Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота - Жан Маркаль

Но коллега хранит молчание, тем самым лишь разжигая любопытство Соньера — и другое, более опасное чувство: зависть. Вот если бы принимать своих посетителей с таким же размахом, как Буде, неожиданно мелькает мысль у Соньера. Молодой священник вдруг чувствует себя бедным родственником, которому оказан любезный, но довольно снисходительный прием. Итак, Соньер горделив, это еще одна из его слабостей. Что ж, в один прекрасный день он отплатит аббату Буде тем же приемом… Такие страсти бушуют в душе нищего деревенского кюре, в то время как радушный хозяин нарочито неторопливо показывает ему свои сокровища. Кого-то этот аббат Буде ему напоминает… Уж не Вотрена ли из «Отца Горио» Бальзака? Когда-то, еще в семинарии, Соньер прочел это произведение — разумеется, тайком, поскольку Оноре Бальзак, этот совратитель молодых душ, включен в список книг, запрещенных Католической церковью. В высших церковных кругах, вероятно, позабыли, что Бальзак, достойный ученик ораторианцев, описал в «Луи Ламбере» душу молодого человека, охваченную демонами мистицизма, если не сказать спиритуализма… Но литературные аналогии недолго владеют мыслями Беранже Соньера: в конце концов, в Бальзаке его привлекали вовсе не метания души, а соблазнительный образ прекрасной еврейки Эстер Гобсек. Он вновь прислушивается к тому, что говорит ему Буде, который вперемешку с рассказом о своих сокровищах повествует об особенностях этого края, об этих удивительных скалах, о гротах, хранящих в себе множество секретов… или сокровищ… Рассказ хозяина заканчивается неожиданно: аббат внезапно сообщает, что Соньер выбран некими людьми для миссии, которую ему решили доверить. Соньер удивлен. Каким образом он, бедный деревенский кюре, может служить сильным мира сего? Буде успокаивает коллегу: у каждого в этом мире свое предназначение, и чаще всего великая роль отведена в нем самым скромным людям. Ибо сказано в Евангелии: есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними…

Беранже Соньеру не по себе. Куда он попал, что с ним происходит? Голова идет кругом… Пожалуй, прислуга переусердствовала: не стоило столь часто наполнять его бокал этим превосходным арманьяком… Поскорее бы очутиться дома, на своем плато, подальше от всех этих соблазнов, которыми завлекает его аббат Буде. Кто на самом деле его лукавый собеседник? Ходит молва, что порой он по нескольку дней не выходит из рабочего кабинета: запершись от всех, аббат что-то ищет в старых колдовских книгах. А порой его видят в деревне с картой в руках: Бог знает, что он хочет найти благодаря этой карте! Хотя нет. Бог не знает, а вот черт — вполне возможно. И все же это безупречный кюре: все прихожане ходят на его проповеди, даже не заглядывая перед этим в ближайшее бистро, чтобы пропустить стаканчик-другой. Но тогда почему этот безукоризненный кюре так усердно настаивает на какой-то миссии, которую должен выполнить Соньер? Все эти мысли неотступно преследуют молодого аббата, пока он добирается до Ренн-ле-Шато. Но вот он снова в родной деревне: вернув двуколку прихожанину, который терпеливо ждет его возвращения, Соньер, утомленный визитом и дальней дорогой, засыпает сном праведника. Но Дьявол не дремлет.

Проходит лето. Близятся долгожданные выборы в два тура, намеченные на 4 и 18 октября 1885 года. Но утром 18 октября, перед открытием участка для голосования, происходит неожиданная вещь: аббат Беранже Соньер обращается к пастве в церкви Святой Магдалины Ренн-ле-Шато. Разумеется, удивителен не факт обычной утренней мессы, а то, что во время ее провозглашается: оказывается, аббат несказанно счастлив, что выборы в первом туре дали значительный перевес партии монархистов. Однако до полной победы еще далеко: ради нее прихожанки (вероятно, только они и присутствуют на мессе) должны помочь своим мужьям «сделать правильный выбор», то есть просветить плохо осведомленный мужской электорат и убедить их отдать голоса защитникам религии. Аббат даже умудряется произнести речь, которую старательно передали: «Республиканцы — вот тот дьявол, которого нужно победить, он должен пасть на колени, поверженный истинно верующими и крещеными. Да пребудет с нами победоносное крестное знамение!»

Должно быть, в тот момент перед глазами Соньера вновь предстал согбенный дьявол на портике, которым он украсил бы церковь Ренн-ле-Шато, только на этот раз пылкое воображение священника добавило к нему надпись: «Сим знамением его победишь». Какая муха укусила аббата?.. Или виной тому превосходное вино, которым потчевал его аббат Буде? Хотя порой привычные законы логики в Разе перестают действовать и без помощи этого горячительного напитка. Так или иначе, своей несвоевременной проповедью аббат Соньер умудрился «плюнуть в колодец» прилюдно, в ответ на ежемесячную зарплату, которую выплачивала ему французская Республика.

