Итоги № 13 (2013) - Итоги Итоги

— Перед пианистом, который играет Рахманинова, стоит проблема адекватной трактовки материала?

— Чтобы играть Рахманинова, надо внимательно слушать его собственное исполнение. Поскольку и партитуры, и сохранившиеся записи говорят о том, что он был велик во всех ипостасях — и как композитор, и как пианист, и как дирижер, и, конечно, как человек. Его запись для меня — эталон. В его музыке наилучшим образом отразилась суть русской фортепианной школы. Дело в том, что добиться от «ударного» инструмента фортепиано пения непросто — мы же не струнники, мы не можем вибрировать, — так вот, в рахманиновской музыке должно проявляться искусство пения на фортепиано, ведь любая рахманиновская тема как человеческий голос.

— А что требуется от исполнителя?

— Пианист, который берется играть Рахманинова, должен обладать огромным терпением и техническим мастерством. Например, в Третьем концерте 50 000 нот, и каждый раз я выхожу играть их как в первый раз. И как в последний. Музыканты, которым довелось играть его музыку, — самые счастливые люди на свете. Поэтому нам, пианистам, все завидуют белой завистью. Мне жаль скрипачей, жаль альтистов. У них нет таких шедевров, какие он писал для фортепиано с оркестром.

— Вы лично как отмечаете юбилей Рахманинова?

— Как раз к этой дате выходит знаменательная для меня пластинка, на которой я записал рахманиновский Второй концерт и «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина вместе с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Кстати, символично, что последним русским пианистом, который записывался с этим оркестром (одним из лучших в мире), был Владимир Горовиц. Так уж получилось, что и сам Рахманинов с этим выдающимся коллективом выступал неоднократно. Так что для меня оказаться на месте двух гениев — большая честь.

— Полагаю, Гершвин в программе тоже появился не случайно?

— Да. Его присутствие тоже символично. Потому что Рахманинов часто играл свой фортепианный концерт № 2 c Нью-Йоркским филармоническим. А когда была премьера гершвиновской «Рапсодии в стиле блюз», Гершвин сидел за роялем, а Рахманинов находился в зале.

— Что для вас означает сотрудничество с Московской филармонией?

— Это действительно мировой бренд. Посмотрите на афишу последних лет — ее можно сравнить с афишей любой европейской или американской столицы. Видно, что Москва действительно превратилась в музыкальную Мекку. Без малого 20 лет я солист филармонии, и наше сотрудничество, естественно, продолжается. Достаточно сказать, что под эгидой филармонии проходили концерты моего абонемента, которому уже 8 лет. На них побывали великие дирижеры: Зубин Мета, Лорин Маазель, Пааво Ярви, Валерий Гергиев, Юрий Темирканов, Михаил Плетнев, Владимир Спиваков и целая плеяда молодых российских музыкантов. Это стало возможно лишь в сотрудничестве с филармонией. Ее директор Алексей Шалашов сам музыкант по профессии и хорошо знает кухню, как оркестровую, так и администраторскую. Здесь уделяют много внимания талантливой молодежи, и это очень важно, потому что наше рыночное время абсолютно не дает перспектив молодым талантам.

— Вы возглавляете Общественный совет при Минкультуры. Удалось что-то сделать для системы музыкального образования?

— Я рад, что в конце декабря Дума приняла поправку, за которую мы боролись много месяцев. Мы добились гарантии, что специальные музыкальные школы никто не тронет. Обучать талантливого ребенка музыке можно будет, как раньше, не дожидаясь его 12-летия. Боролись всем миром, начиная с Совета по культуре и искусству при президенте и заканчивая нашим советом при Министерстве культуры. Было много походов в Белый дом, в ЦМШ, в Госдуму. Это наша огромная победа.

Тот самый Карбаускис / Искусство и культура / Театр

Тот самый Карбаускис

/  Искусство и культура /  Театр

О режиссере Миндаугасе Карбаускисе рассказывает его коллега Леонид Хейфец

В дни приемных экзаменов, проходя через маленький садик перед входом в ГИТИС (мне так привычнее называть наш университет), невольно скользишь взглядом по лицам. С годами время смещается. Вон на лавочке с книжкой сидит мальчик с резко очерченным носом, на котором примостились очки. На другой с кем-то болтает паренек в клетчатой ковбойке с очень обаятельной улыбкой. А вдалеке какой-то юноша с такими красивыми волнистыми волосами, окруженный девочками. Что за ребята? Этот — Гога Товстоногов, тот — Толя Эфрос, а там — Петя Фоменко...

