Дyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев

– Господи, откуда ты взялся? – говорю.

Жанна уже крутится рядом, пытаясь всучить ему брошюру, или книгу, или… Айгуль вырывается и двигает к выходу.

– Я тебя умоляю! – порываюсь я броситься следом.

– Мне одну фотографию и три автографа. Мне, маме и еще одному человеку, я из Курска приехал… А на сайте сначала повесили, что будет Курск. Мы тогда с мамой решили, что пойдем, даже если билеты будут дорогие, – говорит он со скоростью пулемета.

– Старик, прости, времени нет, – устремляюсь я за ней.

– Я не старик, это меня борода старит. Вот, сначала на сайте повесили, а потом Курск отменили! – семенит он следом. – А конкурс-то я выиграл! Мне и подтверждение на почту пришло! Мама говорит: «Возьми мне и Олегу Станиславовичу».

– Будет Курск, обязательно будет, – Жанна пытается схватить его за локоть, но он ловко увертывается.

– Стой! Я прошу тебя! Мне два слова тебе нужно сказать! – кричу я в спину Айгуль.

– А Олег Станиславович говорит, что вы как Буковски, только наш. Он еще все ваши передачи смотрит, и мама моя смотрит, а я… честно говоря…

Я перехожу на бег, он тоже ускоряется, Жанна подпрыгивает за нами на своих десятисантиметровых шпильках. То есть трое взрослых людей бегут за одной восточной сучкой. Правда, очень красивой.

– Я, честно говоря, уже не успеваю смотреть, – тараторит чувак, – поздно прихожу. Перевелся во вторую смену, сначала вроде бы все устраивало, но вот…

– ТЫ МОЖЕШЬ ЗАТКНУТЬСЯ?! – резко останавливаюсь я. – Я не знаю Олега Брониславовича, не знаю тебя, не знаю твою маму. У МЕНЯ НЕТ ВРЕМЕНИ, ПОНИМАЕШЬ?! – почти срываюсь я на крик. – У меня очень важные дела, понимаешь? Приходи на следующую встречу в «Москве». Через месяц или через три… на сайте объявят.

– Станиславович же… – мямлит он, застывая в нелепой позе: в каждой руке по две книги. (Почему четыре? Он же говорил про три. Кругом одни вруны!) Челка какая-то белесая, плащ этот дурацкий. Стараюсь не залипать на деталях, но получается плохо. – Он заболел теперь, Олег Станиславович…

– Да хоть Венцеславович! – Краем глаза я замечаю, что Айгуль покидает магазин.

Бегу за ней, выскакиваю из магазина, успеваю схватить ее под локоть в тот момент, когда она готовится сигануть в подземный переход. Она вздрагивает от неожиданности.

– Всего два слова, – говорю я, – послушаешь?

– Послушаю, – выдыхает она.

Задним ходом подъезжает моя машина с водителем, на пороге магазина застыли Жанна, мужик в плаще. Какие-то люди оборачиваются на меня, проходя мимо, и, кажется, кино кто-то опять поставил на паузу.

– Что значит «Айгуль»?

– Это три.

– Что три?

– Три слова, – спокойно говорит она. – А обещал два.

– Когда любишь, не считаешь. – Достаю сигарету, закуриваю. Ее глаза крупно. Прикидывает. Взвешивает за и против. Или делает вид, что взвешивает. – Садись! – Открываю дверцу подъехавшей машины.

– Ты уверен? – Она делает шаг вперед.

– Я никогда ни в чем не уверен. Я всего боюсь. – Последнее, кстати, сущая правда.

Придерживаю дверцу, оборачиваюсь к Жанне, очерчиваю в воздухе воображаемую телефонную трубку.

Помогаю Айгуль сесть в машину, говорю водителю, куда ехать.

Жанна подбегает к машине, за ней семенит бородатый.

– Мне вам два слова нужно сказать… – начинает Жанна.

– Жан, давай не сейчас, – киваю в сторону сидящей в машине девушки.

– Три книжки всего, – канючит бородатый. – Просто подпись поставьте…

– Господи, давайте уже! – принимаю книжки, ручку. Быстро калякаю автографы.

– Это правда важно, – вкрадчиво говорит Жанна. – Тут одна вещь произошла. Странная…

– Что, опять я по скайпу звонил?

– Вы на меня за ту историю сильно сердитесь?

– Нет, вообще про нее забыл. Можем завтра потрещать, с утра, перед пресс-конференцией. Мы же в одном отеле ночуем?

– Да. Мы точно поговорим?

– Я тебе обещаю. – Возвращаю бородатому подписанные книжки, берусь за ручку дверцы.

– Скажите, а у вас есть родной брат?

– Ты об этом хотела поговорить?

– Да. Точнее не только об этом, – говорит она с плохо скрываемым волнением. – Все-таки ответьте, у вас есть брат?

– У меня нет брата! – пытаюсь шире раскрыть дверцу, но она ее удерживает.

– Тогда давайте прямо сейчас, это очень серьезно!

– Я прошу тебя, давай завтра! – дергаю дверцу на себя, сажусь в машину.

– Вы не играйте в злого, вам это не идет! – выглядывает из-за плеча Жанны бородатый.

