Никколо Макиавелли - Кристиана Жиль

Что же касается предвыборных обещаний, которые кардинал делла Ровере расточал всем, словно манну небесную, то папе Юлию II «предстоит немало хлопот, если он захочет выполнить все, что наобещал, потому что многие его обещания друг другу противоречат»[32]. Какое удовольствие наблюдать, как папа станет выкручиваться! Никколо никому не уступил бы своего места даже в обмен на целое королевство; он почти забыл, что во Флоренции Мариетта в одиночестве вот-вот должна разрешиться от бремени их первенцем.

У Юлия II была репутация человека резкого, неудобного, однако умеющего держать слово и щепетильного в вопросах чести. Но вернет ли он, как обязался, Чезаре в Романью? Видимо, да, но с одной маленькой оговоркой: герцогство Урбино отойдет к племяннику нового папы, Франческо делла Ровере, приходящемуся племянником и Гвидобальдо да Монтефельтро, который сделает его своим наследником; в качестве компенсации дочь Чезаре от Шарлотты д’Альбрэ, его жены-француженки, выдадут за Франческо. В залог этого папа отдаст герцогу порт Остию. Кроме того, Чезаре может рассчитывать на титул гонфалоньера Церкви; почетное звание командующего папскими войсками поможет ему отвоевать свое государство, которое продолжало разваливаться на части. Кажется, именно этого он и ждал, поселившись вместе с сорока верными слугами теперь уже в самом Ватикане, в так называемых новых комнатах — тех, что вскоре будет расписывать Рафаэль, — прямо над прежними покоями Борджа.

В Риме все были заняты тем, что строили предположения относительно дальнейшего развития событий; многие не верили, что Юлий II сможет так просто забыть десять лет изгнания, которыми он обязан семейству Борджа. Никколо разделял мнение скептиков и начал опасаться, что «Чезаре даст себя обмануть, по свойственной ему смелой самоуверенности слишком уж полагаясь на честное слово других, думая, быть может, что оно должно быть прочнее, чем его собственное». Но вдруг он, Никколо, ошибается? «Надо довериться времени, которое и есть отец истины».

Никколо еще ни разу не высказывал более здравого суждения! Каждый знает, как нечасто сбываются прогнозы политических обозревателей и те, что считаются наиболее точными, можно признать таковыми исключительно post factum.

Нет недостатка в льстецах, готовых восхвалять «необыкновенную прозорливость» Макиавелли, «проницательность» его докладов и «ясность его суждений». С тем же успехом можно было бы говорить и о его близорукости, присущей всем, кто, подобно ему, жил в самой гуще событий и вынужден был ежедневно «писать бумаги». Судите сами.

4 ноября Никколо сомневается в возможности (желании) Юлия II выполнить свои обязательства по отношению к Чезаре Борджа. 8 ноября ему кажется совершенно очевидным, что «Чезаре не получит жезла»: на первом заседании Конгрегации, где должны были подтвердить его титул гонфалоньера Церкви, говорили о чем угодно, только не об этом. Короче, считает Макиавелли, папа отступился от Чезаре.

Но 11 ноября Никколо выражает уверенность в том, что папа все-таки готов поддержать герцога, дабы помешать венецианцам прибрать к рукам Романью.

Кое-кто считал, что Юлий II ведет двойную игру: папа громко кричит о захвате Имолы венецианцами, негодует, но на самом деле замышляет вместе с ними устранение Борджа. Никколо отказывался верить в возможность такого предательства: бурные проявления папского гнева, по его мнению и по мнению кардинала Содерини, с которым он этот вопрос обсуждал, свидетельствовали об искренности понтифика. Естественно, учитывая все обстоятельства и то, скольким людям обязан был своим избранием, Юлий II вынужден был лавировать до тех пор, пока не сможет наконец свободно «обнимать, кого захочет». Но он твердо намерен остановить продвижение венецианцев и, если они не пожелают прислушаться к голосу разума и оказать папству должное уважение, готов остановить их даже силой. На кого, кроме Чезаре, папа, не имевший пока ни собственных денег, ни армии, лишенный к тому же помощи французов, увязших на берегах Гарильяно перед лицом испанских отрядов (за пышными приготовлениями к коронации никто и не подумал забыть о войне в Неаполитанском королевстве), может в этом случае рассчитывать? Это не значит, что Юлий II питал к Чезаре «живую склонность, но он щадил его по двум причинам: из необходимости сдержать свое слово, которое очень ценил, и из чувства признательности за то, что именно ему он во многом обязан своим избранием». Следует помнить и о главном: Чезаре «лучше, чем кто-либо другой, сможет противиться венецианцам». Доказательство: папа просит Макиавелли срочно передать Синьории свое пожелание, чтобы та даровала герцогу Валентино охранную грамоту и пропустила его армию через территорию Флоренции.

13 ноября Никколо повторяет: «Папу сдерживают обещания, данные герцогу, и желание не допустить, чтобы эти земли попали в руки венецианцев». Дату отъезда Борджа Юлий II определит вместе с кардиналами. Через два, максимум три дня Чезаре должен отплыть из Остии в Специю; он вступит в Феррару через Гарфаньяно и оттуда направится в Имолу, где соединится со своими войсками, которые пройдут сухим путем через Тоскану, увеличив свою численность за счет пополнения, которое он надеется получить от Флоренции, Франции и папы.

Никколо считает это делом решенным. Он вновь обрел «своего» государя. Гроза, омрачившая 6 ноября их первую встречу, отгремела. Тогда, узнав о «разгроме герцогства Романьи» — такими словами флорентийская Канцелярия сообщала о нашествии венецианцев на Романью, — Никколо провел день в дипломатической горячке. «Речь идет уже не о свободе Тосканы, — внушал он папе и кардиналам, — но о свободе Церкви; как только венецианцам позволят стать еще сильнее — а они и так слишком сильны, — сам папа низойдет до роли их придворного капеллана».

Поддавшись порыву, он отправился и к Чезаре. Из простого любопытства, чтобы посмотреть, в каком состоянии герцог. Едва Никколо переступил порог, на него обрушилась не просто гроза, но буря, ураган.

— Твои синьоры — вот мои настоящие враги, — гремел Чезаре. — С какою-нибудь сотней людей вы могли спасти Имолу и прогнать венецианцев от Фаэнцы. Но вы не пожелали этого сделать! Ну что ж, вы первыми об этом и пожалеете! Имола потеряна. Пусть так. Я не настолько сошел с ума, чтобы собирать войска для того, чтобы вернуть ее и при этом лишиться всего остального. Я больше не намерен служить вам посмешищем! Я своими руками помогу Венеции уничтожить вашу Республику! И не надейтесь, что французы придут вам на помощь: даже если они не потеряют Неаполь, испанцы все равно создадут им столько трудностей, что им некогда будет заботиться еще и о вас…