Африка грёз и действительности (Том 3) - Иржи Ганзелка

Первоначально Базутоленд был населен вырождающимися бушменами.[21] Негры, вытеснившие их, относятся в настоящее время к самым развитым народностям Южной Африки. Благодаря своему вождю Мошешу они остались одним из немногочисленных племен, которые никогда не покорялись воинственным зулусам. Впоследствии страна была включена в состав Южно-Африканского Союза,[22] но басуто восстали и против буров, борясь до тех пор, пока не заставили установить точную границу между Оранжевой Республикой и своей страной. В настоящее время Базутолендом управляет британский верховный комиссар, при котором имеется совет, состоящий исключительно из басуто. Тихий с виду островок среди бушующего моря…

Но ни в каких статистических справочниках вы, разумеется, не найдете сведений о числе агентов пресловутой вербовочной службы Трансваальской горной палаты в Иоганнесбурге, для которых законы об «охране» от белых отнюдь не являются препятствием. Отчеты о составе рабочей силы на золотых рудниках свидетельствуют о том, что из 300 тысяч чернокожих горняков, работающих в Иоганнесбурге, ежегодно 30–40 тысяч приходят именно из Базутоленда, этого заколдованного острова в горах.

Шоссе, проходящее вдоль северо-западной границы страны, находится в весьма скверном состоянии. Местами мы были вынуждены ехать очень медленно, чтобы не разбить машину о неровности и выступы дороги; и не раз нам приходилось останавливаться перед руслом реки, пересекающей шоссе. Чтобы определить, как глубока в ней вода, не оставалось ничего другого, как бросать в воду камни. В 30 километрах за Масеру русло реки, проходившее до этого на уровне шоссе, исчезает, а затем появляется вновь метров на 20 ниже. С другой стороны шоссе к небу вздымаются мрачные изрезанные скалы. Над водопадом стирает белье старая негритянка с группой ребятишек; два мальчика, по виду лет восьми, выколачивают изо всех сил тяжелые, пропитавшиеся водой покрывала об утес посреди реки. Здоровые, рослые девушки потихоньку спускаются вдоль скалистой стены с тыквенными сосудами на головах, как бы рассчитывая каждый шаг. Плавным движением нагибаются они над колодцем и другой маленькой тыквой набирают воду.

Несколько фото и поспешно заснятых кинокадров, после чего мы возвращаемся к «татре».

— К вечеру мы ведь, кажется, хотели быть в Ледисмите, не так ли?

— Да, но остается еще 320 километров; если так дальше пойдет, то едва ли мы туда доедем.

Шоссе становится все хуже. Солнце стоит в зените, немилосердно жжет, и кажется неправдоподобным, что ночью был почти мороз. Уклон за уклоном, то вверх, то вниз. Через полчаса езды неожиданно впереди вынырнуло несколько строений с магазином и экзотическим названием Теятеяненг.

В рваном мешке перед лавкой поблескивают великолепные золотистые апельсины.

— А что если заменить ими обед, что скажешь на это? Чтоб не терять времени.

— Дайте нам на три шиллинга этих крупных…

— Берите уж на четыре, чтобы не надо было вспарывать мешок. Они ведь дешевые. Парень отнесет их вам в машину, — говорит старый трейдер, возвращая нам сдачу.

Наскоро проверяем уровень масла в картере двигателя и давление в шинах. В это время у машины появляется негр с большим мешком на спине и прислоняет его к крылу автомобиля.

— Куда мне его положить? Мы посмотрели друг на друга.

— Это, может быть, кому-нибудь другому предназначается? — спросил Иржи, возвращаясь в лавку.

— Разве вы не согласились купить на все четыре шиллинга? — удивился трейдер.

50 или 60 огромных апельсинов вместе с мешком исчезают на высокой куче чемоданов. «На четыре шиллинга» — вспоминали мы после более чем недельного переезда на юг, когда где-то в Транскее доедали последний апельсин из Базутоленда.

— Где еще могут быть такие дешевые апельсины! — сказал нам трейдер в Теятеяненге. — Ведь здесь вы находитесь в стране апельсинов.

И это не удивительно, ведь Теятеяненг находится на пороге Оранжевой Республики, на гербе которой изображено зеленое дерево, усыпанное золотыми солнышками апельсинов.

Ими похваляется Оранжевая Республика и на своих почтовых марках.

Южноафриканский Вифлеем

Южная Африка — молодая страна, моложе, чем Америка, хотя португалец Бартоломеу Диаш и обогнул в своем плавании самую южную точку Африки, которую по магнитной стрелке назвал Кабо-Агульяш (Cabo Agulhas), на пять лет раньше, чем взору Колумба впервые открылась Америка.

История Южной Африки развивалась стремительно и насыщена драматическими событиями. Когда в 1522 году сильно сократившийся экипаж экспедиции Магеллана, огибая юг Африки, возвращался в Португалию, мыс Бурь именовался уже мысом Доброй Надежды. Хотя португальцы установили три первых рекорда открытий на самой отдаленной от Европы оконечности Африки, они нигде не оставили следов созидательного труда. Прошло еще полтора столетия, прежде чем почти в тех же самых местах высадились первые голландские колонисты, вслед за которыми вскоре последовали французские гугеноты. Места в этой стране было достаточно. И вот на эти свободные просторы стали постепенно прибывать французы, голландцы, фламандцы, англичане и представители прочих европейских народов. Переселенцам оказывали сопротивление лишь дикая природа да негры, мужественно и решительно защищавшие свою землю от вторжения пришельцев.

Если вы внимательно посмотрите на карту Южной Африки, то с удивлением убедитесь в том, что туда как бы переместилась часть Европы. Здесь вы найдете как Ганновер, так и Вестминстер. Из Шотландии на юг Африки переселился Абердин. Неопытный почтовый чиновник в Париже при разборке воздушной почты, вероятно, сильно удивится, когда под названием Марсель он увидит пометку «Afrique du Sud» («Южная Африка»). Но в Южной Африке есть также Париж, Берлин, Ричмонд, Гейдельберг, Амстердам, Франкфурт, Ньюкасл и Мессина. Там есть даже свой Вифлеем, или Бетлехем, как его здесь называют.

Нам действительно показался Вифлеемом, этот маленький, уютный городок, раскинувшийся в предгорьях Драконовых гор, когда мы снова попали на более приличное шоссе в Оранжевой Республике. Солнце медленно склонялось к западу и окрашивало пейзаж в багряные тона. Бледную киноварь прорезало несколько одиноких огней над перекрестками улиц, затем нас снова поглотили уединение и уныло пустынные южноафриканские шоссе.

До Харрисмита оставалось почти 100 километров, а оттуда еще 350 километров до берегов Индийского океана.

Первый хвойный лес