Огненные времена - Джинн Калогридис

Однако бабушка показала мне и те два растения, которые служили только магическим целям. Они были очень опасны, и пользоваться ими можно было лишь в исключительных случаях и только хорошо обученным людям. Бабушка обещала, когда придет время, показать мне, как их использовать, – во-первых, белену, которая дает человеку возможность летать, а во-вторых…

– Вот это, – прошептала она благоговейно, когда мы обе присели у подножия древнего дуба, и залюбовалась непритязательным шишковатым грибочком, – ключ к началу.

Она всегда называла это «началом», хотя впоследствии я не раз слышала, как это называли посвящением или инициацией.

Однажды, когда матушка отдыхала в доме, а мы с Нони ползали на коленях в огороде, бабушка вдруг подняла лицо к синему, ясному небу. Проследив за ее взглядом, я тоже увидела низко над горизонтом призрак луны, совершенный круг прозрачной слоновой кости.

– Чудесная, полная луна, – с восхищением сказала Нони. – Нынче ночью мы встретимся, приготовься.

И не произнеся больше ни слова, вернулась к прополке.

Я бы непременно засыпала ее вопросами, если бы от волнения и нетерпения чуть дар речи не потеряла. Тем не менее я молча закончила работу и внешне была совершенно спокойна, хотя на самом деле мои сердце и мысли разрывались между радостью и страхом.

Вечером Нони приготовила нам на ужин жирную курицу и овощное рагу. Я принесла Нони матушкину тарелку и с удивлением увидела, как она положила в нее большую порцию овощей, с самым невозмутимым видом посыпала их каким-то порошком и размешала матушкиной ложкой. Поскольку мы с Нони стояли спиной к маме, я кинула на бабушку острый, вопросительный взгляд. Нони лишь пожала плечами и добавила к рагу куриное бедрышко.

Дрожа от предвкушения и вины, я отнесла матери ее ужин, который та съела с необыкновенным для нее аппетитом. Мы с Нони тоже поужинали – конечно, наши порции были поменьше и в них ничего не было добавлено.

Через час, еще до наступления темноты, матушка потихоньку начала посапывать. В это время мы с бабушкой молча сидели перед все еще не погасшим очагом. Еще целый час провели мы в таком положении, и каждая была погружена в свои мысли и, конечно, шептала про себя молитвы, связанные с предстоящим событием. Я прежде всего молилась о том, чтобы та жертва, которую принес еврей, отдав свою жизнь за меня, оказалась ненапрасной. А еще я молилась о том, чтобы скорее узнать, что же именно как жрица Дианы я должна буду делать.

Наконец наступила глубокая ночь. Однако лунный свет, струившийся сквозь открытые ставни, был таким ярким, что казалось, будто это не ночь, а день. Взявшись за руки, мы поднялись и вышли из дома.

Мы пошли прочь из деревни, прочь от Тулузы, темными башнями возвышавшейся вдали на фоне залитого лунным светом неба. Трава и полевые цветы мягкой прохладой стелились под нашими босыми ногами. Я нисколько не удивилась, поняв, что направляемся мы в старую оливковую рощу. Много раз доводилось мне видеть деревянную статую Девы Марии во время весенних празднеств, когда ее украшали цветами. Я сама не раз стояла вместе с другими детьми на священной земле перед образом Пресвятой Девы и протягивала ей цветы – свое приношение. Даже тогда я чувствовала, что стою на земле, посвященной Великой Матери, и позже Нони рассказала мне, что эту деревянную статую поставили на месте древнеримской каменной статуи Дианы, увенчанной короной в виде полумесяца.

Итак, мы вошли в оливковую рощу и под серебристыми изогнутыми ветвями, покрытыми зеленоватой листвой, направились к поляне, мерцавшей впереди слабым голубым сиянием и оттого сразу привлекшей мое внимание.

Наконец мы вышли на поляну, над которой раскинулся небесный шатер с луной и звездами. На поляне, внутри тонкого, мерцающего голубого шара находились три фигуры: статуя Святой Матери, украшенная гирляндой из розмарина, и двое плачущих людей, мужчина и женщина, сидящие внутри круга, начерченного ими на земле. Когда мы приблизились, они взглянули на нас – или, лучше сказать, на мою бабушку – и их залитые слезами лица неожиданно просияли от радости.

– Анна Магдалена! – вскричала женщина, а молодой человек одновременно с нею воскликнул:

– Мы думали, что ты умерла!

– Дети мои! – громко произнесла Нони, а потом, дав мне знак оставаться на месте, приблизилась к кругу и указательным пальцем вырезала отверстие в голубом сиянии, а ногой стерла часть дуги, начерченной на земле.

Потом дала мне знак войти в круг, и я тут же ей подчинилась. Сначала я, а потом она проникли в круг, а затем она запечатала отверстие и указательным пальцем восстановила целостность круга на земле. Теперь все мы находились внутри голубого шара.

