Война крыш - Леонид Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По закону мы должны были предоставить милиции информацию, которая касалась убийства.
Кроме того, существовали моральные обязанности бывшего мента. Я не должен был создавать на их пути дополнительные препятствия. Этого они не простили бы. Но!..
« Я вызвал «скорую» и милицию к месту происшествия, но не явился в милицию, чтобы об этом сообщить!.. Я сделал достаточно!»
— Твои проблемы, — мудро рассудил Рэмбо. — Я намекну кому надо, чтобы он особо не ставил на зеро.
К этому вопросу мы больше не возвращались.
— Что Маринины родственники?
— Их, можно сказать, нет. Только отчим. Профессор в университете в Балтиморе, в США. Еще подруга. Им сообщили. Подруга знает, что Марина последнее время работала с нами. Она разговаривала с отчимом. Он просил нас взять события под контроль.
— Что имеется в виду?
— Нам поручают содействовать милиции в поисках преступников. Завтра придут деньги. Какие у вас обязанности по возврату долгов Марине?
— Я тебе скажу… — сказал Петр. Договорной частью нашей маленькой фирмы ведал вчерашний физик. Он обращался к Рэмбо на «ты» с того дня, как я их познакомил.
Рэмбо объяснил ему с самого начала:
— В конторе я говорил «гражданин» и «вы» только тем, кого хотел посадить… С нормальными людьми я только на «ты»…
— Итак, мы должны были взыскать долг Владимира Яцена, обратив взыскание на недвижимость. Через три месяца в Кейсарии в суде твой адвокат должен был начать дело о наложении ареста на имущество…
Голос моего партнера пробился сквозь сдавленное тесным воротником горло.
Петр положил на стол бумаги.
— Однако у нас на руках только копии расписок…
— А что подлинники?
— Марина не успела передать.
Рэмбо покачал головой:
— Ксерокс суд не примет.
— Вот и я тоже об этом думаю.
Мне пришлось вмешаться:
— Возможно, завтра я смогу что-то предложить. У меня свидание с одной женщиной.
— Я понимаю, что не с мужчиной, — вздохнул Петр.
Мы с Петром стали прощаться.
Перед тем как уехать, я поинтересовался:
— У твоих ребят из наружного наблюдения утром много работы?
Рэмбо взглянул испытующе:
— Хочешь заказать?
— Я буду это знать завтра утром.
Роберт Дов, следователь полиции Иерусалимского округа, принявший в производство дело об убийстве нищего на Бар Йохай, вцепился в него сразу и намертво.
Роберт Дов остановил внимание на компании Гии. Он был опытный следователь. Его не смутило даже то, что авторитет противоборствующей группировки Макс, совладелец паба «Сицилийская мафия», хотя и несовершеннолетний, но уже дважды успел предстать перед израильским судом…
Косвенные улики против подростков с Бар Йохай показались ему весомее.
Группировка была невелика, сплоченна. Наряду с ребятами в нее входили девушки.
Вскоре, с помощью сыщика участка Катамоны Джерри, Роберт Дов имел представление о каждом, принадлежавшем к компании Гии.
Глава группировки Гия работал на стройке. Школу бросил, с домашними, матерью и младшей сестрой, находился в затяжном конфликте.
Среди сверстников пользовался непререкаемым авторитетом.
Когда рыжего Дана задержали за кражу ящика пива со склада магазина, Гия находился неподалеку, в сквере, и наверняка имел отношение к краже, но друзья его всеми способами отмазали. Гию вызывали тогда в полицию вместе с матерью. Он был предупрежден. Поставлен на учет.
Большую часть свободного времени он проводил с друзьями — на аллее, в пабах. Не учился. Имел связи со взрослыми уголовниками, прибывшими с Кавказа, — в Тель-Авиве, в Лоде, в Ашдоде…
Правой рукой его был Балабан. Он был старше Гии — кареглазый, с золотистыми патлами, с бледным нервным веснушчатым лицом; полная его противоположность — мягкий, отзывчивый. Мать Балабана, украинка, со всей семьей жила на севере страны.
Балабан, Арье и рыжий Дан жили в одном подъезде с убитым.
Амран Коэн мог открыть дверь каждому из них, не опасаясь. Они знали его образ жизни, распорядок дня, привычки. Амран Коэн знал их как облупленных. Не исключалось, что вся компания бывала у него в квартире.
Кроме того, живя по соседству, ребята имели время и возможности беспрепятственно в течение нескольких месяцев или недель спокойно подбирать ключ к двери…
Роберту Дову сообщили об интересе, проявленном Балабаном к следствию по делу уже на первом его этапе, сразу же после обнаружения трупа.
