Без алиби - Андрей Михайлович Дышев

какой стороне море, а им навстречу, с шумом, свистом, шли на штурм автобусов уже под завязку впитавшие в себя солнце, свежий воздух и морскую соль, коричневые, похудевшие, счастливые и немного грустные люди. Вокзалы вообще – место особое. Здесь можно крутиться, ходить из угла в угол, высматривать, наблюдать за кем-либо часами, и ни у кого при этом не вызвать подозрения. Идет постоянная смена лиц – кому ты нужен в этом бурном потоке?

Я зашел в зал. Как всегда здесь было душно, у касс толпился народ, наглецы лезли без очереди, принципиальные пытались с ними бороться и насмерть держались своего места в очереди, флегматичные зевали, пропускали наглецов вперед себя и потухшим взглядом изучали правила поведения в междугородних автобусах.

Ячейки камеры хранения находились здесь же, в этом зале, занимая всю дальнюю стену, но я, кинув в их сторону быстрый взгляд, увидел лишь верхний ярус, где шли номера с первого по седьмой, а остальные заслоняла очередь.

Я открыл дверь с надписью "Диспетчер. Посторонним вход воспрещен" и быстро подошел к Елизавете Петровне – сухенькой седой женщине, зачем-то выкрасившей волосы в фиолетовый цвет. Когда-то она дружила с моей бабулей и до сих пор утверждает, что носила меня на руках. Нависнув над ней и заслонив собой солнечный свет, я сказал:

– А вы говорите, что носили меня на руках.

Диспетчер опустила микрофон на стол, короткий испуг на лице женщины сменился улыбкой.

– Кирилл? Напугал! Что тебе?

– Елизавета Петровна, а у нас камеры хранения работают?

– Камеры хранения? А куда они денутся? Вчера еще работали. А тебе-то зачем? Бабушкина квартира есть, дача есть, – она засмеялась, машинально приняла у вошедшего водителя путевку, выдвинула ящик стола, достала штамп, хлопнула им по бумажке.

– Да это я так! – Я махнул рукой. – Вон, на площадке, девчонки из Симферополя приехали, спрашивают, можно ли вещи сдать в камеру. А жетончики есть?

– А куда они денутся? – любимым вопросом ответила диспетчер, снова выдвигая ящик. – Вчера еще были. Да, пяток наберется.

– Значит, народ пользуется камерой?

– Да кто там пользуется! – махнула она рукой. – Никто этим камерам не доверяет. Я уже не помню, чтобы кто-нибудь у меня жетон покупал. Может быть позже, в разгар сезона.

– Ясненько… Так я для чего к вам пришел – тут ко мне отдыхающие каждый день обращаются, а все места у меня уже заняты. Если не возражаете, я буду их к вам переправлять. У вас комнат побольше, чем у меня.

– Только девочек, мне парней не надо! – ответила диспетчер. – Эти и дом спалят, и за проживание не заплатят. Девочек, и лучше ленинградок.

– Ну, есть! Будут вам ленинградки.

Облом! Жетоны никто не покупал. Я вышел из диспетчерской, пристроился в хвост очереди, незаметно сдвигаясь к камерам хранения. Вот она, восемнадцатая, третий ряд сверху. Ячейка не самая удобная, прежде чем что-нибудь положить туда, надо присесть на корточки. Значит, никто жетон не покупал. А как же, черт возьми, мой таинственный друг, вор поганый, камерой-то воспользовался?

Я стоял в очереди и не знал, что предпринять. Восемнадцатая ячейка, казалось, сама лезет в глаза, кричит мне, сигналит: открой меня, открой! А что я хочу там найти? – спрашивал я сам себя. Деньги? Ключи? Карту? Лопату? Очень любопытно, очень.

Передо мной оставалось человек пять. Если я не выйду из очереди в ближайшие десять-пятнадцать минут, то придется, в самом деле, брать билет на Феодосию. Ну, предположим, я открою ячейку. Есть ли в этом криминал? Нет. А если не открою, напрочь забуду о ней, не стану ли потом всю жизнь корить себя, что упустил уникальный шанс ввязаться в какое-нибудь авантюрное дело, сродни тому, которым я занимался в Южной Америке? К тому же, потеряв связь с этим человеком, я уже вряд ли когда-либо увижу своего дракона.

Я решительно покинул очередь, подошел к восемнадцатой ячейке, присел у дверцы, взялся за первый переключатель кода, как вдруг дверца с протяжным скрипом стала открываться сама. Я остолбенел, еще не понимая, что произошло. Потянул за ручку. Дверца раскрылась. Я заглянул в нишу. На металлическом дне лежал конверт.

Я взял его, незаметно сунул под рубашку и вышел на улицу. Карта? Деньги? – думал я. Записка с номером телефона или адресом, куда я должен прийти?

Я свернул влево, за киоски, торгующие почтой и сигаретами, поднялся на пригорок и, пригнувшись, зашел за большой красочный щит, рекламирующий вина новосветского завода. В этом укрытии я извлек конверт из-за пазухи, надорвал его край и вытащил маленький лист бумаги, на котором принтером было отпечатано:

"ЗАВТРА, ОРИЕНТИРОВОЧНО В 5.00, ПО ТРАССЕ ГУРЗУФ-ЯЛТА В РАЙОНЕ ОСТАНОВКИ ТРОЛЛЕЙБУСА "НИКИТСКИЙ БОТАНИЧЕСКИЙ САД", В СТОРОНУ ЯЛТЫ ПРОЕДЕТ АВТОМОБИЛЬ МАРКИ "BMW" ЧЕРНОГО ЦВЕТА, НОМЕРНОЙ ЗНАК 555–85. В КАБИНЕ, КРОМЕ ВОДИТЕЛЯ, БУДЕТ НАХОДИТСЯ ОДИН ПАССАЖИР. ЕГО МЕСТО – НА ПЕРЕДНЕМ СИДЕНИИ. ОХРАНЫ И ОРУЖИЯ НЕ ИМЕЕТ. СТЕКЛА В МАШИНЕ ОБЫЧНОГО КАЧЕСТВА. ПАССАЖИРА – ЛИКВИДИРОВАТЬ."

Я трижды перечитал записку, затем мелко порвал ее вместе с конвертом и подкинул над головой, где обрывки тотчас подхватил ветер.

М-да, не думал я, что мне предложат такое. Грустно, гражданин Вацура, что ваши способности так низко ценят. Но где же обещанные деньги и оружие? И почему ячейка была открыта?

Я вернулся к автовокзалу, но автобуса дожидаться не стал, пошел к рынку пешком, по тропе через пустырь. Мне было досадно. Такова природа человека – он всегда ожидает большего, надеется на лучшее, потому что оптимизм заложен в нем самой природой. Я-то возомнил о себе бог весть что, когда мне сказали о моих способностях. Думал, что имеют ввиду мою настойчивость, ну, скажем, надежность – я никогда не предам человека, который мне верит, или мое умение выживать в экстремальных ситуациях. Оказалось же, что от меня не требуется ничего более, кроме как расстрелять пассажира в машине – причем неизвестно чем. Задание для тупорылого мясника, мокрушника, окончательного выродка, для которого человеческая жизнь намного дешевле, чем пятисотдолларовый аванс, завернутый в мятую газету, и брошенный под ноги, как кость псу.

Злость переполняла меня всего, и я невольно сжимал кулаки и бормотал под нос: "Ну, я тебя достану! Я тебе поручу общественные сортиры языком вылизывать." Увлеченный фантазиями