Левиафан - Роберт Шеи

– Я строил подобные планы до того, как уничтожили бо'льшую часть американского правительства. И, кстати, поскольку фестивальная программа отменена, у меня вообще нет причин здесь оставаться. Однако мне до сих пор не все ясно. Почему отменен фестиваль? Чья это идея?

Гауптманн важно взглянул на Хагбарда и откусил еще один кусочек. Хагбард не смог бы лакомиться пирожными в такой вонище. Разумеется, он понимал, что детектива не беспокоит присутствие трупов, но рыбная вонь…

– Начнем с того, Fierherr Хагбард, что исчезли – возможно, утонули – четыре брата и сестра Зауре, известные всем как группа «Американская Медицинская Ассоциация». Сообщения о том, что с ними произошло, запутанны, фантастичны и противоречивы, как и остальные сведения обо всем, что случилось этой ночью. Насколько мне удалось восстановить картину событий, они въехали на машине прямо в озеро.

– С какой стороны? Гауптманн пожал плечами.

– Вряд ли это имеет значение. Озеро бездонно. Если они там, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь их найдем. Должно быть, они наглотались ЛСД, хотя никогда прежде наркотиками не баловались. – Он смерил Хагбарда осуждающим взглядом. – Они подавали большие надежды. А их машина вообще была нашей национальной реликвией. Огромная потеря.

– Из числа знаменитостей погибли только они? – Кто знает? У нас нет точных данных о всех, кто присутствовал на фестивале. Никто не регистрировал людей, покупавших билеты, хотя это следовало делать. Тысячи юношей и девушек могли утонуть в этом озере. Вам, возможно, не известно, что именно Зауре были душой ингольштадтского фестиваля. Большие патриоты. Они хотели привлечь туристов в Германию, особенно в Баварию, ведь они и сами были баварцами по рождению.

– Да, – отозвался Хагбард, – я читал, что Ингольштадт – их родной город.

Гауптманн покачал головой.

– Этот слух пустил их пресс-агент, когда фестиваль еще только задумывался. На самом деде они родились в северной Баварии, в Вольфраме-Эшенбахе. Кстати, это родина другого знаменитого немецкого музыканта, миннезингера Вольфрама фон Эшенбаха, который написал «Парсифаля». Итак, теперь, если не случится чуда, их можно считать погибшими, а отвечать за их смерть, судя по всему, некому. Без них фестиваль попросту обречен – это все равно что тело оставить без головы. Более того, правительство настаивает на закрытии фестиваля, потому что мы не хотим повторения событий этой ночи. В отличие от США, в Западной Германии препарат ЛСД все еще запрещен.

– В некоторых американских штатах он тоже запрещен, – заметил Хагбард. – Он не запрещен в Экваториальной Гвинее, где никогда не было проблемы наркомании.

– Поскольку вы преданный гражданин и восторженный почитатель Экваториальной Гвинеи, я уверен, что вам это приятно, – сказал Гауптманн. – Что ж, Freiherr Челине, я бы с радостью немедленно вас отпустил, однако по ходу расследования у меня могут возникнуть к вам дополнительные вопросы. Так что я просто вынужден попросить вас не покидать Ингольштадта.

Хагбард встал.

– Если вы пообещаете не приставлять ко мне хвост и не следить за каждым моим шагом, я дам вам слово никуда не уезжать.

Гауптманн хитро улыбнулся.

– Вам не нужно давать мне слово. Все дороги блокированы, ингольштадтский аэродром закрыт. Можете спокойно перемещаться по городу, озеру и территории фестиваля. Вас никто не будет беспокоить. Когда Хагбард выходил из номера, престарелый официант пропустил его вперед и двинулся следом. Уже в коридоре официант произнес:

– Какая жалость.

– Вообще-то, – сказал Хагбард, – им всем было за восемьдесят. В этом возрасте можно и помирать.

Официант засмеялся.

– Мне семьдесят пять, но я не считаю, что есть возраст, подходящий для смерти. Однако я имел в виду не это. Возможно, mein heir не заметил в номере аквариум. Он разбился, и рыбы разлетелись по полу. Я присматривал за этим аквариумом более двадцати лет. Потрясающая коллекция редких тропических рыбок. Там были даже египетские ротоноски. И вот теперь они сдохли. Такие дела.

Хагбард хотел спросить, кто такие египетские ротоноски, но старик, кивнув ему напоследок, толкнул дверь с табличкой «Служебная» и скрылся.

Дэнни Прайсфиксер, Леди Велькор и Кларк Кент брели в темноте, не разбирая дороги, пока Прайсфиксера не остановила мисс Портинари

– Это тебя заинтересует, – сказала она, вручая ему конверт, похожий на тот, что получил Фишн Чипе.

