В плену снов - Питер Джеймс

– У нас ведь будет время, папочка, правда?

Ричард улыбнулся:

– Ну конечно будет. Давай-ка поцелуемся на ночь.

Сэм наблюдала, как мальчик крепко обнял отца, обвив руками его шею – простая, всеобъемлющая, простодушная любовь ребенка. Он любит отца без памяти. Она тоже любила Ричарда без памяти. Любила, обожала, гордилась им. Целых девять лет. Пока не…

– Мамочка, а ты мне расскажешь сказку, которую рассказывала вчера? Ну, как человек убил дракона, а тот дракон снова ожил, а?

– Ты что же, снова хочешь эту сказку?

– Расскажи ее снова. Да-да! Пожалуйста!

Человек убил дракона и жил себе вечно и счастливо. Жил себе вечно и счастливо после этого. Самая большая выдумка детства.

– Иди-ка и напусти ванну, тигренок, а мама сейчас придет.

Ники умчался стрелой.

– Он очень выматывается, – сказала Сэм.

– Спокойной ночи, тигренок. – Ричард опустил стволы дробовика вниз и снова налил себе в бокал виски, точно свою норму – на уровень четырех пальцев. Он поднес рюмку к крану и добавил немного воды. – Ты выглядишь замечательно, таракашка, – произнес он с нежностью. – Как вот этот джемпер на тебе.

Она на мгновение опустила глаза, вспоминая, что там на ней надето.

– Спасибо.

– Я… – Он поколебался, опустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой пакетик. – Я… – он покраснел, – вот… принес тебе небольшой подарочек.

– Мне?

Он протянул ей маленький прямоугольный сверточек в шикарной подарочной обертке из фольги, но весь помятый и неуклюже заклеенный липкой лентой, которую ей пришлось долго отдирать ногтем. Внутри оказалась легонькая, довольно потертая кожаная коробочка. Сэм неуверенно посмотрела на Ричарда, он кивнул ей. Она приподняла крышку и увидела часы «ролекс», старого образца, в тонком прямоугольном корпусе с двумя циферблатами.

– Это… м-м-м… оригинальные… старинные, тридцатые годы. Я подумал… вся эта твоя чепуха с ретро… будет гармонировать с образом…

– Очень необычно, – сказала она, вынимая часы из коробочки. – Очень в струю. Это… великолепно. – Она поцеловала его. – Они восхитительны.

Сэм сняла свои часы, положила их на стол и пристегнула ремешок к «ролексу».

– Тебе придется заводить их.

– Да. Забавно, два циферблата… выходит, можно будет узнавать время в различных частях света, да? Это для ранних денежных воротил, да?

– Один для часовой стрелки, а другой – для минутной.

Она улыбнулась:

– А-а-а.

– Они повысят доверие улицы к тебе.

– Повысят.

– Нравятся они тебе?

– Да. Они великолепны… они…

Он сел обратно за стол. Его глаза увлажнились. Он заплакал.

– Извини меня, таракашка. Я запутался. Я… Я… в самом деле… – Он слегка склонил голову и в отчаянии обхватил ее руками. – Я люблю тебя, ты же знаешь, я по-настоящему люблю тебя. И не хочу терять.

Она подошла к нему, обняла и какое-то мгновение крепко держала, словно баюкала, смаргивая собственные слезы от нахлынувшей печали. Печали от того, что произошло и что он испытывал… И оттого, что даже теперь, в ее руках, он ей казался каким-то чужим. Она погладила его по лицу.

– Изумительные часы. Они, должно быть, стоят целое состояние.

– Мне хотелось подарить тебе что-нибудь совсем особенное.

– Ты в последнее время тратишь уйму денег.

Он фыркнул.

– Да все нормально. Мы провернули несколько неплохих сделок. Андреас считает, что у нас будет все отлично до тех пор, пока ничего не случится на японском рынке.

– А такое возможно?

Он отстранился от нее и сделал большой глоток виски. Сэм внимательно посмотрела на него, и ей почудился слабый отблеск беспокойства в его лице.

– Существует такая угроза? – осторожно повторила она.

Он снова фыркнул.

– Нет.

Но она почувствовала, что в его обычной уверенности чего-то недостает.

– А давно ты имеешь дело с Андреасом?

Он пожал плечами:

– Примерно восемь или девять месяцев.

– Он, кажется, помог тебе заработать кучу денег.

– Да, он хороший малый, – подтвердил Ричард, слегка покраснев.

– Ты ему доверяешь?

– Он абсолютно честен.

– В самом деле?

Он кивнул.

– А он не авантюрист?

– Нет… он… – Ричард поколебался. – Он действительно… ну… очень осторожен. Он же директор банка. Весьма серьезное учреждение. – Он неуклюже поскреб себя по затылку. – А почему ты…

– Я просто подумала, что он немного странный, только и всего.

– Ну, многие швейцарцы несколько флегматичны.

– А как прошла охота? – спросила она.

– Трофеи отличные. – Ему словно полегчало оттого, что она сменила тему разговора. – Сто восемьдесят фазанов! Как в былые времена. Думаю, придется сооружать подходящую кладовку для дичи.

Сэм принялась осторожно взад-вперед крутить винтики своих часов. Она сообразила, что уже многие годы не заводила вручную часы.

– Ты уже позаботилась о представлении, ну, о «Панче и Джуди», таракашечка, а?

– Да.

– И во сколько оно начнется?

– В три. Тебе надо отладить проектор сегодня. А то завтра будет некогда, ведь тебе придется еще ехать за своей матерью.

– Старая коза. – Он сделал еще один большой глоток виски. – Пора бы ей уже прекратить выставлять себя напоказ.

– Вот и Ники в один прекрасный день скажет так про нас с тобой.

– Да уж наверняка скажет.

– И это тебя не беспокоит?

Он пожал плечами:

– Нет.

Она снова поцеловала его в щеку.

– Ну, я пойду и расскажу Ники сказку.

Сэм вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, высморкалась и вытерла слезы. Медленно поднялась по лестнице, возвращаясь в мыслях к сказочке про человека, который убил дракона, а дракон взял да и ожил, только на этот раз превратился в двух драконов, и человек убил их обоих, а потом они превратились уже в четверых драконов, но он и их тоже убил. Вот так взял и убил, навсегда.

12

– Уби-уби, джуби-джуби! Ну и кто же здесь гадкая девочка?

Сэм внимательно рассматривала ширму, украшенную гирляндами пакетиков с леденцами. Панч, с огромным крючковатым носом, вертелся туда-сюда в остроконечной шапочке, постукивая полицейской дубинкой по крохотной сцене, пронзительно вереща при этом:

– Гадкая, гадкая, гадкая, гадкая. Кто же здесь гадкая девочка, а?

Кто-то из детей крикнул:

– Мама Ники, вот кто!

Панч важно раскачивался всем туловищем вверх-вниз, повторяя самому себе:

– Хм, мама Ники гадкая, вот как? Мама Ники гадкая, правда? Ну, сейчас мы разберемся, разберемся, да?

– Да! – завопил хор голосов.