– Что, простите?

– На вас когда это накатывает, просто говорите про себя: «Это не я, это не я!».

Собираюсь ответить, но сказать, собственно, нечего. Молча киваю, закрываю дверцу. Машина трогается.

Мы медленно движемся мимо прохожих, мимо Жанны с бородатым, стоящих с растерянными лицами. Бородатый в этот момент похож на перевернутого на спину жука. Меня снова, как утром, бьет легкий стрем, потом краски смазываются. Люди смазываются, Москва смазывается.

Я ныряю в ее волосы и думаю о жуке. Жуке-пожарнике или жуке-носороге. В общем, таком большом, с кривыми клешнями. Еще думаю о том, что ее волосы пахнут чужим уютным домом, комфортом, взбитыми подушками и защищенностью…

– Я знаю, что обещал… Я не обманывал, просто так вышло. Постарайся понять: это же моя работа. Встреча затянулась, потом еще два интервью, в итоге опоздал на поезд. На самолет билетов уже не достать, завтра полечу первым рейсом. Ну почему ты молчишь? Что? Я не слышу. Нет, завтра никаких дел не найдется. Ничего не придумаю. Точно вечером. Прости. Я люблю тебя, слышишь? Алло!.. – кладу трубку.

– Это жена? – спрашивает она после долгой паузы.

– Дочь.

Движением фокусника она достает из ниоткуда сигарету. Прикуривает, делает несколько глубоких мужских затяжек. Картинно откинув голову на подушку, выпускает толстую сизую струю в потолок, потом спрашивает, не глядя на меня:

– Чувствуешь себя сейчас полным говном?

– Я себя им постоянно чувствую.

– И как это?

– Сначала противно, потом привыкаешь, потом привыкают другие, а потом делаешь из этого фирменный стиль. Что значит «Айгуль» по-русски?

– Ты уже спрашивал.

– Правда?

– Лунный цветок. Возвращаясь к говну… Это тебя родители так научили или сам, с годами?

– Нет, что ты. Родители меня учили Родину любить, не быть подлецом и ни в коем случае не спать с лимитчицами.

– С кем?

– Ну… как тебе объяснить… не суть. В общем, в какой-то момент Родина моя приказала долго и счастливо жить (в основном тем, кто успел ее покинуть), а всем остальным предписала немедленно переквалифицироваться в подлецы и ебать лимитчиц для повышения генофонда (прочие особи женского пола либо спились/сторчались вприкуску с томиком Ахматовой, либо успешно уехали из страны на Рублевку). Уезжать я не хотел… Дай затянуться…

– Ну? – Она подносит сигарету к моим губам, держит ее, пока я втягиваю в себя дым, после затягивается сама.

– Что ну?

– А дальше?

– Дальше как в анекдоте про хохла, который внуку рассказывает, что фашисты поставили его перед выбором: либо расстрел, либо сосать. «И что ты, дедушка, выбрал?» – «Расстреляли меня внучек, рас-стре-ля-ли…»

– Такую ты ересь несешь, – откидывает она одеяло, вскакивает и тянется за шампанским, – просто бред!

– Я не ересь несу, я сочиняю. Я ж писатель.

– Да, пишешь ты классно, – аккуратно кидает она окурок в пустую бутылку, достает из ведерка вторую, – а врешь хреново. Тебе нужно больше писать и меньше говорить.

– Я стараюсь и того и другого меньше.

– Это ты зря! – Она довольно профессионально откупоривает бутылку Laurent-Perrier. – Я бы вот мечтала уметь писать, как ты.

– Я бы тоже хотел, чтобы кто-то писал, как я. А я бы только за гонораром ходил.

– Я официанткой работала два года, – предваряет она мой интерес к ее сноровистым движениям и разливает шампанское в бокалы.

Я протягиваю руку за своим.

– Мы будем еще? – праздно интересуется она, глядя мне куда-то в область солнечного сплетения.

– Ты сколько моих книг прочитала? – тщеславно интересуюсь я.

– Я? – Она выдерживает долгую паузу. – Ни одной! Четверть вот этой пролистала, пока в очереди стояла.

– А чего ты тогда делала на встрече? – смеюсь я.

– Меня подруга попросила подойти и взять автограф. Она по тебе с ума сходит. Если узнает, что мы, – прыскает в ладошку, – что я… глаза мне выцарапает. Слушай, – проникновенно цокает она языком, – а давай ты ей напишешь что-нибудь специальное. Может, фотку твою пошлем?

– Давай. Только с твоего номера… сама понимаешь.

– Хорошо.

– Лист бумаги и ручку. Сигарету. Как подругу зовут?

– Олеся!

«Олеся! Ты моя любимая читательница!» – аккуратно вывожу на листе формата А4.

– Ну и про меня что-нибудь, – застенчиво улыбается она.

– «У тебя самая лучшая подруга на свете». Так пойдет?

– Ага.

– Теперь кладем на грудь. Вот. Попал я в кадр? Фотай. Черт! – В тот момент, когда срабатывает вспышка айфона, я теряю сигаретный уголь, который сначала прожигает лист бумаги, потом, кажется, кожу на груди.