Заблуждения юности - Барбара Картленд

— Хорошо, а вот деньги, которые я вам обещала. — С этими словами она подала ему конверт, и Николас Торнтон сунул его в карман. — Все в порядке?

— Все как мы и задумали. Так, приехали. — И он указал на угловой дом.

Петрине он показался очень приличным на вид: элегантный подъезд с фонарем, резные колонны и углубленные в стену окна. Все дома в Парадиз-Роу были построены еще во времена Стюартов, и, глядя на один из них, Петрина вспомнила об одной из первых обитательниц этого старинного уголка — герцогине Мазарин. Листая как-то в библиотеке графа одну из исторических хроник, она наткнулась на жизнеописание этой прекрасной, доброй и бесшабашной герцогини, пленившей сердце Карла II.

Король назначил ей ежегодное содержание в четыре тысячи фунтов, но, испытывая непреодолимую страсть к карточной игре, герцогиня просаживала все свои деньги, и после смерти короля, когда долги стали сильно превышать ее доходы, бедной женщине пришлось навсегда обосноваться в Парадиз-Роу.

«Одна — любовница короля, другая — графа!» — подумала Петрина и затем, отбросив все посторонние мысли, стала внимательно слушать Николаса Торнтона.

— Если мы пройдем немного вперед, то увидим нежилой дом; там на его ступеньках мы сможем расположиться и наблюдать за особняком Ивонны.

— Да, это очень удобное место, — согласилась Петрина.

Они подошли к дому и огляделись. Действительно, здесь они могут, оставаясь незамеченными, спокойно наблюдать за всем, что происходит на улице.

Николас Торнтон обмахнул каменную ступеньку носовым платком, и Петрина села. Внезапно ее охватило волнение. Мысль, что она поступает крайне предосудительно, терзала ее. И в то же время это был единственный способ спасти графа от леди Изольды.

— Подождите-ка, я вас устрою поудобнее! Тут есть немного сена, — суетился вокруг нее Торнтон.

Петрина оглянулась и увидела в небольшой нише припрятанную охапку сена. Торнтон разложил его на верхней ступеньке, и Петрина, усаживаясь, весело рассмеялась:

— О, как на диване с подушками! — И, увидев в руках Торнтона небольшой сверток, который тот протягивал ей, спросила: — Что это?

— Кое-что из съестного. Я знал, что вы уедете из дома до обеда, и решил прихватить с собой на случай, если вы проголодаетесь.

— Вы обо всем подумали! — воскликнула Петрина.

— В нашем деле каждая деталь важна! — ответил Торнтон торжественно, и они рассмеялись.

Петрина развернула пакет. В нем были хлеб, ломтики ветчины и сыра, которые они и разделили поровну.

— Как долго придется ждать? — спросила Петрина, прожевывая последний кусок.

— Меньше, чем мы предполагали.

— Почему?

— Я узнал, что мадемуазель Ивонна сегодня не будет выступать в Воксхолле.

— Не будет петь в Воксхолле?

— Нет, она сейчас дома, отдыхает. Так мне сказали в «Садах».

— Но почему?

— Ну, судя по всему, она пригласила к обеду какую-то важную персону.

— Вы уверены? Но ведь это довольно рискованно?

— Кто может знать что-либо заранее? Граф в Аскоте, и если она отменила выступление по нездоровью, то Воксхолл-Гарденс найдет другого артиста, и никому не будет дела до того, чем занимается на самом деле Ивонна Буврэ.

— Да, никому, — согласилась Петрина. — А сколько сейчас времени?

— Мои часы в закладе, — ответил Николас Торнтон. — Но кажется, сейчас около восьми.

— Да, верно. Я уехала из Стэвертон-Хауса незадолго до половины восьмого: Моркомбы обедают довольно рано и никого не принимают в это время.

— Я вижу, вы тоже продумали все детали, — улыбнулся Торнтон.

— А вы не забыли про мальчиков? — встрепенулась Петрина.

— Конечно, нет! Не беспокойтесь, все идет хорошо.

— Не хвалитесь, — покачала головой Петрина.

— Да я и не думаю и вообще волнуюсь больше вас!

— Глядя на вас, этого не скажешь, — возразила девушка.

Он не ответил, но сидел, напряженно обхватив руками колени, и внимательно наблюдал за угловым домом.

У Николаса было тонкое, одухотворенное лицо, и во всем его облике чувствовалось что-то такое, что внушало Петрине доверие.

Она не сомневалась, что он умен, интеллигентен и хорошо владеет пером. «Какая жалость, однако, — думала она, — что ему приходится опускаться до вульгарных сплетен, которые собирают газеты, нападающие на регента и правительство!»

У Петрины было такое ощущение, что Торнтон способен на большее: он может писать умные, серьезные статьи. И она твердо решила поговорить с ним о реформах — к этой теме благосклонно отнеслись бы такие газеты, как «Курьер» и, конечно, «Джон Буль».

Но сейчас не время для таких разговоров — они должны целиком сосредоточиться на плане, который разработали.

Наконец, словно вняв их горячим молитвам, на улицу въехала закрытая карета и остановилась у дома на углу.

— Герцог!.. — прошептала Петрина, узнав изображенный на дверце кареты герб.

Николас Торнтон кивнул, и они стали внимательно наблюдать за происходящим. Лакей спрыгнул с запяток и опустил подножку, а затем открыл дверцу. Появился герцог и, как показалось Петрине, довольно поспешно вошел в дом. Когда парадная дверь закрылась, карета уехала.

Петрина почувствовала внезапный приступ гнева, но он относился не к герцогу, а к той, которая так бесстыдно обманывала графа с другим мужчиной.

«Как она может так поступать с ним?» — думала Петрина. Ей тем более это было непонятно, что герцог в ее представлении не шел ни в какое сравнение с графом Стэвертоном.

Правда, ей вспомнились однажды сказанные слова отца: «Англичане — снобы, все без исключения, от принца до самого бедного из его подданных. Их в этом отношении превосходят только французы, самые большие снобы во всей Европе».

«Наверное, с точки зрения леди Ивонны, известной своим снобизмом, герцог — это поважнее, чем граф», — подумала Петрина.

Что касается самой Петрины, то, если бы граф был не важной персоной, а простым, обыкновенным человеком, она все равно бы его любила и почитала королем среди всех остальных мужчин.

— Теперь надо подождать, пока не стемнеет, — сказал ей на ухо Торнтон.

«Однако это произойдет лишь через несколько часов», — подумала Петрина и принялась за новый кусок ветчины.

Вообще-то время бежало быстро, потому что вопреки принятому решению Петрина все же заговорила с Торнтоном о положении в стране. А это неизбежно привело их к теме отверженных обществом людей, в частности уличных женщин, которым она старалась помочь.

Николас Торнтон рассказал, как однажды ему пришлось побывать в одном из притонов квартала Сент-Джайлс. Он был потрясен, увидев среди его обитателей малолетних детей.