Гуль - Артём Кочеровский

сгустка, непрерывно испускающих влагу в виде прозрачных соплей, лежали в пластмассовой банке от таблеток в холодильнике. Я знал, что могу съесть одну из них в любой момент. И я подначивал себя, что лучше сделать это раньше и не доводить себя до полного истощения и провалов в памяти.

Вторую железу я съел через две с половиной недели после первой. Запустился новый виток. Свобода от голода, наслаждение, энергия. Я постарался больше так сильно не обманываться. Я тщательно следил за собой и проводил так называемые «испытания человеком». Железы питали меня, не делая при этом гулем. Сытым я чувствовал вкус обычной еды, напитков. Мог ощущать обычные запахи. Я переставал смотреть на людей, как на ходящие стейки. Ощущал уверенность в трезвости мышления. Это было здорово. Это дарило мне надежду. Со мной ещё не всё было кончено. Но это накладывало и обязательства. Страшные, кровавые обязательства с отрубленными головами и вскрытыми черепами. Если я хочу чувствовать себя человеком, то мне придётся убивать гулей.

Я забыл о сне. Искал его в коротких перерывах между школой и наступлением ночи. Полночь же стала для меня отсчетным временем, когда я выходил на разведку. Обычно я выбирал высотку в ранее неисследованной части города, забирался на её крышу или технических этаж и подлогу сидел там, наблюдая за происходящим. Причем наблюдал я больше не глазами, а носом. Я ждал, когда поток ветра принесет мне запах. Запах омертвелой кожи и гнили. Сам я был в выигрышном положении. Пока я был сыт, мой запах был слабее запаха обычного гуля. Даже если бы ветер принёс мой запах пробегающему по соседней крыше гулю, он едва ли принял бы меня за своего. На человеческий мой запах тоже не походил, но близко к тому. Тем более, что человеческие тоже были разные. Вспомнить хотя бы того Горзу на турниках возле школы. Даже самый голодный гуль десять раз подумает: стоит ли ему рисковать и пробовать такую плоть. Сытый зародыш — определение, которое само себе противоречит. Но, как оказалось, не всегда. Гули и подумать не могли, что могут встретить сытого зародыша. И это давало мне преимущество. Я видел их, оставаясь скрытым.

Гришу Копыльцева я нашел на Юго-Западе. Он работал на кладбище в двадцати километрах от города. Родственники и друзья умерших задавались вопросом: «Что же подвигло такого молодого и скромного паренька работать сторожем в столь мрачном и пугающем месте?». Гриша был вежлив и учтив. В силу своей скромности ни с кем никогда не спорил, а когда ему приносили взятки, желая подобрать покойным лучшее место, Гриша отказывался и отдавал место просто так. И ведь деньги ему были нужны. Девчонка с непропорционально большой попой, кажется, её звали Даша, гуляла с ним только из-за денег. Восемнадцатилетний сторож на кладбище, без образования, без вредных привычек, без перспектив и подростковой безбашенности, которой так хотелось семнадцатилетней выпускнице. Гришу она не бросала только потому, что он задаривал её подарками, водил по кино, клубам и кафе. Где он брал деньги: я не знал. Но уж точно ему столько не платили. А взятки Гриша не брал. Иногда очень хотелось, но страх — потерять столь сладкое место — перекрывал мимолетное желание.

Кладбище было его местом силы. Вокруг кружила смерть, покоились погребенные тела, каждый день привозили новых.

Гриша гулял по кладбищу по ночам. Он представлял себя кем-то. Я видел это, наблюдая из бинокля. Гриша расхаживал между оградками, что-то говорил и указывал руками. Он представлял себя владыкой этого загробного царства. Воображал, будто все они его подданные, и он может в любую секунду поднять их и повести на бой. Ещё Гриша любил разрывать старые могилы. Поросшие травой, с покосившимся и обрушившимися памятниками. Места, куда не приходили многие годы и вряд ли уже когда-нибудь придут. Он делал это с умом. Выбирал место за памятником и делал настоящий подкоп. Ему хватало сил — пробиться через слежавшуюся землю. Там он в свете налобного фонаря проламывал гнилые доски гроба и доставал кости. Хрен знает, что это за фетиш такой, но к старым костям Гриша питал особую слабость. Достав кости, он садился на краю своего подкопа и внимательно их рассматривал, а затем, не без явного стеснения, обгладывал их. Там и мяса-то уже дано не было, но он находил какие-то хрящи или что-то ещё. Одно время я думал, что Гриша этим и питается. Но его увлечение костьми было лишь хобби. Питался он по старинке. Его жертвами становились ютившиеся возле кладбища бомжи.

Когда пришло время, я съел третью железу. Голод только начал себя проявлять, и я бы запросто продержался ещё пару недель, но знал, что мне понадобятся силы. Железы их давали. Как обычная еда возвращала силы оголодавшим, так и железы восполняли мне силы и энергию.

Гриша гулял ночью по кладбищу, а я сидел, спрятавшись за фамильным надгробием супруг Ивановых. Ветер дул в мою сторону. В руках у меня была метровая железяка с пневматическим поршнем и стрелой — гарпун. Гуль подошёл ближе, я выстелил. Стрела пробила плечо и ощетинилась наконечником. Гуль рванул вперед, а я затормозил его, но не слишком резко, чтобы не порвать трос. Затем дёрнул и повалил его на спину. Протащил несколько метров по земле. Гуль рычал и пытался вскочить, но не мог поймать равновесие. Он брыкался и оставлял на земле ров. Хватался за оградки и памятники. Я дотащил гарпун до забора, сунул в металлическую решетку и поставил за ней в распорку. Гуль к тому времени вскочил, несколько раз дернулся, погнул крепление гарпуна и так сильно натянул трос, отчего тот жалобно загудел. Ещё немного и он либо порвет его, либо вырвет стрелу из плеча вместе с несколькими килограммами собственной плоти. Он испугался, а потому не сразу понял, что избавиться от стрелы можно проще. Он перехватил трос руками и укусил. Ему хватило три раза сомкнуть челюсти, чтобы уменьшить трос вдвое. Я подскочил через секунду, увернулся от его размашистого удара и засадил нож в голову. Гуль упал на колени. Из макушки в небо торчала коричневая рукоять. Он ударил ещё раз, но уже слишком слабо. Я поймал его руку, заломил за спину и опустил гуля мордой в землю. Прижал пяткой между лопаток и накинул через голову удавку. Свел руки до натяжения и затем дернул в разные стороны. Голова отделилась от туловища. Гуль Гриша Копыльцев подарил мне ещё три железы.

… … …

Демидова Маша убрала телефон