Работа в институте дает, несомненно, одно небольшое, но замечательное преимущество. Время от времени мы, педагоги кафедры режиссуры, смотрим работы молодых людей, которые только что поступили, потом перешли на второй курс, затем на третий. Они все время меняются. Их никто, кроме нас, пока не знает. Не помню уже, в каком году это было, но хорошо помню, как мы смотрим очередной студенческий показ мастерской Фоменко. Самостоятельная работа какого-то пацана, который совсем недавно курил в том садике на лавочке. Александр Сергеевич Пушкин — «Русалка». И вдруг приходишь в ошеломление. Боже мой, как это сделано?! Совершенно не похоже ни на что предыдущее. И тут же лезешь в программку и запоминаешь фамилию — Карбаускис. А потом всплывает какой-то спектакль, о котором начинает говорить вся Москва. Кто поставил? Карбаускис. Тот самый? Да, тот самый. И вот теперь тот самый Миндаугас Карбаускис — художественный руководитель Театра Маяковского, который возглавляли когда-то Всеволод Мейерхольд, Алексей Попов, Николай Охлопков, Андрей Гончаров. А кто сейчас художественный руководитель? Это тот самый, который «Русалку» сделал в ГИТИСе.

Я работаю в этом театре и потому внутри всего в нем происходящего. Может быть, как мало кто, хорошо понимаю, что за труд взял на себя Миндаугас, придя на такой огромный океанский лайнер, со сложными механизмами, с тройным дном, с многочисленными палубами разных классов, пришел, чтобы попытаться чуточку развернуть этот корабль со знаменитым именем на борту. В какую сторону? Несомненно — в живую. Не все сразу выходит, и это естественно. Но то, что изменилось, чрезвычайно существенно. На наших глазах меняется интонация. Я знаю цену такой перемене. Я этот хлеб ел, переходя из одного московского театра в другой. Мне кажется, Миндаугасу уже очень многое удалось, что бы там ни писала горячо мной любимая критика, досужие блогеры и всезнающие театралы. Кучу глупостей уже успели высказать. Кто-то его подгоняет, кто-то сетует, что пролил мало крови, кого-то там недорезал. Даешь больше крови!.. А его литовский темперамент, и его понимание жизни, и понимание, сколь многосложен наш труд, уже сами по себе замечательны. Хорошо со стороны подойти и сказать: старик, ты вообще ошибся. Возможно. И не раз. Но разве может быть иначе?

Мне очень нравится, что в нашем фойе теперь висят фотографии маленькие, такие, какие висят в моем собственном доме. Нет больше на стенах больших цветных глянцевых портретов артистов. Хорошая затея нарисовать каких-то пузатых тетенек и дяденек и увенчать фотографиями. Нравится, потому что это усмешка. Не насмешка. Интонация совсем другая.

Кругом кишат революционеры, которые срубают все, что было до них. Мне эти революционеры не по душе. Мне по душе постепенная, подробная, как его режиссура, психологическая разработка материала — то, что делает Карбаускис.

Вынос мозга / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Вынос мозга

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Кино

В прокате «Транс» Дэнни Бойла

Дэнни Бойл — культовая фигура. Что бы он ни делал, этому обеспечено внимание. Каждый фильм его взрывает аудиторию. Не так давно Бойл вернулся в театр и поставил «Франкенштейна» так, что исполнители главных ролей могли меняться местами. Спектакль стал настолько популярным, что его записали и показывали в кинотеатрах. В прошлом году Бойл стал постановщиком грандиозной церемонии открытия Олимпиады в Лондоне, где два символа империи — Ее Величество и агент 007 — спускались на поле стадиона прямо с небес. Под Новый год ему было предложено рыцарское звание, но он отказался: «Это буду не я». Сейчас все делают ставки, запустится ли долгожданный сиквел фильма «На игле». А лондонская премьера «Транса» вызвала большой ажиотаж. Данных бокс-офиса пока нет, прокат только начался. Да и бюджет фильма не оглашается, но он явно меньше, чем 25 миллионов фунтов стерлингов, на которые по ходу действия сделали ставку герои фильма. Скорее всего, это около 10 миллионов долларов — при попкорновом сюжете картина совершенно арт-хаусная.