Том 1. Стихотворения 1828-1831 - Михаил Лермонтов

Слава*

К чему ищу так славы я?Известно, в славе нет блаженства,Но хочет всё душа мояВо всем дойти до совершенства.Пронзая будущего мрак,Она бессильная страдаетИ в настоящем всё не так,Как бы хотелось ей, встречает.Я не страшился бы суда,Когда б уверен был веками,Что вдохновенного трудаМир не обидит клеветами;Что станут верить и вниматьПовествованью горькой мукиИ не осмелятся равнятьС земным небес живые звуки.Но не достигну я ни в чемТого, что так меня тревожит:Всё кратко на шару земном,И вечно слава жить не может.Пускай поэта грустный прахХвалою освятит потомство,Где ж слава в кратких похвалах?Людей известно вероломство.Другой заставит позабытьСвоею песнию высокойПевца, который кончил жить,Который жил так одинокой.

Вечер*

Когда садится алый деньЗа синий край земли,Когда туман встает, и теньСкрывает всё вдали,Тогда я мыслю в тишинеПро вечность и любовь,И чей-то голос шепчет мне:Не будешь счастлив вновь.И я гляжу на небесаС покорною душой,Они свершали чудеса,Но не для нас с тобой,Не для ничтожного глупца,Которому твой взглядДороже будет до концаНебесных всех наград.

«Хоть давно изменила мне радость…»*

Хоть давно изменила мне радость,Как любовь, как улыбка людей,И померкнуло прежде, чем младость,Светило надежды моей;Но судьбу я и мир презираю,Но нельзя им унизить меня,И я хладно приход ожидаюКончины иль лучшего дня.Словам моим верить не станут,Но клянуся в нелживости их:Кто сам был так часто обманут,Обмануть не захочет других.Пусть жизнь моя в бурях несется,Я беспечен, я знаю давно,Пока сердце в груди моей бьется,Не увидит блаженства оно.Одна лишь сырая могилаУспокоит того, может быть,Чья душа слишком пылко любила,Чтобы мог его мир полюбить.

Звуки и взор*

О, полно ударять рукойПо струнам арфы золотой.Смотри, как сердце воли просит,Слеза катится из очей;Мне каждый звук опять приноситПечали пролетевших дней.

Нет, лучше с трепетом любвиСвой взор на мне останови,Чтоб роковое вспоминаньеЯ в настоящем утопилИ всё свое существованьеВ единый миг переселил.

Земля и небо*

Как землю нам больше небес не любить?Нам небесное счастье темно;Хоть счастье земное и меньше в сто раз,Но мы знаем, какое оно.

О надеждах и муках былых вспоминатьВ нас тайная склонность кипит;Нас тревожит неверность надежды земной,А краткость печали смешит.

Страшна в настоящем бывает душеГрядущего темная даль;Мы блаженство желали б вкусить в небесах,Но с миром расстаться нам жаль.

Что во власти у нас, то приятнее нам,Хоть мы ищем другого порой,Но в час расставанья мы видим ясней,Как оно породнилось с душой.

К *** («Дай руку мне, склонись к груди поэта…»)*

Дай руку мне, склонись к груди поэта,Свою судьбу соедини с моей:Как ты, мой друг, я не рожден для светаИ не умею жить среди людей;Я не имел ни время, ни охотыДелить их шум, их мелкие заботы,Любовь мое всё сердце заняла,И что ж, взгляни на бледный цвет чела.

На нем ты видишь след страстей уснувших,Так рано обуявших жизнь мою;Не льстит мне вспоминанье дней минувших,Я одинок над пропастью стою,Где всё мое подавлено судьбою;Так куст растет над бездною морскою,И лист, грозой оборванный, плыветПо произволу странствующих вод.

