Чудо любви - Николас Спаркс

– Да, есть, если это можно назвать дорогой. Раньше по ней возили лес с холма, а теперь туда забредают разве что охотники на оленей. Дорога очень неровная и каменистая, так что не знаю, захотите ли вы ехать туда на своей машине.

– Ничего страшного, – сказал Джереми. – Машину я взял напрокат. И к тому же я уже привык к вашим дорогам.

– Ну ладно, – пожала плечами Лекси. – Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.

В молчании они выехали из города, миновали кладбище Седар-Крик и проехали по маленькому мосту. Дальше дорога тянулась между становившимися все гуще зарослями деревьев. Голубое небо постепенно скрылось за серыми тучами, заставившими Джереми вспомнить зимний полдень в Нью-Йорке. Время от времени в небе появлялись стаи скворцов, которые летели так слаженно, словно их связывали невидимые нити.

Лекси, ощутив неловкость от затянувшегося молчания, стала рассказывать обо всем, мимо чего они проезжали: о затеянных местными властями строительных проектах, но так и не доведенных до конца, о местной флоре, о кладбище Седар-Крик. По левую сторону вырисовывались неясные очертания холма. Окруженный тусклым светом, Райкерс-Хилл казался мрачным и таинственным.

Джереми помнил, что в прошлый раз, когда ехал по этой дороге, он повернул назад где-то тут. Как оказалось, он совсем немного не дотянул до дороги на холм. Подавшись вперед на сиденье, Лекси внимательно осмотрелась и сказала ему:

– Скоро будет поворот. Сбавьте скорость, чтобы не пропустить его.

Джереми поехал медленнее, а она продолжала сосредоточенно смотреть в окно. Кинув на нее быстрый взгляд, он заметил небольшую морщинку между ее слегка нахмуренными бровями.

– Так, так… а вот и поворот, – сказала Лекси, махнув рукой в сторону.

Да, она была права: едва ли это можно было назвать дорогой. Гравий, ухабы и рытвины – все было даже хуже, чем на подъезде к «Гринлифу». Машина тряслась и подпрыгивала, И Джереми вынужден был поехать еще медленнее.

– Райкерс-Хилл – собственность штата? – спросил он. Лекси кивнула:

– Да, штат купил эту землю у какой-то крупной лесопромышленной компании – вроде «Уэйерхаузер» или «Джорджиа пасифик». Точно не знаю – я была тогда совсем маленькой. Этот холм – историческое место, представляющее интерес для краеведения. Однако с тех пор, как его купили, он так и заброшен. Власти даже не разбили там парк.

Дорога сужалась, и кроны высоких сосен смыкались над ней. В то же время, по мере продвижения вверх, поверхность петлявшей зигзагом дороги становилась ровнее. По обе стороны от нее были видны охотничьи тропинки, шедшие в глубь зарослей.

Лес начал редеть, и вверху снова появилось небо. На вершине холма деревья были чахлые, поврежденные бурями и грозами. Многие оказались сломаны ветром и расколоты молниями, и примерно треть из них продолжали стоять, выдерживая натиск стихий. Когда дорога наконец перестала подниматься в гору и они поехали по ровной местности, Лекси сделала Джереми знак остановиться, и они вышли из машины.

Лекси шла, скрестив на груди руки. Здесь, на вершине холма, воздух казался гораздо холоднее, а ветер был резким и пронизывающим. Над холмом кружил краснохвостый сарыч. Облака тут уже не выглядели бесформенными, и можно было легко различить все изгибы и завитки причудливых фигур, проплывавших по небу. Сверху был виден весь город: крыши домов, прижавшихся друг к другу или разбросанных вдоль дорог, одна из которых вела к кладбищу Седар-Крик. Сразу за городом виднелась река, воды которой блестели, как расплавленное железо. Автомобильный мост и живописно возвышавшаяся за ним железнодорожная эстакада тоже были как на ладони. Присмотревшись внимательнее, Джереми разглядел казавшееся крохотным здание библиотеки и даже смог найти то место, где должна быть его гостиница, хотя ее домики затерялись среди их деревьев.

– Какой потрясающий вид, – сказал он наконец.