Борька Балабан был в числе наиболее подозрительных.
Крутого Арье Роберт Дов в качестве убийцы всерьез не рассматривал. Высокий, с темным плоским лицом, с маленькими косившими глазками, Арье работал на заводе пластмасс подсобным рабочим.
Информаторы докладывали Джерри.
Прибегал с работы, падал в койку. Спал. Выгуливал собаку, слушал радио. Бежал на работу.
«Пахарь»! У этого две ценности в жизни.
Первая — транзистор «Сони», был набит современными музыкальными композициями седьмого канала — радиостанции, объявившей войну налоговому управлению и вещавшей с корабля, стоявшего вне израильских территориальных вод.
Вторая — выбракованный альбинос-бульдог Блинки.
Ближайшим напарником Арье был рыжий Дан, харьковчанин, с того же завода пластмасс…
Оба в ночь совершения преступления были на заводе, и у них имелось твердое алиби.
Непосредственное участие в убийстве могли принять Гия и Балабан.
«А может, и Боаз…»
Роберт Дов держал в ящике стола фотографии членов компании.
На всех снимках охранник, проверявший сумки при входе в офисах, в магазинах, — пухлый, смешной — был в белой форменке с синими погончиками, такого же цвета клапанами на карманах и галстуком. Ремень врезался глубоко под толстый, навыкате живот.
«Нет… Этот не может!»
«Страх» — было огромными буквами написано у Боаза на лице. Надпись невозможно было не заметить…
Остальные были девицы.
Про подружку Гии Вику Роберту Дову было известно мало: её ничего не интересовало, кроме самого Гии. Красивые спокойные глаза овцы. Крепкие ноги и бедра.
Следователь знал этот тип, распространенный и тут тоже.
«Судьба окрестных кобелей. Постоянно задранный хвост…»
Лена — хавера Балабана.
На её счет у Роберта Дова было точное мнение.
«Девица нервничает!..»
Сыщик участка Катамоны Джерри оказался идеальным помощником Роберту Дову.
И идеальным слушателем.
Готовившийся в офицеры полиции питомец бригады «Гивати» — старательный, не расстающийся с записной книжкой, куда он записывал даваемые ему задания, — Джерри обещал в будущем стать хорошим профессионалом.
— Знаешь, почему эта девчонка так нервничала? Я про Лену… Что заставляло её это делать, знаешь?
— Нет, мефахед.
Джерри величал его то по имени, то — командир.
— Она хотела отличиться перед парнями! Доказать, что ей можно доверять! Она что-то знает или догадывается! И вот она лезет из кожи, чтобы убедить их! Согласен?
— Наверное, ты прав.
— Если все пойдет, как я рассчитываю — я выдеру ее, как козу… Обещаю, Джерри! Ты заметил? Расколоть — это как трахнуть…
Он выразил мысль предельно просто.
В иврите не было непроизносимых слов. Все прилично. Все слова есть в ТаНаХе.
— Тут тоже все средства хороши, если ты мужик! Знаешь что, Джерри!..
— Да?
— У меня такое предчувствие, что мы с тобой это убийство нищего уже раскрыли…
Начинать с Ленки было нельзя.
Идеальным вариантом была Мали — подруга Боаза.
Роберт Дов, услышав её характеристику от Джерри, сразу понял:
«Эта владеет информацией. Болтлива. Не оценена сверстниками. Она будет говорить…»
Мали сидела напротив стола социальной работницы — в майке, в мятых шортах, расставив широко белые большие колени, крупная не по возрасту, жидкая, с пышной, без намека на упругость грудью.
Социальная работница участка Катамоны, дама лет тридцати пяти, худая, костлявая, отрекомендовалась, как принято, по имени:
— Илана.
Демократичность на Мали не произвела впечатления.
«У вас своя свадьба, у нас — своя».
Она не испытывала ни смущения, ни страха.
Эти чувства ей заменяло любопытство.
«От рядового до начальника — вы все с посетителями на „ты“ и только по именам — Мошэ, Эли, Барух! Обольщаться этим не приходится…»
Илана формулировала вопросы вежливо-жестко. Русская речь её была с завыванием.
«Рижанка…»
Бабы-прибалты все были сухие и плоские. И завывали.
— Почему ты бросила учиться?
«Опять двадцать пять! Суки! Сколько раз им говорить!..»
— А чего я понимала на уроках?! Языка не знаю. Кто обещал изучение иврита при школе, ульпан… Сидеть, как попка?! Извиняюсь!
