БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА - ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ

Запах тления висел над долиной. В наступив­шей темноте я отправился на разведку, чтобы вы­яснить, где проходит линия фронта и кто занима­ет территорию перед нами. Я шагал по пустынной деревенской улице. Собака следовала за мной, кошки орали в домах. Все вымерло, жители разбе­жались. Кое-где в конюшнях еще остался умираю­щий с голоду скот. Сорняки заполонили сады, ово­щи и фрукты гнили.

Я проходил мимо изгородей и сожженных до­мов, ступая по ржаным колосьям и картофельной ботве, держа винтовку на изготовку. Ночная роса мочила сапоги и охлаждала руки. На мне не было каски, на моей шапке сверху маскировочной сетки застряли колосья и васильки.

Я все дальше уходил в глубокую тьму, в небе на­до мной мерцали звезды. Ни одна сигнальная раке­та не давала мне возможности сориентироваться. Где-то на нейтральной полосе раздался всполох взрыва. Я испугался, ледяной озноб пронизал меня. Трое русских лежали передо мной в нескольких ша­гах. Я рванул винтовку с плеча. Но они даже не по­шевелились. Внезапно поднялся ветер и донес до меня трупный запах.

Словно увидев привидения, я возвращался на­зад, но нигде не находил наших солдат, и облегчен­но вздохнул, когда вышел на окраину деревни. За­курил сигарету и двинулся дальше. Мои попутчики ждали меня.

Мы перетащили орудие вверх на поляну и по­ставили его у какого-то сада. Ночью я стоял на ча­сах и вслушивался в канонаду на севере и юге. Все вокруг дышало покоем. Млечный Путь со звездами мерцал на черном небе. После полуночи из красных облаков и мрака стала выходить полная луна. В ее скудном свете просматривались деревья и кустар­ники. Аромат трав и цветов навевал прохладу. Не чувствовалось уже никакого зловония. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Я неподвижно стоял в карауле. Ничего не нарушало тишину.

Пришла смена. Я улегся и спал так же, как спали колосья ржи, кустарники и мертвецы.

Рано утром мы заняли позицию в разрушенной церкви Милеева. Бои бушевали невдалеке от нас. Русская артиллерия расстреливала кучи кирпичей, цемента и пыли — все, что осталось от церкви. Ос­колки падали вокруг, легкие забивала воздушная масса от пролетающих снарядов. Но мы остались живы. Сражение продолжалось еще четыре дня. Атака русской пехоты, сопровождаемой танками, потерпела неудачу. Наши войска бомбили позиции русских. Затем воцарилось спокойствие. Фронт ста­билизировался, наши позиции были заново укреп­лены оставшимися орудиями.

Мы подошли к южной окраине Милеева. По­близости у ручья нашли хороший, чистый дом в богатом саду и остановились там. Перед нами рас­кинулся луг с одинокими деревьями — ольхой и то­полями, — примкнувший к лесу. Соседей у нас не было, и только опорные пункты разведчиков отделя­ли от врага.

Мы вели веселую и беззаботную жизнь, отды­хая после упорных боев. Зарезали корову, ловили и варили кур, жарили картофель, готовили салат из огурцов, ели свежую морковь и играли в карты. По­сле короткого дождя началась тропическая жара. Целыми днями мы обнаженными лежали у ручья. Ночью нас мучили блохи и клопы. Без сна долго валялись на скамьях в жаркой избе, непрерывно че­сались и выходили наконец спать под открытым не­бом, до тех пор пока не просыпались от холода в ут­реннем тумане, искусанные комарами. Мухи сади­лись на наш хлеб, и лишь с трудом удавалось от них отбиться.

Гроза смягчала свинцовую атмосферу. Густой туман вечером скрывал окружающие поля и рассеи­вался только в полумраке. Мы выставляли караул, когда снаряды начинали пролетать со свистом над нами и разрываться на безлюдном пространстве.

Этими ночами каждый дымок напоминал мне об опасности и новых приключениях, как будто бы ме­ня встряхивал повышенный электрический заряд той жизни, которая могла иметь место только на войне. Как самый пьяный праздник и самые смелые поступки в мирное время придавали блеск жизни, влияло на меня и колдовство смерти. Она была хо­рошо знакома мне. Это был ценнейший подарок, фантом, из которого я вырос, как из плодоносящей земли. Он работал во мне и формировал меня как скульптор из мягкого воска. Он давал смысл и при­сваивал имя вещам, укреплял настоящее, рассеи­вал ложь и очищал душу от отбросов. И не пугал ме­ня. Я не убегал от него и в то же время никогда так усердно и горячо не любил свою жизнь.

Когда вечерняя заря угасала, горизонт все еще пылал от многочисленных пожаров. Горели дерев­ни, оставляя после себя обугленное дерево и пепел. Люди уходили на запад, угоняли скот или резали его, урожай сжигали. Все разрушали, подготавли­вая страну к нашему отступлению. Улицы и дороги вокруг Милеева минировали, мосты и дома готови­ли к подрыву. Мы ожидали приказа к отходу.

Ночью шумел дождь, а к утру поднималось из тумана солнце. Его зной сжигал все вокруг. Послед­ний день в Милеево. Я мечтал о летнем отдыхе на море, вспоминал мое прощание с возлюбленной.