Проповедь аббата Соньера (на самом деле это была политическая речь, которую он не имел права произносить) никоим образом не отвечала понятию о «сдержанности», которую обязано проявлять в таких случаях любое «должностное лицо». Его озлобление, вызванное действиями республиканцев, планировавших акцию против клерикализма, может сравниться лишь с необдуманностью его поступка. Он рьяно отстаивает права консервативной (если не сказать реакционной) партии, в то время как окситанский Юг, в частности департамент Од, намерен стать «красным» (что в наше время, конечно, назвали бы «бледно-розовым»). Почти повсюду победу празднуют радикалы, что, разумеется, мгновенно отражается на судьбе священника-реакционера, получающего жалованье из государственного бюджета: Соньер обвинен в том, что он призывал к беспорядкам и оказывал давление на избирателей. Увы, закон и устав не на стороне кюре: его вина доказана, и префект департамента Од решает временно отстранить аббата от занимаемой им должности (такая мера наказания утверждена министром вероисповеданий). Несчастный Соньер! Позднее он будет отстранен от должности («suspens a divinis») своим же собственным епископом, но пока что это делает его собственный префект.

Аббат попадает в нелегкое положение: вместе с должностью он лишается и зарплаты. Понимая, что у священника более нет никаких средств к существованию, монсеньор Бийар попытается уладить эту неприятность: он назначает аббата преподавателем маленькой семинарии в Нарбоне. Но при этом из своих же собственных денег епископ дает Соньеру две сотни франков, сумму по тем временам значительную. Неужели Беранже Соньер действительно стал протеже монсеньора?

Итак, это кульминационная точка романа о Соньере. Все его различные варианты как один утверждают: безусловно, Соньер был пешкой в руках монсеньора Бийара, епископа Каркасонского и выдающегося деятеля таинственной секты. Ее целью было найти спрятанные в Ренн-ле-Шато сокровища и документы, чтобы тем самым посодействовать восстановлению французской монархии, во главе которой окажется законный наследник меровингской династии. На престоле должен оказаться монарх именно этой королевской линии, поскольку род Меровингов восходит к царю Давиду, а также к Иисусу и Марии Магдалине.[32] Для осуществления этой наисложнейшей миссии был выбран уроженец этих мест, несчастный Соньер. Разумеется, монсеньор Бийар не мог оставить аббата в нужде, поскольку хотел привлечь его на свою сторону: ту же цель преследовали и туманные речи аббата Буде, входящего в ту же секту.

Но, как известно, ссоры между различными партиями не длятся долго: период обоюдного устрашения, в конце концов, заканчивается компромиссом. В июле 1886 года префект департамента, признав, что меры, примененные к служителю церкви, довольно жестоки, отменяет наказание и возвращает аббату его прежние административные обязанности и ежемесячное пособие. Итак, аббат может с триумфом возвратиться в Ренн-ле-Шато.

«С триумфом» — это сильно сказано. Местные кумушки, привыкнув к его проповедям, вновь собираются в стенах храма, но их мужья, отдавшие свой голос радикалам, в церкви отсутствуют. Соньер для них — третий лишний, враг демократии, которому следует идти в ногу со всеми, если он не желает иметь проблем с префектурой и епископством. За столь короткое время отсутствия священника в Ренн-ле-Шато буйным цветом расцвел антиклерикализм (что, впрочем, неудивительно: его семена были посеяны еще в далекое время катаров). Отныне за кюре решено присматривать, соглашаясь с ним лишь в тех случаях, если предлагаемое аббатом дело никому не приносит ущерба. Такой будет политика муниципальных властей на протяжении всей службы Соньера.

Однако из Нарбона Соньер возвращается не с пустыми руками. В его распоряжении оказывается огромная сумма — 3000 франков золотом, милостиво предоставленных ему графиней Шамбор, вдовой графа Шамбора. Ее покойный супруг был законным претендентом на французский престол: не получив желаемого, он удалился в Австрию и умер в изгнании. Вполне возможно, Соньер вспоминает странные слова аббата Буде, ведь в его руках прямое доказательство того, что некоторые высокопоставленные персоны ждут от него какого-то действия. Любопытно то, что, согласно имеющимся документам, полная стоимость неотложного ремонта, произведенного в храме Ренн-ле-Шато, составляет 2797 франков. Совпадение? Вряд ли. Используемый аббатом Буде с явного благословения епископа Бийара аббат Соньер должен выполнить некую миссию, сути которой он пока что не понимает. В голове его вертится фраза, оброненная Буде в тот самый вечер, когда он был одурманен атмосферой, царившей в обители этого интеллектуала, и вкусом его превосходного арманьяка: «Вдобавок вы будете обладать богатством — если, конечно, сумеете его принять». На такие слова поначалу не обращаешь внимания, но когда в руках оказываются 3000 франков, эти слова приходят на ум снова и снова. В таком случае, не потратить ли неожиданное богатство на нужды храма? Что Соньер и делает, помня о своем обещании превратить Ренн-ле-Шато в самый лучший приход диоцеза.