Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

– У нас не меньше, – заявил политрук.

Искренности в его восклицаниях не слышалось. Комиссар отряда подстегнул политруков, вот они и демонстрируют уверенность. Спор Журавлеву не понравился.

– Ладно, Николай, иди, перекуси и принимай отделение. И строго соблюдать маскировку. Хотя черта с два такой табор незаметным останется. Люди голодные, костры жгут, еду варганят. Командиров не хватает.

– А у начальства какой настрой? – спросил Кондратьев.

– Платонов собирал нас. Считает, что в ночь надо пробиваться к своим. Комиссар и начальник штаба предлагают подождать подхода воинских частей. Обороняться, мол, есть чем. Тысячи полторы штыков, пушек штук пятнадцать, боеприпасы появились.

– А тут наконец штаб полка отыскался, – добавил Федор Зимин. – Пока метались – под бомбежку попали, едва от танков ушли. Батальон худо-бедно с собой привели и тыловую шушеру. Правда, артиллерию и минометы где-то утопили. Пугнули их крепко, водкой успокаиваются.

– Командир полка ваш тоже на прорыв не слишком настроен, – сказал Журавлев.

– А-а, ни рыба, ни мясо, – отмахнулся Зимин. – Рапортовать зато четко научился и командиру дивизии в рот заглядывать.

– Не слишком ты его любишь? – усмехнулся Журавлев.

– Что он, баба, чтобы его любить? Командуй, порядок держи, а не плетись на поводу.

Мальцев вернулся в свое отделение. Посидели, покурили вместе с Андреем Щербаковым, Василем Грицевичем, Костей Ореховым. Четыре сержанта, помощники начальника заставы.

К древней горной пушке, стоявшей неподалеку, прибавилась батарея новеньких, зеленых, как ящерицы, полковых «трехдюймовок».

– Есть чем фашистов встретить, – сказал Щербаков. – У Зимина два «максима» появились, гранаты людям раздали.

– Норы выкопали поглубже, – в тон ему продолжил Грицевич. – Ничего мы тут не высидим. Правильно, что начальник отряда прорываться решил.

– Правильно, – согласился долговязый комвзвода Кондратьев. – От такого бесцельного сидения одна только неразбериха.

Подошла группа красноармейцев во главе с лейтенантом и здоровяком с петлицами старшего сержанта.

– Ба, старые знакомые, – усмехнулся Мальцев. – Не дали вам в кустах отсидеться.

– Мы погибших хоронили, – веско заметил старший сержант, который, судя по всему, верховодил в группе. – Вливаемся отдельным взводом в батальон капитана Зимина. Где он находится?

– Ну-ну, вливайтесь. В ста метрах правее. Найдете.

Здоровяк оглядел орудия, открытое поле, расстилающееся за опушкой. Потоптался и спросил:

– Значит, мы теперь вроде крайних. Оборону держать будем?

– А чего ты вперед лейтенанта встреваешь? – хмуро спросил Грицевич. – Прикрой поддувало, вояка, и шагай молча за командиром.

– Я помкомвзвода, – заявил старший сержант. – А лейтенант у нас новенький, только что училище закончил. Службы еще не знает.

– Заткни ты ему рот, товарищ лейтенант, – не выдержал Мальцев. – Или смени брюхана на нормального сержанта.

Лейтенант с мальчишеским лицом и пушком над пухлой верхней губой промолчал. Он был совсем молодой, лет девятнадцати, а его помкомвзвода послужил уже достаточно, даже ряшку сумел наесть.

– Идите, не толкитесь, – отмахнулся Грицевич. – Там Зимин с вами разберется.

За считаные часы до наступления темноты обстановка резко изменилась. Готовились к ночному маршу или прорыву – как получится. Над лесом покружился разведчик «Хеншель-126». Затем немцы решили, что русских скопилось достаточно, и пустили тройку двухмоторных «юнкерсов».

С пологого пикирования они сбросили не меньше полусотни авиабомб разного калибра и несколько контейнеров с мелкими осколочными бомбами-гранатами. Будь это на открытом месте, потери были бы куда значительнее. В лесу бомбежка или артобстрел теряет свою убойность.

Однако по мозгам тяжелые «сотки» ударили крепко. Бомбы помельче, «полусотки» и двадцатипятикилограммовки тоже понаделали дел. Взлетали, переламываясь в воздухе, сосны, деревья помоложе валило как ураганом, кое-где загорелась хвоя.

Повторялось обычное дело. Неопытные бойцы выскакивали из окопов и щелей (гнал страх быть заживо погребенными) и попадали под взрывную волну, осколки, падающие деревья. Крики: «Пожар!», «Горим!» всколыхнули целую массу недавно призванных парней, которых еще не переодели в военную форму.

