Триокала. Исторический роман - Александр Ахматов

– А уж проклинают-то нас куда более бранными словами, чем этих великолепных грабителей и убийц, стирающих с лица земли целые города и царства! – подхватил Марций Монтан, сосед Веллея.

– И вот что странно! В Рим стекаются богатства почти со всего света, а из четырехсот тысяч римских граждан подавляющее большинство живет в позорной нужде, – заметил однорукий Септимий.

– Так им всем и надо! – с ненавистью вскричал Субрий Флав, стукнув кулаком по столу. – Бедный Гай Гракх в день своей гибели умолял Диану Авентинскую, чтобы она наказала римский народ вечным рабством. Он этого вполне заслуживает.

– Что же касается нас, тех, кто не предал своего вождя, то лучше уж нам доживать свой век в звании пиратов, чем пресмыкаться перед олигархами и оптиматами, – добавил Марций Монтан.

– Давайте же выпьем за тех, кто не склонился перед ударами судьбы и мужественно встретил выпавшие на его долю опасности и невзгоды! – подняв свой кубок, предложил Гераклеон.

Мемнон, хорошо знавший характер и нравы обитателей виллы, неизменно превращавших любое застолье в безудержную оргию, после второй выпитой чаши сказал, что день на исходе, а ему хотелось бы познакомить Ювентину с усадьбой и ее окрестностями.

Мемнон и Ювентина вышли из-за стола и направились к главным воротам усадьбы, обращенным в сторону Этны.

* * *

От усадьбы Мемнон повел подругу по едва заметной тропинке мимо густых зарослей виноградника. Вскоре они поднялись на вершину небольшого холма с округлой вершиной, и Ювентина получила возможность окинуть взглядом окрестности до самой Этны.

Ближе к подножию горы видны были разбросанные там и сям небольшие деревеньки и виллы, окруженные темной зеленью рощ. Чуть выше пологие склоны прорезались неглубокими ущельями, поросшими соснами и каштанами. А дальше громоздились причудливые серые скалы из вулканических пеплов, туфов и застывшие лавовые потоки. Там, среди камней и скальных обломков, торчали лишь редкие кустарники.

Долина, где находилась вилла Геренния, была образована двумя древними потоками лавы во время одного из самых мощных извержений Этны. В самой глубине ее пышно зеленели виноградники, рядом с ними была небольшая оливковая роща. На прогреваемых солнцем склонах росли смоковницы, сладкие плоды которых часто назывались винными ягодами, так как они использовались для лучшего брожения вина.

Поселок рабов находился почти у самой дороги, где собственно и заканчивалось владение Геренния.

Прямо напротив виллы по обочинам дороги, тянувшейся вдоль морского побережья, густо зеленели кустарники, и среди них высокая пиния одиноко возносила к небу свою вершину. Немного севернее начиналась густая каштановая роща, далеко простиравшаяся в сторону города Абрикса, о котором Мемнон сказал, что он отстоит от Катаны примерно на восемь миль и что до него от усадьбы Геренния немного дальше, чем до Катаны.

– Куда мы идем? – поинтересовалась Ювентина, когда они подошли к обрывистому берегу моря.

– Увидишь сама, – с таинственным видом ответил Мемнон.

– Чтобы я совсем не сгорела от любопытства и палящего зноя, давай сначала искупаемся, – предложила она.

– С удовольствием.

Они спустились к морю и, сняв сандалии и туники, бросились в воду.

Уже на глубине Мемнон, поймав Ювентину за талию и прижав к себе, прошептал:

– Хочу тебя.

– Да, да, милый, мы так истосковались друг без друга, – отвечала она, ласково улыбаясь ему.

Она вдруг выскользнула из его рук и исчезла под водой. Вынырнула она довольно далеко от него и, отдышавшись, весело крикнула:

– Догоняй!

– Ну, погоди, плутовка!

Отличный пловец, он быстро нагнал ее и снова обхватил руками молодое упругое тело.

– Теперь не уйдешь!

Она поцеловала его. Большие серые глаза ее сияли счастьем.

Мемнон ответил ей таким долгим поцелуем, что они с головой погрузились в воду.

Когда они вынырнули и перевели дух, он сказал:

– А сейчас я приоткрою тебе завесу одной тайны… Я поведу тебя в одно потаенное место. Это пещера, крипта53, как ее называют пираты… И еще она называется «пещерой циклопов»…

– «Пещерой циклопов»? Ну, конечно! Поблизости от бухты Улисса непременно должно находиться жилище одноглазого Полифема.

– Нет, эта пещера образовалась не так давно… во время одного из сильных извержений Этны. Очень немногие знают о ее существовании. Там сейчас очень уютно… сама увидишь, – нежно прошептал он.

Ювентина оглянулась на берег.

