Голод - Лина Нурдквист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пописайте в горшок, – велела я.
Армуд зажмурился, когда я вылила вашу мочу на его открытые раны. Лишь бы это помогло.
Над ключицей проходили три узких царапины, там застряли земля и ошметки тряпок. Всю грязь надо убрать, иначе болезнь распространится. Целительница показала мне, когда кучер Карстен принес маленького мальчика, которого избили до полусмерти и оставили умирать на улицах Тронхейма. И еще раз, когда пьяница Бьерке принес свою Сигрид и сказал, что она упала на вилы. Самые глубокие раны опаснее всего. Ее нам не удалось спасти.
Глазами я спросила Армуда. Он кивнул, но отвел взгляд, когда я принялась нагревать на огне нож. Жилы у него на шее набухли, кулаки сжались. Вам, детям, было поручено поискать еще белого мха и смолы вдалеке, где вы не услышали бы криков. Я достала несколько хвоинок, застрявших в ране. Потом резанула. Его вопль проник мне в душу, как никогда не проникали крики тех, кого я лечила. Порезы были такие глубокие, видно было все нутро. Слезы и пот текли по его щекам, смачивая нашу постель. Он кричал, потому что он жив. Если бы медведица разодрала хоть один из больших сосудов, он так и остался бы в лесу.
В доме стало тихо, Армуд наконец-то потерял сознание. Я промывала, сжимала края ран, прикладывала воздушный мягкий мох и тысячелистник к большим ранам, смолу к маленьким. Две менее глубоких царапины на коже оказались длинными, словно от сабли. Все наши льняные полотенца и простыни лежали на полу, окровавленные. Вы вернулись из леса. Остановились в дверях, смотрели, едва дыша. Вы были такие маленькие, а везде была кровь, и я сказал вам:
– Радуйтесь этим лужам – когда человек не жив, кровь у него не течет.
Тут Армуд очнулся и улыбнулся вам. Туне Амалия сварила чай из ивовой коры, и он выпил несколько кружек, чтобы унять боль. Думаю, это помогло, потому что мышцы немного расслабились, голова опустилась на простыню. Я снова послала вас по делу.
– Принесите мне свежей березовой коры, – сказала я тебе, хотя снаружи уже стемнело.
В одно мгновение ты выскочил за дверь. Туне была послана за металлическим крюком, который, я знала, висел в сарае. Березовая кора, белый мох, смола и снова белый мох. Когда все раны были перебинтованы, я еле шевелилась от усталости, а Армуд едва дышал. В полном изнеможении я опустилась прямо на него, но он, казалось, и не заметил этого. Пот и слезы у него больше не текли, а я разрыдалась, уткнувшись в остатки его рубашки.
Наконец Армуд заснул. Жестами я показала Туне Амалии, чтобы она вела себя тихо и улеглась в ногах кровати, но чтобы дала ему еще ивового чая, если он проснется. Потом мы с тобой отправились в путь, Руар. Только ты и я. Металлический крюк, принесенный твоей сестрой, свисал с веревки у меня в руках. Ты нес нож Армуда. Вместе мы пошли разыскивать медведицу. Тебе было всего пять, но в глазах у тебя сверкала решимость. Я чувствовала себя бесконечно усталой, но птицы пели звонко. Свет уже возвращался – мне казалось, что еще только полночь, но в лесу уже наступало утро. Искали мы недолго. Мы ведь знали, где у Армуда его любимые грибные места. Там она и лежала – тяжелая темная неподвижная масса. Корзина для грибов, сплетенная мною из ивовой коры, валялась, разодранная в клочья, рядом со стволом дерева. Целое море тщательно собранных грибов – теперь они разбросаны вокруг, а земля взрыта и искорежена в тех местах, где тело Армуда бросало между стволами.
Ты пошел в сторону дома, убирая по дороге ветки и палочки. Я зацепила металлический крюк за передние лапы медведицы, готовясь тащить ее через лес, задом наперед, шаг за шагом, закинув веревку за плечо и вцепившись в нее руками.
Тело оказалось невозможно сдвинуть ни на пядь. Мне ни за что не удастся оттащить ее домой.
Ты вытащил нож из ножен и протянул мне. Мне придется освежевать ее прямо на месте. Шкура никак не отделялась. Поднялось солнце, между деревьями заиграли яркие краски, но ты заснул, прислонившись к стволу дерева. Нож вскоре затупился от толстой медвежьей шкуры. Я выругалась сквозь зубы, что не догадалась взять с собой точильный камень. Правая рука разболелась. Когда пора было собираться домой, я разбудила тебя, чтобы ты помог мне спрятать куски мяса для второго и третьего захода. Ловко, словно белка, ты влезал на деревья, раскладывая добычу на рогатках ветвей, вне досягаемости для зверей на земле. Я забросила шкуру высоко на дерево, чтобы забрать ее в последнюю очередь – маленькие птички выклюют жир, но сама шкура будет наша.
Руки отнимались, плечи болели, когда я тащила добычу домой. На второй заход я взяла с собой плетеный туесок на плечи, но он был у нас только один, так что тебе пришлось сделать тючок из простыни и тащить на спине. Мы сходили и в третий раз, таскали нашу поклажу часа два, хотя идти было недалеко. На плечах у меня выступила кровь в том месте, где в кожу врезались лямки от туеска, твоя кофта пропиталась пóтом и висела на теле, вся насквозь мокрая. Ни разу ты не спросил меня, долго ли еще, хотя ты был еще такой маленький – в школу только следующей осенью. Заметно было, что ты устал, Руар, когда ты вскарабкался на ветку и сбросил мне шкуру. Однако ты взял в руки последний кусок мяса, когда мы повернули к дому, бормоча, словно во сне, как