Комбат Зимин вместе с новым комиссаром батальона делали все, чтобы остановить бегство. Кого-то загнали снова в окопы. Другие убегали, потеряв голову, лишь бы скрыться подальше от взлетающих фонтанов земли, дыма, грохота и криков смертельно раненных людей.

Молодого бойца придавило сосновым стволом, сломав спину. Он тонко и пронзительно скулил на одной ноте, не в силах шевельнуть руками и ногами.

– Все ко мне! Помочь человеку.

Подбежали несколько красноармейцев, в том числе здоровяк-помкомвзвода. Кое-как приподняли обломок ствола. Сверху послышался треск осколочных бомб-гранат, пачкой вылетевших из контейнера, словно молотил огромного калибра пулемета.

Железный дождь добил красноармейца, осколок угодил в голову комиссару, свалил еще несколько человек. Юный лейтенант, командир взвода, только что прибывший из училища, получил несколько острых кусочков металла в спину, плечи, ноги.

Он полз, истекая кровью. По щекам текли слезы от жалости к себе и почти детской обиды. Он готовился к подвигам, видел себя во главе роты, даже батальона. Вел людей в отчаянную атаку и побеждал. Вместо этого взвод, который не принял его всерьез, посмеивался над петушиным срывающимся голосом и наивностью в военных мелочах. А теперь, взамен будущих подвигов и орденов, санбат или госпиталь, а там и война закончится. Лейтенант не понимал, что получил смертельные раны – юность не верит в смерть.

– Лыков, – позвал он помкомвзвода, которого побаивался и не любил. Но сейчас голос умирающего лейтенанта был тверд. – Лыков, ты… ты примешь взвод. Все бумаги в планшете. Меня надо перевязать… и в санбат, как сильно жжет внутри… неужели кишки пробило.

– Все будет нормально, товарищ лейтенант, – козырнул старый солдат Зиновий Лыков, который уже насмотрелся смертей и видел, что лейтенант обречен. – Сейчас перевяжем и прямиком в санбат. Там быстро помогут.

– Как печет… мама.

С командира взвода сняли портупею, гимнастерку. Один из бойцов, подступивший с бинтом, растерянно пробормотал:

– Как его перевязывать? В боку дыра в два кулака, ребра сломанные торчат.

– И кишки наружу, – добавил другой.

– Бинтуйте поперек, чего стонете! – прикрикнул здоровяк Зиновий Лыков, цепляя на пояс кобуру с наганом лейтенанта.

Подошел к Зимину и доложил, что лейтенант умирает. От силы полчаса или час протянет. Самолеты уже улетели. Между поваленными расщепленными деревьями висела пелена дыма. Комбат спрятал в планшет документы лейтенанта, с минуту всматривался в фотографию худенькой девушки лет семнадцати. Машинально прочитал надпись на обратной стороне карточки: «Буду ждать с победой. Ты вернешься, я знаю. Люблю, твоя Валя». Стояла дата, второе июня сорок первого года. Как давно это было.

– Он еще курсантом тогда числился, – сказал Лыков. – А девка, видать, школьница.

– Невеста, – поправил Зимин. – Совсем дети. А ты перед ним выделывался.

– Воспитывал, – поправил старший сержант. – Взвод под команду дали, а он самых простых вещей не знает. А парень простой был, душевный. Мы его не обижали, слушались.

– Ладно, помолчи. Примешь временно взвод.

– Есть, товарищ капитан.

– Людей привести в порядок, побриться, почистить оружие.

– Что, выходим в ночь?

– Видимо, так. Для погибших вырыть могилу. Доложить об исполнении.

Зиновий Лыков помялся и сообщил:

– Четверо местных, которые западники, сбежали. Я им кричал, но разве остановишь. У меня во взводе человек двенадцать осталось.

– Примешь людей из третьего взвода. Там командира нет.

Но самым болезненным ударом по объединенному, готовому к маршу отряду стала гибель подполковника Платонова. Его завалило взрывом вместе с начальником штаба. Не менее энергичный, хоть и желчный по натуре начальник тыловой службы был тяжело ранен.

Как это часто случается, выбыли из строя самые решительные и опытные командиры. После недолгого совещания полк (теперь эту группу назвали так) возглавили командир стрелкового полка и комиссар пограничного отряда.

Оба сразу отменили приказ покойного подполковника, проявив при этом полное единодушие. Были срочно вызваны командиры подразделений. Журавлева не пригласили. Может, посчитали, что застава слишком мелкая единица, хотя капитан командовал и взводом Кондратьева, а также получил пополнение из числа разрозненных групп пограничников и красноармейцев. По сути, под командой Ивана Макаровича Журавлева уже набралась полноценная рота, хорошо вооруженная, готовая к опасному марш-броску.