Из Андрея Шенье*

За дело общее, быть может, я паду,Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу;Быть может, клеветой лукавой пораженный,Пред миром и тобой врагами униженный,Я не снесу стыдом сплетаемый венецИ сам себе сыщу безвременный конец;Но ты не обвиняй страдальца молодого,Молю, не говори насмешливого слова.Ужасный жребий мой твоих достоин слез,Я много сделал зла, но больше перенес.Пускай виновен я пред гордыми врагами,Пускай отмстят; в душе, клянуся небесами,Я не злодей, о нет, судьба губитель мой;Я грудью шел вперед, я жертвовал собой;Наскучив суетой обманчивого света,Торжественно не мог я не сдержать обета;Хоть много причинил я обществу вреда,Но верен был тебе всегда, мой друг, всегда;В уединении, среди толпы мятежной,Я всё тебя любил и всё любил так нежно.

К *** («Не медли в дальней стороне…»)*

Не медли в дальней стороне,Молю, мой друг, спеши сюда.Ты взгляд мгновенный кинешь мне,А там простимся навсегда.

И я, поймавши этот взорИ речь последнюю твою,Хотя б она была укор,Их вместе в сердце схороню.

И в день печали роковойТвой взор, умеющий язвить,Воображу перед собойИ стану речь твою твердить.

И вновь мечтанье сблизит нас,И вспомню, вспомню я тогда,Как встретились мы в первый разИ как расстались навсегда.

Сосед*

Погаснул день на вышинах небесных,Звезда вечерняя лиет свой тихий свет;Чем занят бедный мой сосед?Чрез садик небольшой, между ветвей древесных,Могу заметить я, в его окнеБлестит огонь; его простая кельяЧужда забот и светского веселья,И этим нравится он мне.Прохожие об нем различно судят,И все его готовы порицать,Но их слова соседа не принудятЛампаду ранее иль позже зажигать.И только я увижу свет лампады,Сажусь тотчас у своего окна,И в этот миг таинственной отрадыДуша моя мятежная полна.И мнится мне, что мы друг друга понимаем,Что я и бедный мой сосед,Под бременем одним страдая, увядаем,Что мы знакомы с давных лет.

Стансы («Не могу на родине томиться…»)*

Не могу на родине томиться,Прочь отсель, туда, в кровавый бой.Там, быть может, перестанет битьсяЭто сердце, полное тобой.

Нет, я не прошу твоей любови,Нет, не знай губительных страстей;Видеть смерть мне надо, надо крови,Чтоб залить огонь в груди моей.

Пусть паду, как ратник в бранном поле.Не оплакан светом буду я,Никому не будет в тягость болеБуря чувств моих и жизнь моя.

Юных лет святые обещаньяПрекратит судьба на месте том,Где без дум, без вопля, без роптаньяЯ усну давно желанным сном.

Так, но если я не позабудуВ этом сне любви печальный сон,Если образ твой всегда повсюдуЯ носить с собою осужден;

Если там в пределах отдаленных,Где душа должна блаженство пить,Тяжких язв, на ней напечатленных,Невозможно будет излечить;

О взгляни приветно в час разлукиНа того, кто с гордою душойНе боится ни людей, ни муки,Кто умрет за честь страны родной;

Кто, бывало, в тайном упоенье,На тебя вперив свой влажный взгляд,Возбуждал людское сожаленьеИ твоей улыбке был так рад.

Мой демон (1830–1831)*

Собранье зол его стихия;Носясь меж темных облаков,Он любит бури роковыеИ пену рек и шум дубров;Он любит пасмурные ночи,Туманы, бледную луну,Улыбки горькие и очиБезвестные слезам и сну.

К ничтожным хладным толкам светаПривык прислушиваться он,Ему смешны слова приветаИ всякий верящий смешон;Он чужд любви и сожаленья,Живет он пищею земной,Глотает жадно дым сраженьяИ пар от крови пролитой.

Родится ли страдалец новый,Он беспокоит дух отца,Он тут с насмешкою суровойИ с дикой важностью лица;Когда же кто-нибудь нисходитВ могилу с трепетной душой,Он час последний с ним проводит,Но не утешен им больной.

И гордый демон не отстанет,Пока живу я, от меняИ ум мой озарять он станетЛучом чудесного огня;Покажет образ совершенстваИ вдруг отнимет навсегдаИ, дав предчувствия блаженства,Не даст мне счастья никогда.

Романс («Хоть бегут по струнам звуки веселья…»)*