После этого она крепко обняла женщину.

– Ах, Маттелина! Моя Маттелина! Неужели остались только мы?

– Только мы, – зарыдала та в ответ. Это была худенькая, как голодная птичка, женщина лет двадцати, а то и двадцати трех, у нее было детское личико, из тех, какие никогда не будут выглядеть старыми, темно-золотистые волосы, и глаза были похожего оттенка – светло-карие. – Мой Гийом умер! И мой маленький Марк меня покинул, мой маленький мужчина!

Бабушка отстранилась от нее на расстояние вытянутой руки.

– Но твоя малышка, Клотильда?

– Жива, – ответила та с тем же страданием в голосе. – Но у нее так болит животик! Есть обычную еду она не может, а молока у меня нет…

– Ах, бедняжки мои! – Нони ласково положила ладонь на затылок женщины и поцеловала ее в лоб. – Теперь мы вместе, и богиня поможет нам…

Маттелина отпрянула от нее и горько сказала:

– А где она была, когда умирали мой муж и мой сын?

– Ты говоришь как христианка, Маттелина, – с осуждением сказал молодой человек глубоким и спокойным, несмотря на недавние слезы, голосом.

Он склонился к бабушке и обнял ее с такой любовью, с таким уважением, что я тут же поняла, что Нони всегда была главой этой маленькой общины.

– Жюстен, – пробормотала она. А когда они разжали объятия, тихо спросила: – А кого ты потерял, сынок?

Кузнец Жюстен был высоким, могучим парнем и на всю деревню славился неторопливостью и невозмутимостью. Но теперь по его лицу пробежала дрожь подавленных слез, и он ответил:

– Отца. Мать. Сестру свою, Амели. Но все остальные здоровы. А еще… – Он сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки, – а еще мою Бернис…

И, свесив крупную голову, зарыдал. Бабушка погладила его по руке и со слезами в голосе сказала:

– И мой Пьетро тоже умер. А где Лоретта, Клод, Матильда, Жорж и Мари, Жерар, Паскаль, Жан и Жанна-Мари?

– Увы! – заплакала Маттелина. – Нас было тринадцать, а теперь только трое.

И вдруг, неожиданно по-совиному округлив глаза, выплеснула на бабушку целый поток наполненных страхом слов:

– Священник говорит, что во всем виноваты ведьмы, которые тайно поклоняются дьяволу! Они целуют его в задницу и спят с ним! Отец Жан говорит, что они используют магию, как и мы, но их магия – злая, черная, и они занимаются тем, что насылают проклятия на простой народ. А по ночам они бродят в лесу, и я вся дрожу от страха, что когда-нибудь наткнусь на такую! А еще они крадут малюток и делают из их жира волшебные мази. Сегодня я даже заплакала, когда укладывала Клотильдочку! – На секунду она замолкла, потом вздохнула и продолжала: – Похоже, дьявол – очень могущественный бог! И если его магия так сильна, что он может наслать чуму и почти полностью уничтожить нашу маленькую общину, то он, может быть, даже сильнее, чем наша богиня…

– Хватит! – приказала Анна Магдалена, едва молодая женщина успела вымолвить последнее слово. – Вот что происходит, когда слушаешь священника, Маттелина! В тебя вселяются страх и неверие. Тридцать лет я приходила в лес по ночам и ни разу не встретила ни одного злодея. И я не желаю слушать даже предположения о том, что их дьявол, самый младший бог из четырех, может быть могущественнее, чем она, являющаяся матерью всех богов. Нет, сказка о злых ведьмах, которые якобы принесли чуму, – это то же самое безумие, что процветало здесь двадцать лет назад, когда в Лангедоке случился неурожай и наступил голод. И вот уже снова сжигают евреев! А те бегут на юг, в Испанию, – говорят, там безопаснее. – Она помолчала, а потом заговорила более суровым тоном: – Теперь мы, как община, должны быть крайне осторожны и следить за тем, как бы нас не застали за ворожбой или во время встречи здесь, в лесу. В противном случае нас объявят ведьмами и колдунами и всех сожгут. Ибо есть тут ведьмы или нет, а уж священники и жители деревни постараются их найти.

– Но если ведьм нет, – возразила Маттелина с таким отчаянием в голосе, что у меня на глаза невольно навернулись слезы, – и если магия богини – самая могущественная из всех, то почему же она не спасла наших любимых от такой ужасной смерти?

– Богиня приносит жизнь и радость. Поэтому она должна также приносить смерть и страдание. Такова цена вступления в этот мир. Как бы мы узнали одно, если бы не знали другого? – ласково спросила Анна Магдалена и, взяв молодую женщину за руку, подвела ее ближе к нам. – Посмотри: мы живы. Разве это не причина для радости? К тому же нас теперь не трое, а четверо. Это моя внучка Сибилль.