Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди

цельную картину. Я вглядываюсь и не понимаю: это все-таки моя память — или рассказы родителей, друзей, знакомых? Правдивые и ложные, связные или противоречивые, они вполне способны подменить собой личный опыт…

Я могла бы восстановить этот слой памяти. В деталях, красках и звуках; до мельчайших подробностей. Но хирург не должен оперировать сам себя. Хорошо, я могла бы обратиться к опытному психиру. К маркизу Трессау или даже к Старику. Старик не откажет мне. И что дальше? Воспоминания ребенка станут доступны взрослой женщине. В полном объеме. Но это не книга, которую можно прочесть из любопытства, отложить в сторону и забыть навсегда. В моем случае — забыть снова, потому что однажды я уже забыла все это. Детский слой памяти сделается частью моей личности, теперь в осознанном состоянии.

Я изменюсь.

Я сама не замечу, что изменилась, и не пойму, в чем.

Это вечная проблема личности. Достань на поверхность то, что и так есть в ней, переведи незначительный пустяк в свободный доступ — и получишь нового человека. О, этот новый человек станет заблуждаться самым искренним образом! Он будет считать себя прежним. И переубедить его вы не сможете. Точно так же не способны к переучиванию — а значит, к решению новых задач — люди, страдающие поражением медиального таламуса в сочетании с дегенерацией нейронов лобной коры и мозжечка.

Иногда мне кажется, что это врожденный дефект рода человеческого.

Марина и Сергей Дяченко

Мигрант

Глава 1

Не было ни грохота, ни вспышки. Только что тянулась улица, туманная, влажная. Отражались фонари в темных окнах, в стеклах припаркованных машин, в мокром асфальте. Крокодил шагал, не глядя под ноги, потому из-под его подошв время от времени разлетались веселенькие брызги — не сытые, чавкающие навозом брызги весенней удобренной почвы, но капли городских легкомысленных луж, подернутых радужной бензиновой пленкой.

А потом все ушло будто в вату: улица, фонари, асфальт. Крокодил прошел еще несколько шагов и остановился — вокруг были стены. Мокрый дух весеннего вечера сменился суховатым, кондиционированным воздухом, а над головой вместо фонарей зажглись тусклые синеватые лампочки.

По инерции, шаг за шагом, он прошел коридор до конца. Мягко разъехались створки дверей, и голос, искаженный динамиком, произнес буднично и даже устало:

— Андрей Строганов?

— Да, — сказал Крокодил и потряс головой, пытаясь сообразить, что случилось и как он сюда попал.

— Поздравляю, ваша заявка удовлетворена. Вы находитесь в бюро Вселенской иммиграционной службы. Будьте добры, подойдите к сенсору и приложите ладонь.

Он огляделся. На лаковой стене увидел пятипалый отпечаток вроде тех хулиганских отметин, что во времена его детства портили ремонт в новостройках. Поколебавшись, приложил к нему руку.

Стена дрогнула и исчезла.

Открылся маленький кабинет. Человечек средних лет, полупрозрачный, сидел у дальней стены — и даже чуть влипнув в нее вместе с креслом. Человечек был виртуальный, голографический. Стена — настоящая, бетон под скупой побелкой.

— Вы удивлены, Андрей Строганов, — сказал человечек очень убежденно.

Крокодилу пришлось согласиться.

— Просмотрите запись, пожалуйста.

Без паузы посреди комнаты — на расстоянии протянутой руки от Крокодила — появилось изображение. Еще один человек. Уж кого-кого, а его Крокодил здесь ждал увидеть меньше всего.

— Привет, — сказал этот новый. — Блин… непривычно вот так обращаться… Слушай, не удивляйся, не злись. Я принял решение эмигрировать с Земли. Повезло, что есть такая возможность… Осталась такая возможность, — он быстро оглянулся на кого-то, стоящего у него за плечом и невидимого Крокодилу. — Можешь поверить — на Земле у меня будущего нет. Это не эмоциональное решение, не истерическое, это глубоко обдуманное решение… Собственно, твое. Хоть и принятое чуть позже. Тебе все объяснят. Удачи!

Изображение исчезло. Крокодил еще несколько секунд смотрел в пустоту — туда, где только что видел себя, чуть похудевшего, немного нервного, но — себя, в этом не было никаких сомнений.

— Вот ваше заявление, — человечек, влипший в стену, кивнул на конторку в углу комнаты. — Там же договор, подписанный вами и представителями бюро. Правда, возникла некая тонкость… затруднение, мы обсудим его после того, как вы ознакомитесь с документами.

Крокодил подошел к конторке.

В пластиковой папке лежали аккуратно сложенные листы формата А4. «Я, Строганов Андрей Витальевич, будучи в здравом уме и твердой памяти, заявляю о своем желании навсегда покинуть Землю, третью планету Солнечной системы, переехать на постоянное место жительство в один из миров, пригодных для жизни существа моего вида, чье иммиграционное законодательство позволяет долгосрочное пребывание существ моего вида…»

Здесь ошибка, подумал Крокодил. Нужно уточнение перед словом «чье», иначе выходит грамматическая белиберда. А лучше вообще переписать всю фразу. А еще — хорошо бы проснуться, с тоской подумал Крокодил.

— Вы не спите и не бредите, — ласково подсказал утонувший в стене голографический человечек. — Решение об эмиграции принято вами спустя ровно два года после того дня, когда вы в реальности были изъяты. Эти два года вашей жизни пошли в уплату за визу, необходимые телепорты, а также оформление сопутствующих документов, медицинский осмотр и моментальное изучение языка. По-видимому, это были не лучшие два года вашей жизни — когда вам сообщили, что с ними придется расстаться, вы не только не огорчились — обрадовались.

— Я обрадовался? — спросил Крокодил, чтобы хоть что-то сказать. Чтобы этот голографический не подумал, будто он спятил от ужаса.

— Несомненно, — сказал человечек. — Теперь перейдем к делу. Вы выбрали для жительства мир под общим названием Кристалл, но вам не повезло — их миграционная служба внезапно изменила законодательство. Требования к новоприбывшим резко повысились, и, увы, вы перестали соответствовать этим требованиям.