Там - Евгений Головин

Дался им этот академик! Камни он ломает, что ли, у себя в Африке? А вообще хорошие стихи. Автор явно ни о чем не думал. Я бы только добавил:

Далеко далеко на озере Чад,Не украв ни единого камняИзысканный бродит бывший портной.

Проанализировал себя: туфли, штаны, соломенная кепка, никаких мыслей. Я не думаю ни о чем. И тут же эти змеи-мысли поползли целым ворохом. Излагать их неинтересно. Пусть себе ползают. Надоест — уползут. Пойду-ка в столовую, поем лапши, пивка попью, хотя бы его изобрел не Абу-Дабу, а сам африканский академик. Господи Боже! Сейчас новое время, столовых нет, лапша, верно, китайская, а пиво? Вон парень идет, пиво сосет. Ну его к черту! Надо найти изысканного портного. А где? На озеро Чад за ним не поедешь, здесь такая волынка с документами! Пойду в газету, пусть отправляют от редакции. Просто так не придешь, надо стихи сочинить. Какие? Лирические, лучше всего:

Гаврила Натан превратился в селедкуИ поехал на сковородку (в лодке), а то подумают неизвестно чего!В кухне дым и чад,На озере ЧадПоют петухиХи хи!

Отлично! Про Платона и академика забыл! Про портного забыл! Но хи хи бесподобно! Стоп! О чем я думал, когда сочинял стихи? Ни о чем. Нет, слишком шикарно для этого «Коломенца» или как там его! Да и адрес я позабыл. Вернулся домой — газеты не было. Судьба. Лег спать.

Проснулся. Нечто важное, какая-то ошибка. Не думать совсем не о чем нельзя! В кухне загремел таз. Куда он летит, обо что, бедняга, ударился. Вот тебе и мысль! Хоть две диссертации пиши. И доклад о зверском обращении с домашним имуществом. А таз — имущество? Думать все равно о чем — вот истина, достойная того, который…Ладно. Полез под кровать — там книжки разные свалены. «Пудель в хозяйстве» — верно, академик забыл. Дался мне этот академик! А что с ним, бедолагой? Должно, у Рамзеса служит профессором или рабом. Или в портные подался. Мысли, конкретные мысли! Бич Божий!

Все равно о чем — вот холодная звезда поэта! Хи Хи! Стихи хоть куда, только мало их. Ага! Беда Аллеман «Время и фигуры у позднего Рильке». Так себе поэт. И думал элегиями в сарае. Интересно, а зачем пудель в хозяйстве? Вопрос. Гадюка подколодная! Та же мысль, только хуже. Пудель, похоже, у фараона Рамзеса картошку чистит. Надо у Беды узнать. Он не только писатель, но и собаковод. Или собаковед. Собаковед это тот, кто собаку ведет уча. Очень может быть. Собаковед это кинолог. Бедняга! Снимает, поди, кино у Рамзеса про пуделя, который чистит картошку, про академика, который вспоминает Платона, плача на озере Чад, про портного, который обшивает жирафа, про профессора, который…Откуда взялся профессор? Треск, звон! На кухне в волейбол играют. Вернее, в волейтаз. Эврика! Стихи: Волевой таз своей волей играет…сам в себя. А почему бы и нет? Ведь котенок играет сам в себя. Говорят, сам с собой, но это чушь, выходит он играет с другим котенком. Раздвоение котят? Надо у Беды спросить. Если он о Рильке книгу написал, то про раздвоении котят всё знает. Однако, имечко у него! Небось, сам Бельфегор обозначил. Есть же знаменитое стихотворение:

Из-за леса, из-за горЕдет дедушка Бельфегор.

Ну и езжа мог кого-нибудь обозвать. Господи! Одни конкретные соображения. А думать надо все равно о чем.

Молчание. Сижу на кровати, деепричастно скреща ноги. Может быть, чеша затылок? Стихотворение приближается, надвигается. Может, ограничиться одним размером? Скажем, «двухстопный ионический трохей» Баллада и точка. Но проклятая точка тащит за собой (как бурлак) дочку, кочку и вообще целое болото! На кухне снова загремел таз. Визжа, на сей раз. На него наверняка упала сломанная мясорубка, которую племянник Столбея Никифирыча чинит уже шестой год. Я знаю случайно, меня на юбилей позвали. К делу. Надвигается стихотворение. Интересно, если мясорубка продырявит таз, имущественный спорт запретят?

