Ночь эльфов - Жан-Луи Фетжен

– Ты должен научиться смиряться перед Богом, – продолжал аббат уже чуть тише. – Ибо без Бога ты ничто.

Горлуа насмешливо улыбнулся.

– Это ничто может заточить тебя в темницу до конца твоих дней, аббат. Постарайся не забывать об этом, когда говоришь со мной.

Илльтуд печально покачал головой, словно урезонивая ребенка:

– Ты ничто, Горлуа де Тентажель, – его голос снова звучал приглушенно. – Сенешаль умершего короля, негодяй и развратник, нарушивший вассальскую присягу, предатель королевы. Ты жив лишь силой оружия, и от оружия ты погибнешь, если не попросишь у Господа прощения.

Сенешаль невольно подался назад, вздрогнув с головы до ног от такой дерзости. Его единственный глаз угрожающе блеснул в полумраке часовни. Услышанное настолько поразило его, что он едва удержался, чтобы не схватить этого проклятого святошу и швырнуть на пол, но не в его правилах было заканчивать поединок после первых же ударов. А впрочем, с чего бы ему бояться угроз этого нелепого монаха – здесь, в самом сердце королевского дворца, который теперь принадлежит ему одному? Горлуа сдержался и лишь откинулся назад, вытянув руки вдоль спинки скамьи, а ноги – далеко перед собой.

– Только ради того, чтобы это сказать, ты меня поднял ни свет ни заря?

– Нет, – отвечал Илльтуд. – Для того, чтобы дать тебе власть, которую ты, как тебе кажется, получил. Истинную власть. Даже большую, чем та, которой обладал король Пеллегун…

Аббат заметил, что при этих словах презрительная гримаса Горлуа исчезла. Сенешаль сжал губы и опустил подбородок в меховой воротник плаща, отчего его седые косички, перевитые красными кожаными лентами, наполовину закрыли лицо.

– Ты же не думаешь, что достаточно было изнасиловать королеву, чтобы стать королем? – продолжал он. – Нет, ты не так глуп… Но если Игрейна выйдет за тебя замуж по своей воле – тогда все будет иначе. Ты не можешь стать королем, если не будешь избран равными тебе, но, по крайней мере, ты бы стал законным регентом, а это в конечном счете почти то же самое…

Горлуа с сомнением поморщился.

– Игрейна – дочь Церкви, – настойчиво продолжал Илльтуд. – Это не какая-нибудь свиристелка из песенок бродячих поэтов! Она королева, и ты об этом забываешь. Королева и женщина долга, которая повинуется слову Божию.

Горлуа поднял голову, и на его лице появилась усмешка.

– Никак ты предлагаешь мне сделку, аббат?

– Да, – спокойно подтвердил Илльтуд, медленно кивнув. – Именно так. С одной стороны, осуждение души на вечные муки, а здесь, на земле, – война баронов и Церкви против тебя, победа или смерть – даже неважно, но в конечном счете – бедствия, гибель людей, раскол государства…

– А с другой?

– С другой – священная война короля, осененного Божьей десницей. Война против эльфов, монстров и всех народов, которые отвергают слово Божье. И власть, разумеется. Рука Игрейны, бракосочетание на глазах у всех подданных, освященное епископом, и как следствие – поддержка всего духовенства…

Горлуа широко улыбнулся и протянул монаху руку:

– Договорились!

Брат Илльтуд посмотрел на эту руку и мягко покачал головой, смягчая свой отказ доброжелательным выражением лица.

– Боюсь, что сравнение со сделкой не простирается до такой степени, сын мой… Видишь ли, моепредложение небескорыстно. Бог гневается, когда потешаются над ним, и если таково твое намерение, то от его гнева стены этого замка содрогнутся и рассыплются в пыль.

Горлуа убрал руку и сжал пальцы в кулак.

– Все, чего я хочу, герцог Горлуа, – чтобы в твоей душе появилась любовь к Богу. Чтобы ты отказался от греха и воспринял всем сердцем истинную христианскую веру. Я хочу, чтобы ты стал святым королем… И только тогда ты получишь руку Игрейны.

Они вышли в путь очень рано, едва занялся день, чтобы идти по рассветной прохладе. В необъятном, уже голубом небе клочья последних ночных облаков рассеивались вдалеке, над огромным темным океаном Элиандского леса. Оба рыцаря, друид и гном шли в один ряд, не говоря ни слова и с наслаждением подставляя лица еще нежарким лучам восходящего солнца. Высокая трава, покрытая росой, сверкала и переливалась у них под ногами, словно гладь озера, насколько хватало глаз. Они спустились с последнего холма медленно, почти с сожалением. Перед ними до самого горизонта простирался Броселианд – густой, сумрачный и угрожающий, похожий на крепость. Еще час ходьбы – и они достигнут границы леса.

Утер поискал глазами Каэр Систеннен – укрепленное поместье отца, которое было там, вдалеке, между лесом и озером. Но священный лес эльфов был таким обширным, что можно было идти вдоль него целыми днями и видеть все ту же линию холмов и бесконечный горизонт, прежде чем появлялись земли, освоенные людьми.

Они шли вровень, но каждый знал, что их ведет Мерлин, хотя он не указывал дорогу, просто неторопливо шел между высоких стеблей травы, слегка покачивая головой, словно спал на ходу. С того момента, как они проснулись, Утер несколько раз пытался завязать с ним разговор, но у мужчины-ребенка был еще более отсутствующий вид, чем обычно, и ни один из них – даже Бран, который, однако, то и дело что-то недовольно бормотал,– не осмеливался нарушать молчание, царившее в их небольшой группе.

Мерлин и в самом деле отсутствовал. Лишь небольшая часть его сознания оставалась с его спутниками. Но душа была не здесь – на другом краю леса, за пеленой тумана, следуя за обнаженной эльфийкой, прижимавшей к груди крошечное тельце дочери, бледное, словно предрассветное небо. Потом они заснули в раскидистой кроне дуба, укрывшись там от волков и от других опасных встреч, но с первыми лучами солнца снова продолжили свой путь – теперь на смену высоким деревьям пришли заросли мертвого сухого кустарника и густые переплетения корней, среди которых петляла едва заметная тропинка. Когда Мерлину показалось, что он потерял их из виду, сердце его лихорадочно застучало, и он резко ускорил шаги, отчего его спутники удивленно переглянулись. Он не мог понять, ведет ли их Ллиэн или он сам. Он посмотрел на холм, на Утера и остальных спутников, затем перевел глаза на лес, ярко освещенный уже высоко стоявшим солнцем. Он понял, что рыцарь что-то говорит ему, машинально кивнул и взял из его рук протянутый мех со свежей водой. И снова оказался где-то рядом с Ллиэн, идущей через лес и иногда вглядывающейся в глаза дочери, Морганы.

– Здесь…

Мерлин вздрогнул и резко остановился. Ллиэн только что заговорила с ним, и он, наконец, четко ее увидел. Она стояла к нему спиной, так близко, что достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться ее длинных черных волос. Он слышал все шорохи леса, щебетанье птиц, хруст сучьев под ногами, а также слабые звуки, рождавшиеся в гортани девочки, ее дыхание и внезапные вскрикивания, похожие на прерывистый смех.