Пять мужей для ведьмы (СИ) - Кейн Лея

Хостес, обескураженный появлением королевы, с трудом вернул себе дар речи, а потом учтиво проводил меня вглубь большого, светлого зала и усадил за центральный столик, окруженный вазонами с зеленью и бурлящими передвижными фонтанчиками.

— Принесите мне воды, — попросила я, жестом руки отказавшись от меню и положив футляр на столик.

Обведя зал взглядом, я задержала его на оркестре из четырех музыкантов, двое из которых, естественно, Садена и Рэмис. Она сидела перед чем-то напоминающим рояль с встроенной арфой, а он стоял с краю и, закрыв глаза, водил смычком по струнам прижатой к щеке скрипке. Мелодично покачиваясь, хмурясь и поджимая губы, Рэмис вкладывал в игру лучшее в себе — свою душу. Альма не преувеличивала, когда говорила, что он потрясающе играет. Никогда не любила стоны скрипки, но в этот раз испытала приятную дрожь.

Официант принес мне стакан воды и поинтересовался, нужно ли мне что-то еще.

— Нет, — покачала я головой, натянуто улыбнувшись.

Он поклонился и отошел, и я увидела сидящего за дальним столиком Низила. Он уже был пьян, но все равно из фляжки подливал в свою кофейную чашку. Меньше всего я ожидала увидеть здесь его. Выходит, он в курсе тайного увлечения Рэмиса.

Медленно потягивая воду, я молча следила за тем, как приходили и уходили гости, приветствующие меня. Отдавшись игре, музыканты не обращали внимания на зал, поэтому ни Садена, ни Рэмис не знали, что я здесь. В итоге я отсидела попу, еще не отошедшую от верховой езды. Аж ноги затекли.

Наконец гости начали расходиться, заведение планировало закрываться, но лично меня это не касалось. Ни официанты, ни хостес не посмели попросить меня закругляться.

Я осушила стакан как раз после ухода последнего посетителя. Инструменты умолкли, музыканты стали прощаться, поздравляя друг друга с хорошей игрой. Встав из-за рояля, Садена приподняла юбки платья и спустилась в зал.

— Рэмис, поможешь мне с папой? Он снова напился. Не знаю, как еще удерживать его от этой зависимости…

Я взглянула на Низила. Он спал лицом в тарелке с салатом.

— Ваше величество! — обратился ко мне незнакомый голос.

Возле меня в поклоне замерли двое музыкантов, а Садена остановилась посреди зала, так и не дойдя до Низила. Послышалось бряканье. Рэмис выронил скрипку.

— Садена, почему ты не предупредила нас о нашей королеве? Мы сыграли бы лучше!

— Вы отлично сыграли, — ответила я. — Преклоняюсь перед вашим талантом.

Они недоуменно переглянулись. Ясно, Альвира ни разу их добрым словом не наградила.

Я встала, облегченно выдохнула, взяла футляр и прошествовала к Рэмису, стоявшему посреди сцены. Взойдя на нее, я протянула ему скрипку и сказала:

— Я же обещала.

Забыв о Низиле, к нам подбежала Садена.

— Ал! — заумоляла она. — Ал, послушай! Он не виноват! Ему было трудно устоять, когда я каждый день рассказывала о том, как игра помогает мне отвлекаться от горя. Ты была в коме, мы переживали. Музыка вытягивала нас из депрессии…

Я холодно взглянула на Садену, она замолчала и потупила взор в пол.

— Ты собиралась отвести Низила домой, — напомнила я. — За дверью стража. Тебе помогут. Ступай.

— Ал! — взмолилась она. — Ал, пожалуйста!

— Иди, Садена, — вмешался Рэмис.

Она нехотя повиновалась, и вскоре мы с младшим мужем королевы остались наедине. Куда-то подевались даже работники ресторана, заглушив в зале свет.

Я неспешно обошла сцену и села на стул перед роялем. Пальцем проведя по клавишам, я украдкой посмотрела на Рэмиса. Он немигающе глядел на футляр в своих руках и, казалось, не мог поверить.

— Сыграешь мне? — спросила я, вернув его в реальность.

Он встрепенулся, достал свою скрипку и улыбнулся:

— Мне ее мама подарила. Просила никогда с ней не расставаться. Она верила в меня.

«Тогда ты герой, раз осмелился покуситься на Альвиру!»

— Мама всегда говорила, что скрипка — королева музыки, — продолжал Рэмис, волнительно поглаживая инструмент. — Самая таинственная и непредсказуемая. Она может вызвать слезы и смех. А еще лучше она может выразить чувства музыканта и сказать громче любых слов.