А я хорош! Думать надо все равно о чем. А у меня конкретика, мемуары какие-то. Тоже мне, поэт. Интересно, а поэты в курсе, что пишут стихи? Гумилев слышал про озеро Чад. Рильке имел пантеру у себя. Беда с этим Бедой! Академик и пудель с портным припечатанно ничего не знают, кроме Платона да Рамзеса. А разве Беде стоит верить? Ему бы с таким именем на съездах выступать, а не книги писать. Да, стихотворение наступает:

На свехкаменной площадкеБогател уродВопреки Фата-Моргане (фатаморгане, вдруг пишется вместе)Выращивал желтофиоль.

Что такое желтофиоль? Фортепиано, картошка, качели? Сложное какое-то стихотворение, полное иностранных слов. И потом! Не всякий урод разбогатеет на желтофиоли. Беда, к примеру…Откуда мне знать, урод он или нет? Вот Квазимодо или Столбей Никифорыч. Последнего я и в глаза не видал. Юбилей про мясорубку проходил-то в письменном виде. А кощунственные (я бы написал кащеевые) слова «вопреки Фата-Моргане»! Против оной только рыцарь Лузиньян мог сражаться, а не какой-то урод. Ну напустит Рильке свою пантеру — от нее(пантеры) только перья полетят! А стихотворение жалко. Есть в нем загадочная расчудесность. Тьфу! Совсем с ума спятил!

С кухни доносятся удары гонга. Ну и словечко «доносятся»! Будто гонгом пишут донос. Кстати! А если я донесу стихотворение про гонг(откуда он взялся?)…Хлопнул себя по лбу, отнесясь к себе критически: у меня и так на чердаке бардак бардаком, а тут еще дурацкое любопытство. Совместна ли причинно-следственная связь(мразь, по-моему, лучше) с «думать надо все равно о чем». «Сдумать!» — ну и стиль! Лучше уж сразу слизнуть или стяпнуть. Скажем «уж стяпнул гонг» — первая строка. Много вопросов возникает. Какой-нибудь дотошный критик спросит: а зачем ужу гонг? Но уж-то не дурак! Он ответит в таком духе:

Неужто ужу(сужу)Не нужен гонг луженияИ служения — ну там чему-нибудь!

Если следующая строфа будет про снабжение — выйдет пирожное, а не стихотворение!

О снабжении журчатКолонисты озера Чад.

Удачная вещь! Портные и жирафы только и мечтают о конфетах! Пуделю, правда, нужна еда основная. Недаром поэт спросил:

ПудельШтрудельОткудель?

Поэт это я. Откудель — пусть академик кумекает.

Умиротворенно!

Слово вылетело внезапно. Нет, гонг замолчал и тишина, проступя, сотворила мир. Вошел дворник Онуфрий — полосатый, коньячный, прозрачный от цели визита. «Слышь, забыл как бишь тебя, к Столбею-то гонгарь пожаловал. Черный, золотые кольца в ушах!»

«Так это, верно, гонец с озера Чад.»

«Нет, Столбей его поинаковому обозвал. Здорово, говорит, Ляксей Ляксеич. Этот Ляксей в здешней бане трубочистом трудясь, таз сопре, за игреца себя выдамши. А другой раз за изморозь преставился! Ну я пошел. Надо ему спинку потереть. Бегу, Ляксей Ляксеич!»

Онуфрий подсказал хорошее слово. Изморозь!

Озеро Чад. УмиротворенноИзморозь. Кричат.

Понятная суматоха — негры, академики, пуделя… И над всем тропическим безумием царит изморозь — подходяще для фата-морганы.

Дворник Онуфрий хотел сказать про трубочиста «представился», а не «преставился».

Увы. Дворники нуждаются в редактуре. А золотые кольца в ушах?

А может совсем ни к чему все эти люди? Воображаемые академики, портные, Рамзесы, дворники, Беды, пуделя? Некоторые из них существуют — в историческом, научном или звероподобном виде — не все ли равно! Им нет места в стихотворении, которое вещь в себе. Можно встретить кое-кого или прочесть кое о ком — не все ли равно? Это ближе к максиме. Если жираф, облаченный в бархатный костюм (облаченный, хорошее слово), (надеюсь, портной не подкачал) прибыл на озеро Чад, это меняет дело:

ИздалекаОблаченный в облака (будем считать облака и бархат за одно и тоже)Ледовитый, продвигаясь плодовито (а почему бы и нет?)Из моря  роз слегка в гонговую изморозьНа встречу с Фата-Морганой, он…

Не назвать же его «я» или «ты»! Ледовитый объект, продвигаясь плодовито(он сеял по пути плодовые сады) в гонговую изморозь в бархатном костюме, несомненно, «он», даже «Он». Великолепная отстраненность! Надо показать трубочисту. За поллитра он что угодно прочтет. К тому же его имя состоит из «труба» и «чистить». А что если это труба архангела? Наивысокопочтеннейшее звание! Трубочист-архангел!