Лекси указала на одну из окраинных улиц города:

– Видите вон тот маленький домик? Тот, который стоит немного особняком, возле пруда? Вот там я и живу. А чуть дальше, неподалеку – видите? Это дом Дорис, где прошло все мое детство. Порой, когда была маленькой, я смотрела на этот холм и представляла, как было бы здорово увидеть отсюда весь город. – Джереми улыбнулся, и она продолжила: – Подростками, мы с друзьями иногда забирались на этот холм и могли сидеть здесь часами. Летом огни домов сверкают, как звезды. А светлячки!.. Их так много в июне, что кажется, будто в воздухе сияет огнями еще один город. Как ни странно, на этот холм редко кто приходит, хотя все знают, насколько здесь красиво. И мы с друзьями всегда считали это место своим. – Лекси замолчала, чувствуя, что ее охватило необъяснимое волнение. – И однажды мы тут попали в такую историю, – продолжила она. – Ожидалась сильная гроза, и мы с друзьями решили отправиться на холм, чтобы полюбоваться ею с самого верха. У одного из нас был пикап – огромная такая махина, которая могла проехать где угодно. На нем мы сюда и добрались. Нам ужасно хотелось посмотреть, как молнии будут прорезать небо прямо над нашими головами. Мы совсем не думали о том, что будем во время грозы находиться на самом опасном месте в округе. Когда засверкали молнии, мы сначала были в полном восторге. Молнии освещали небо яркими вспышками, и после каждой мы считали вслух, ожидая удара грома – ну, вы понимаете, чтобы узнать, как далеко была молния. Однако вскоре до нас дошло, что мы находимся в самом эпицентре грозы. Подул такой сильный ветер, что наша машина чуть не перевернулась, а дождь так хлестал, что ничего не было видно. А потом молнии стали ударять в окружавшие нас деревья, и их вершины, искрясь, разлетались в щепки. Земля под ногами дрожала.

Пока Лекси говорила, Джереми внимательно смотрел не нее. Она впервые рассказывала о себе, и он пытался представить, какой она была раньше, например, когда училась в школе. Кем она тогда была? Заводилой, лидером? Или наоборот – тихой, задумчивой девочкой, проводившей большую перемену в библиотеке? Но конечно, все это уже далеко в прошлом. Какое сейчас имело значение, какой Лекси была в школе? С тех пор она могла измениться. Но как бы то ни было, слушая ее, он не мог точно сказать, какая она сейчас.

– Могу представить, в каком вы были ужасе, – сказал Джереми. – А кстати, знаете, что температура молнии достигает пятидесяти тысяч градусов? – Он выразительно посмотрел на нее. – Это в десять раз выше температуры поверхности Солнца.

Лекси улыбнулась:

– Нет, этого я не знала. Но нам и так было страшно. Большего ужаса, чем тогда, мне в жизни не приходилось испытывать.

– Ну а что было дальше?

– Гроза закончилась, и, придя в себя, мы поехали домой. Все это время моя подруга Рейчел так сильно стискивала мою руку, что у меня на коже остались следы от ее ногтей.

– Рейчел? Это, случайно, не она работает сейчас официанткой в «Гербсе»?

– Да, это она, – сказала Лекси и, скрестив на груди руки, хитро на него посмотрела: – А что, она настойчиво добивалась вашего внимания, когда вы сегодня там завтракали?

– Нет, – немного замялся Джереми, – я бы так не сказал. Просто у нее… довольно эксцентричная манера поведения – только и всего.

– Да, Рейчел такая, – рассмеялась Лекси. – Я хорошо ее знаю, в школе мы были лучшими подругами, я считала ее почти сестрой. Да и сейчас я к ней очень хорошо отношусь. Но, понимаете, потом, после колледжа, Нью-Йорка… когда я вернулась, все стало по-другому. Мы с ней просто как-то раздружились. Поймите меня правильно: она хорошая, добрая девушка, я не могу сказать о ней ничего плохого, но…

Лекси замолчала, и Джереми пристально взглянул на нее.

– Вы стали смотреть на мир по-другому? – спросил он.

Она вздохнула:

– Да, наверное, дело в этом. – Думаю, такое случается с каждым, когда он взрослеет, – сказал Джереми. – Человек лучше узнает себя, ставит перед собой иные цели, а потом вдруг обнаруживает, что некогда близкие ему люди уже не понимают его, не видят того, что видит он. И хотя в душе человек сохраняет теплое отношение к друзьям детства и юности, он от них отдаляется. Это совершенно нормальное и закономерное явление.

– Я понимаю. Однако в таком маленьком городе, как наш, все обстоит значительно сложнее. У нас не очень много тридцатилетних людей, а тех, кто к этому возрасту не обзавелся семьей, и того меньше. Так что круг общения у нас чрезвычайно узкий.

Джереми понимающе кивнул и внезапно улыбнулся:

– Вы сказали «тридцатилетних»?

Лекси вспомнила, как вчера он пытался угадать ее возраст.

– Ну да, – сказала она, пожав плечами. – Что поделаешь, годы идут.

– Да, идут, но только не для вас, – произнес Джереми. – И себе я люблю повторять то же самое. Когда меня начинают одолевать мысли о том, что молодость уходит, я поступаю так: надеваю широкие штаны, которые едва держатся на бедрах, бейсболку козырьком назад и отправляюсь бродить по центральным улицам, слушая рэп.