Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

— Да, — серьезно ответил я, — и попытайтесь вспомнить, кто и когда обвязывал виноградник этим шнуром. Вероятнее всего, это сделал враг народа, который таким образом хотел уничтожить гордость Абхазии! — и я кивнул в сторону ничего не подозревающего дедушки, который плохо видел и слышал, и даже не заметил страшного опыта со шнуром.

Что теперь делать? — испуганно спросила у меня бабушка.

— Думаю, — важно продолжал я, — что никому об этом нельзя говорить ни слова. Еще дойдет до НКВД, спросят — откуда бикфордов шнур, кто обвязывал — не отстанут, пока кого-нибудь не арестуют. Лучше всего я вечером, когда никто не видит, сниму этот шнур и заменю его обычной бельевой веревкой. А шнур тихо унесу, привяжу к нему камень и утоплю в море — брошу с пристани, и поминай, как звали!

Мысль моя всем понравилась, и план был исполнен. Только шнур оказался не в море, а в моем чемодане.

В благодарность за спасение дома и гордости Абхазии, бабушка назвала меня умницей и согласилась подарить мне гирю, тем более, что я туманно намекнул и на то, что враги народа часто маскируют мины под гири.

Уезжая домой, я с удовольствием нес в правой руке дареную гирю, а в левой — чемодан с бикфордовым шнуром. Это были настоящие царские подарки для меня!

Теперь надо было дождаться того момента, когда сам дядя Минас начнет свое шоу с гирей. Я постоянно выходил на железный балкон и смотрел вниз на «Мерседес», из-под которого были видны только ноги дяди Минаса. И вот — долгожданное:

— Погос-джан, хватить тебе туфли чинить, всех денег не заработаешь!

Я стремглав кинулся вниз по лестнице и через пару минут был в кругу уже знакомых нам персонажей. Мой визит не остался незамеченным. Мне показалось, что дядя Минас был даже польщен тем, что зрителей у него прибавилось, и что я стану еще одним свидетелем его триумфа.

Нурик-джан, я рад тебя видеть во дворе, совсем ты нас с Ваником забыл. Загордился! Наверное потому, что на великого писателя стал похож!

Видя мое недоумение, Минас пояснил:

— На Гоголя Николая Васильевича — такие же длинные волосы, а особенно — нос! Что-то, Нурик-джан, нос у тебя последнее время вытянулся!

— Ты даже не представляешь себе, Минас-джан, как нос у тебя самого скоро вытянется! — так и хотелось сказать мне, но я воздержался.

И вот после обычной преамбулы, дядя Минас выбросил гирю правой, потом левой рукой и присел на табурет отдохнуть.

Настало мое время.

— Что-то сдается мне, дядя Минас, что гиря-то у вас легкая какая-то! Может она пустая внутри, или «люменевая»? (Я намеренно употребил его манеру говорить, чтобы поиздеваться над ним).

— Что ж, Нурик-джан, подойди, попробуй поднять эту люменевую гирю! Только Ваник-джан, принеси из дома горшок, боюсь, что он может кому-то понадобиться! — все осклабились на грубую шутку Минаса.

Я подошел к гире и несколько раз легко выбросил ее и правой и левой рукой. Затем, так же легко, выжал гирю и правой и левой. Была немая сцена, как в «Ревизоре» моего «двойника» Гоголя.

— Да, дядя Минас, морочили вы голову людям пустой гирей, — начал я издеваться над бедным Минасом, такой только жонглировать надо! — и я несколько раз подкинул гирю вверх, вращая ее, и подхватывая то правой, то левой рукой.

Минас стоял растерянный, не понимая, как и поступить. Но тут послышался скрипучий голос Погоса:

— Минас-джан, что же ты нас так бессовестно обманывал, выходит — гиря-то пустая, ее ногой футболить можно, как мяч.

— Да, подхватил Мишка-музыкант, я такую надувную гирю в детстве в цирке видел. Силач с трудом ее поднимал, а «Рыжий» ногой зафутболил ее прямо в верхние ряды!

Народ заржал, веранды ликовали.

— Минас-джан, Ваник горшок принес, кому его подавать? — не унимался Погос. Народ заржал с новой силой.

Глаза Минаса горели недобрым огнем. Он сделал выпад в сторону Погоса и с силой залепил ему затрещину.

— А ну, расходитесь, бездельники, мне работать надо! Ваник, убери эту железку подальше! — и дядя Минас спешно залез под свою машину. В мою сторону он даже не посмотрел.

С тех пор я заделался «хозяином» двора. Мне подавали табурет, когда я спускался во двор. Вокруг меня собирался народ, когда я сбрасывал свою гирю с железного балкона, чтобы позаниматься ею. Гиря хлопалась о землю с такой силой, что люди вздрагивали.

— Да, видно, что эта гиря настоящая, чугунная! Не пустая, как некоторые! — тихо комментировал Погос, с опаской поглядывая в сторону ног Минаса, торчащих из-под «Мерседеса». Ваник демонстративно поворачивался к нам спиной или уходил домой.

Скоро я приволок во двор и штангу. Йоска Шивц, пересматривая спортивное хозяйство зала, нашел в коптерке старую ржавую штангу с побитыми чугунными блинами, которую хотел, было, выбросить. Я упросил подарить ее мне. Привел в помощь дворовых мальчишек (зал, как я уже говорил, был вблизи дома), подсунули гриф и блины под ворота стадиона, на улице собрали штангу снова, надели замки. Затем, ухватившись за гриф все вместе, покатили ее по дороге с криком: «Хабарда!» («Поберегись, разойдись, дай дорогу!» на каком-то из кавказских языков, термин, понятный каждому на Кавказе). Штанга грохотала, как тяжелый каток, вызывая страх и уважение разбегающихся в сторону прохожих.

Во дворе был пустующий закуток, где раньше дворник Михо хранил свой инструмент. Теперь, когда двор зарос бурьяном, подметать его стало необязательно, и закуток пустовал. Дверь была крепкая, окованная железом. Я подобрал большой амбарный замок, запер штангу в закутке, громко сказав при всех:

— Увижу, кто балует с замком, прибью!

Так я устроил во дворе филиал зала штанги. Моими постоянными зрителями были дворовые мальчишки, восхищенно наблюдавшие за упражнениями с тяжелой штангой. Особенно преданным зрителем был мальчик лет двенадцати — Владик, житель «того двора». Он жил в каморке вдвоем с мамой — молодой красивой женщиной — Любой, вслед которой обычно смотрели все наши мужчины, пока она, покачивая бедрами, проходила через наш двор, следуя на свой «тот двор».

Владик для своих лет, был достаточно крупным мальчиком, с красивой фигурой и смазливым лицом. Белокурые, почти белые волосы, голубые глаза, пухлые губы, нежная, слегка обветренная кожа. Мальчик стал, буквально, моей тенью, он провожал меня на стадион, сидел во время тренировки на полу в углу зала, наблюдая за спортсменами. Затем шел за мной домой и оставался во дворе до вечера. У себя в каморке он почти не сидел, все свободное время он играл во дворе. Надо сказать, что и Фаина, которая была чуть постарше Владика, тоже почти весь день пропадала во дворе, дружила с дворовыми мальчишками. Остальные девочки, живущие в нашем доме, появлялись во дворе редко.