– А что это? – спросил Дэнни. Он видел перед собой гречанку в классическом античном одеянии, держащую в руке золотое яблоко.

– Посмотри.

Дэнни вытащил из конверта фотографию, на которой Тобиас Найт и Зев Хирш заводили часовой механизм бомбы в редакции «Конфронтэйшн».

– Этот человек, – сказала она, указывая на Найта, – хочет изобличить своих сообщников, чтобы самому избежать наказания. Он хочет сдать Хирша и Атланту Хоуп. Ты ведь давно за ними охотишься, верно?

– Кто ты? – спросил Дэнни, уставившись на гречанку.

– Я та, которой было поручено связаться с тобой в Ингольштадте. Тебе говорила обо мне Мама Сутра. Я от иллюминатов.

( – О чем говорят эти двое? – спросил Кларк Кент у Леди Велькор.

– А кто их знает, – пожала та плечами. – Они же оба бредят.)

– «Божья молния» – самая активная из организаций, под прикрытием которых действует культ Желтого Знака, – рассказывала мисс Портинари очередную сказку… В нескольких метрах от них Джо Малик сказал Хагбарду:

– Я не люблю ложные обвинения. Даже против таких людей, как Хирш и Хоуп.

– Ты подозреваешь нас в неэтичном поведении? – с самым невинным видом поинтересовался Хагбард.

(Пат Уэлш звонит по телефону.)

– Я не верю в исправительную роль тюрем, – резко сказал Джо. – Не думаю, что Атланта и Зев станут лучше, когда оттуда выйдут. Они станут хуже.

– Можешь не сомневаться, иллюминаты тебя защитят, – торжественно подвела итог мисс Портинари.

Дэнни Прайсфиксер продолжал на нее таращиться.

Где– то далеко звонит телефон, вытаскивая меня обратно в тело, личность, задачу и стирая все воспоминания о том, как я был распорядителем манежа. Я сажусь и снимаю трубку.

– Хирш, – говорю.

– Меня зовут Пат Уэлш, – женский голос на том конце провода. – Я говорю от имени Атланты. Пароль – «Телема».

– Продолжайте, – хриплю я в трубку, предположив, что речь пойдет о профессоре-пацифисте, которого мы убили на площади ООН первого апреля.

– Против вас сфабриковано дело. Вас обвиняют во взрыве бомбы, – сказала она. – Вы должны скрыться.

Хагбард расхохотался.

– Атланта не вернется в Штаты. Более двух лет она была двойным агентом и работала на меня. (Я обнаружил дверь товарного склада, которую описывала мне эта женщина, Уэлш. Дверь, как она и обещала, была открыта, но меня заинтересовала вывеска: «Гольд энд Эппель, грузовые перевозки»…) И Тобиас Найт тоже. Все тщательно спланировано, Джо. А ты думал, что идея взрыва твоего офиса принадлежала тебе.

– Но как же Зев Хирш? – спросил Джо.

– Сейчас он приобретает весьма поучительный опыт в Нью-Йорке, – ответил Хагбард. – Я тоже не верю в тюрьмы.

Я в ловушке. Меня окружили эти трое, и Юбела требует: «Скажи нам Слово», Юбело повторяет: «Скажи нам Слово», а Юбелум обнажает меч: «Скажи нам Слово, Зев Хирш…»

– Взрыв в Нью-Йорке? – проницательно переспросил Президент, стараясь выглядеть не менее крутым, чем его предшественник. – Да, – продолжал Сол, – как только нам стало ясно, что все это связано с «Божьей молнией», мы с Барни отправились в Лас-Вегас. Вы понимаете почему.

Президент ничего не понял, но не собирался в этом признаваться.

– Вы направились в Лас-Вегас? – проницательно переспросил он.

– Да, – откровенно сказал Сол. – Как только мы узнали об «антракс-лепра-пи» и смерти доктора Мочениго, так сразу же поняли: и тут, и там замешана одна и та же организация. «Божья молния»…

– «Божья молния»? – снова проницательно переспросил Президент, вспоминая, как в прежние годы его приглашали ораторствовать на митингах этой организации.

– И тайная группа, которая в нее внедрилась и захватила там власть, – культ Желтого Знака. У нас есть основания полагать, что через несколько часов в Лондон прибудет английский разведчик по фамилии Чипе, который привезет с собой компромат на большинство тайных агентов культа Желтого Знака в правительстве Великобритании. Понимаете, сэр, это международный заговор.

– Международный заговор? – еще проницательнее переспросил президент.

А в Центральном парке наш старый приятель Перри спрыгивает на землю, хватает орешек, брошенный Августейшим Персонажем, и быстро обегает три круга вокруг дерева на случай, если этот друг-возможно-враг вытащит пистолет и начнет стрелять…