Несмотря на то, что моя мать подарила мне воспаление легких, когда бросила меня зимой посреди рынка, я хорошо понимала Рэмиса. Бабушка любила меня всем сердцем и никогда не позволяла мне чувствовать себя сиротой.

Рэмис глубоко вздохнул, расправил плечи, прижал скрипку подбородком и затянул плавную мелодию. Виртуозными приемам игры, он мастерски сменял темп, то выдавливая из меня слезы, то взрывая во мне мелкие искорки. Богатство его тембровой палитры превращало музыку в океан эмоций, волнами накатывающий на меня без пощады и возможности укрыться на островке. Мне было тяжело дышать, перед глазами проносилась целая жизнь с присущими ей радостями и печалями. Может, именно поэтому Альвира наложила табу на игру? Рэмис обладал некоей магией?

Когда он закончил, я не сразу пришла в себя.

— Ты в порядке? — спросил он, подойдя ко мне и ликующе улыбаясь.

— Не знаю, — честно призналась я и поднялась на ноги. — Рэмис, это было прекрасно.

— Импровизация, — пожал он плечами. — Обычно она у меня не получается. Но сегодня особенный день. Мне захотелось сделать тебе подарок. Вроде удалось.

По моим щекам потекли слезы, которые я не могла остановить. Рэмис отложил скрипку и, подойдя ко мне вплотную, стал заботливо вытирать мокрые дорожки.

— Все же хорошо, Ал. Почему ты плачешь? — В его глазах отразилась боль. — Ты не хочешь, чтобы я играл здесь? Хорошо, я перестану. Буду играть только для тебя. Если бы я знал, какая ты, я не посмел бы нарушить обещание. Но всемогущие богини Шейсауда распорядились так, что мы с тобой ближе узнали друг друга именно сейчас. Я не знаю, когда и как это случилось: вчера, когда ты приняла мое приглашение, сегодня на прогулке или минуту назад, но я чувствую, что влюбился. По-настоящему. Я люблю тебя, Ал!

Не успела я ничего ответить, как Рэмис накрыл мой рот нежным, воздушным поцелуем.

Глава двадцать вторая

Целуя мои недавно обласканные Джардом губы, Рэмис руками двинулся к моей оголенной спине. Когда его пальцы коснулись моей кожи, я вздрогнула. Он слегка откинул голову, чтобы заглянуть в мои глаза. Он был в точности таким, как на портрете, где я впервые увидела его. Тот же творческий блеск в ярко-зеленых глазах-изумрудах, та же дразнящая полуулыбка, стреляющая прямо в сердце. Разве это чудесное создание могло пойти на отравление? В его арсенале было куда более действенное оружие — обаяние. И я была готова сдаться ему на милость.

Обняв Рэмиса, я потянулась к нему, как цветок к солнцу, и позволила снова и снова себя целовать. Наши силы были не равны. Еще бы! Все-таки ему двадцать шесть, он мужчина. Подхватив меня за талию, он усадил меня на рояль и с участившимся от любовного дурмана дыханием ворвался в мой рот своим горячим языком. Удушливо прижимаясь к нему, я одной рукой обвивала его шею, другой гладила затылок, запустив пальцы в его короткие волосы.

— Рэмис, — прошептала я, не прерывая поцелуя. — Рэмис…

— Нет, ничего не говори, — попросил он, яростнее набросившись на меня. — Не останавливай меня, пожалуйста.

«Да что такое-то?! Я сюда для спасения королевы прибыла, а не сексом заниматься с ее оголодавшими мужьями!»

Мне следовало испытывать, как минимум, стыд за свое легкомысленное поведение. Несколько часов назад я призналась в любви Джарду, а теперь отдавалась другому. И самое несмешное — мне этого хотелось! Наутро я не смогу смотреть на себя в зеркало, буду чувствовать себя последней шалавой в мире, стану избегать Джарда и Рэмиса, но я была готова пожертвовать всем ради этой ночи. Желание познать ласки Рэмиса стало превыше всего, заглушая голос разума и предсказание Эйры.

Осмелев, я стянула с плеч Рэмиса фрак и принялась за судорожное расстегивание пуговиц его рубашки. Он ловко задрал мое платье, раздвинул мои ноги и прильнул ко мне с очередной порцией пылающих поцелуев. Мы совсем забыли о работниках ресторана, которые могут нас застукать, о том, где мы вообще находимся. Но во всяком случае, это лучше комнаты Альвиры, где она заставляла своих мужей выполнять супружеский долг. Бедняги!