Женщина постояла молча. Девушка спросила ее: может быть, они знакомы, но женщина сказала, что нет. Спросила девушку, из этого ли она района, девушка сказала, что да, и тогда женщина спросила ее, как же тогда получилось, что она ее не знает. Когда девушка не ответила, женщина снова пошла по дороге по направлению к ней.

– ¿Que paso?[237] — сказала она.

— Nada[238].

— Nada, — повторила за ней женщина.

И полукругом обошла девушку, которая стояла, вся дрожа и скрещенными руками прикрывая груди. Женщина словно пыталась найти такой особый угол зрения, взглянув под которым она и в синеватом свете звезд пустыни сможет разглядеть, кто эта девушка на самом деле.

— Eres del «Белое озеро»[239], — сказала она.

Девушка кивнула.

– ¿Y regresas?[240]

— Sí.

– ¿Por qué?[241]

— No sé[242].

— No sabes[243].

— No.

– ¿Quieres ir conmigo?[244]

— No puedo[245].

– ¿Porque no?[246]

На это у девушки ответа не нашлось. Женщина спросила снова. Сказала, что девушка может пойти с ней и жить в ее доме с ее детьми.

Девушка прошептала, дескать, как это, она же ее не знает.

– ¿Te gusta tu vida por allá?[247] — спросила женщина.

— No.

— Ven conmigo[248].

Она стояла и дрожала. Качнула головой — мол, нет. До восхода солнца оставалось уже немного. Во тьме над ними пронеслась падучая звезда, холодный предрассветный ветер зашуршал и зашаркал газетами, немного пошелестел в придорожных кустах и опять зашаркал бумагой. Женщина бросила взгляд на восток, на небо пустыни. Перевела его на девушку. Спросила, не замерзла ли она, и девушка сказала, что замерзла. Женщина снова спросила ее:

– ¿Quieres ir conmigo?[249]

Она сказала, нет, не могу. Сказала, что через три дня парень, которого она любит, придет и на ней женится. Поблагодарила женщину за доброту.

Женщина приподняла ладонью лицо девушки, заглянула ей в глаза. Девушка ждала, что она что-нибудь скажет, но та лишь смотрела на нее, как бы запоминая. Может быть, пыталась задним числом прочесть все те извивы дорог, что привели в конце концов девушку в это место. Понять, что утрачено и расточено. Кто куда канул. И что возобладало.

– ¿Сómo se llama?[250] — спросила девушка, но женщина не ответила.

Коснулась лица девушки, тут же отняла руку, повернулась и зашагала во тьму дороги прочь из этого района, самого темного в городе. Так и ушла не оглянувшись.

Машины Эдуардо на месте не было. Трясясь от холода, девушка прокралась к заднему крыльцу, стараясь держаться поближе к стене пакгауза, подергала дверь, но дверь была заперта. Она постучалась, подождала, постучала снова. Ждала долго. Потом вышла снова на