– Как далеко мы заплыли! – испуганно закричала она.

– Это течение относит нас в море! – озабоченно сказал Мемнон. – Немедленно возвращаемся.

Этот далекий заплыв был рискованным для Ювентины. Она явно переоценила свои силы и умение плавать, еще не научившись как следует отдыхать на воде.

Последний стадий она преодолела с трудом, но от помощи Мемнона гордо отказывалась.

Выбравшись на берег, они отдышались, потом оделись, обулись, и Мемнон повел Ювентину к обрыву, с которого свисала гигантская темно-коричневая глыба – один из рукавов древней лавы. Эта окаменевшая лава свидетельствовала о том, что когда-то произошло особенно сильное извержение Этны, и огромные лавовые потоки разлились от нее на большие расстояния. Один из них в последнем злобном усилии дополз сюда, да так и застыл в тридцати шагах от моря.

Под этой глыбой зиял вход в пещеру.

– Иди за мной, – сказал Мемнон и, пригнувшись, вошел в пещеру.

Сначала они шли по темному извилистому проходу. Ювентина продвигалась за Мемноном, осторожно ощупывая руками шершавые стены.

Несколько шагов они сделали почти в полной темноте, потом стало светлее, и вскоре они очутились в просторной и достаточно хорошо освещенной пещере с высокими сводами. Свет проникал в нее сквозь небольшие круглые отверстия, пробитые в отвесной стене пещеры со стороны моря. Сквозь эти отверстия можно было увидеть кромку песчаного берега с набегавшими на него пенистыми волнами. Сама стена была образована застывшими потеками лавы.

– О, боги! Сколько же здесь добра! – воскликнула Ювентина, с изумлением оглядываясь вокруг.

Пещера почти сплошь была завалена дорогими коврами, серебряной и бронзовой посудой. За грудами ковров, чаш, гидрий, ковшей и блюд виднелись окованные бронзой сундуки, в которых обычно морские торговцы хранили дорогие ткани и готовое платье. Здесь же стояли бронзовые дельфийские треножники и несколько десятков запечатанных амфор с вином. Но особенно много было ковров, среди которых были очень дорогие златотканые ковры, называемые атталиками.

– Эту пещеру обнаружил один из рабов Геренния несколько лет назад, – пояснил Мемнон. – С тех пор пираты, по совету Геренния, многое из своей добычи временно оставляют здесь. Ну, а Геренний постепенно сбывает этот товар в городах по всему восточному побережью, получая хорошие проценты с продаж.

Мемнон снял с себя перевязь с мечом и положил оружие на стоявший поблизости сундук. Потом он схватил один из свернутых ковров и расстелил его на песчаном полу.

Это был большой толстый ковер чудесной работы. Цветы и плоды на нем были вытканы с таким искусством, что обманули бы и пчелу.

– Иди ко мне! – сказал он, с грубоватым нетерпением притянув Ювентину к себе.

Он стал торопливо развязывать тесемки туники на ее плечах, но она, опасаясь, как бы ее возлюбленный в пылу страсти не оборвал их, прошептала:

– Я сама, дорогой мой.

И, высвободившись из его объятий, сняла тунику через голову…

* * *

С наступлением темноты в пещере стало прохладнее, но влюбленные долго этого не замечали. Целовались, иногда вспоминали о былом, о погибших друзьях и о тех, кого считали погибшими, – о Сатире, Астианаксе, Багиене, Думнориге…

Ближе к полуночи Мемнон, разыскав где-то огниво, кремень и сухой трут, высек огонь и зажег лампы на нескольких канделябрах, укрепленных на стенах пещеры. Крипта озарилась ярким светом. Мемнон, откинув крышку одного из сундуков, достал из него два больших цветастых покрывала. В одно из них он закутал Ювентину, в другое завернулся сам.

Проснулись они, когда заря только занималась, и первые лучи солнца, проникая в пещеру, боролись со светом, исходившим от ламп с догорающими фитилями.

Мемнон пробудился первым.

Ювентина лежала рядом на боку, подложив под щеку обе ладони. Она спала безмятежным сном. Плечи ее были обнажены, блиставшая молодостью грудь едва прикрыта покрывалом.

Он почувствовал страстное желание стиснуть юную красавицу в объятиях, но устыдился своего эгоистичного порыва и уткнулся лицом в ее разметавшиеся по ковру густые светлые волосы, решив терпеливо дожидаться, когда она сама проснется. От ее волос пахло морем, и он вспомнил, как они вместе купались накануне. Мемнон улыбнулся и, подняв голову, с обожанием стал разглядывать лицо подруги. Длинные, слегка изогнутые ресницы ее были темные, словно подкрашенные. Розовые губки слегка припухли от вчерашних страстных его поцелуев.