Моя участь оказалась благоприятной. Мне была по­дарена жизнь, и теперь я тосковал о наступающих приключениях.

Я был к ним готов.

Осенняя поездка (1943)

Мы беззвучно шагали в ночь, только колеса гру­зовиков скрипели на песке, ржали лошади да скри­пели сверчки. Туман опустился на поля и пастбища, поблескивали звезды в легких облачках, полная лу­на погружала дома, кусты и деревья в молочный свет. Пламя горевших на горизонте деревень отра­жалось в облаках. Отступление началось43.

Мы шли и шли. Вдали за нами гремели взрывы. Это подрывали мосты. Милеево горело. Позади, за нейтральной полосой, оставалась пустота. Мы до­шли до шоссе и готовились к сопротивлению. С на­шими легкими орудиями нас выдвинули в арьер­гард. Росистыми лугами мы быстро шли на запад, навстречу пожарам, уставшие, дрожа от холода на ночном ветру. Но скоро от быстрого марша пот вы­ступил у нас на лбах.

Миновали сгоревшую деревню Квастовичи44. Вымершие улицы, обугленные брусья лежали на песке. Собака лаяла на луну. Печи пристально смот­рели на нас из пепла, как привидения. Выморочные лошади носились во мраке.

Среди дымящихся догорающих пожаров появи­лись наши полевые кухни. Тусклый жар из разру­шенных печей, поваленные стены, обожженный кус­тарник. Запах гари стоял в воздухе, на землю опус­кался тонкий слой пепла.

Мы закусывали и снова отправлялись в путь. Глаза застилались, и мы держались за борта грузо­виков, опирались на лафеты орудий. Дорога шла в гору.

На краю плодового сада остановились. Под древними буковыми деревьями поставили орудия, но заснуть не смогли. На востоке пылал пожар го­ревшего Милеева. На севере виднелись загадоч­ные мрачные леса. Перед нами в темноте — руины опустошенной деревни. Стены, печи, изгороди под­нимались над тлеющей древесиной. Разрушение и смерть отмечали наш путь, наше бегство.

Мы замерзали в наших шинелях, боролись с го­лодом и бессонницей и снова страстно ругали ко­мандование, которое награждало нас постоянной усталостью тогда, когда в этом не было особой не­обходимости. Мы пели дикие, бессмысленные пес­ни о роскоши, приключениях и проститутках и, нако­нец, танцевали медленно, как медведи, русской но­чью вместо сна. Мы вели жалкое существование беглецов, выгнанных из огромной страны. Безум­ные танцы в Квастовичах на руинах деревни состав­ляли нашу ослепленную огнями пожарищ жизнь, за­ставляя качаться в такт примитивной музыке.

Ранним утром вставало на востоке солнце. Мы приносили солому, расстилали плащ-палатки и спа­ли до тех пор, пока солнце не вставало в зените, рассыпая свои жаркие лучи.

С горящими от зноя лицами, с больными обож­женными ногами и руками уходили на окраину де­ревни и там искусанные блохами, голодные ложи­лись в скудную тень от снопов и лениво играли в карты как безжизненные машины. Такие мы были — завшивленные, грязные, растерянные и апатичные. Ни мир, ни жизнь не сулили нам ничего хорошего.

Русские пересекали Милеево и следовали за нами в длинных колоннах по шоссе. Мы уходили по сыпучим пескам на тыловые рубежи. Обходили мин­ные заграждения и баррикады. Крайние дома в де­ревнях стояли среди разоренных садов и руин.

На краю леса, в котором мы, выходя из Милее-ва, чуть не потерпели катастрофу, остановились на небольшой отдых в тени. Там же отдыхали солдаты, которые как попало спали со своим оружием. Мы проследовали по шоссе в лес. Листва гнила в полу­денной жаре. Остановились на отдых, не ожидая приказа. Перезрелая черника слегка утолила нашу жажду.

Мы вышли на северное крыло охранения на не­известную нам территорию. Телефонная линия бы­ла оборвана, и наша батарея оказалась оторванной от основной группы войск. Вечером мы лежали на опушке леса. Цепи холмов с отдельными елями и кустарником окружали весь район. Мы не знали, ку­да следует направить стволы наших орудий.

Безразличные ко всему, мы бросились в траву и спали, пока холод и обильная роса не разбудили нас. Земля нагревалась постепенно. Мы дрожали, закрывались сеном и ветвями и снова пытались ус­нуть. Старались прижаться друг к другу, курили и молча смотрели на полную луну. Ближе к утру услы­шали приглушенные голоса, дребезжание оружия и шум моторов. Мы поняли, что присоединились к арьергарду. Все вместе двинулись, как призраки, дальше в плотном тумане по бесконечным лугам, ускорив шаги, вышли на шоссе. Утром туман рассе­ялся. Мы подошли к обочине деревни, поставили орудие в уличный капонир и залегли спать. Спали до тех пор, пока голод не пробудил нас. Наступил вечер. Было тихо на этой далекой земле. Вечерние звезды сияли над холмами. В небо взвилась крас­ная ракета. Ее след ушел далеко к звездам, потом она рассыпалась и упала на землю. Русские заняли Буяновичи.